1994.04.01-1
(Белимов) — Сегодня первое апреля. Мы вновь собрались для контакта с вами. Сегодня у посредника, у нашего Переводчика хороший день: он получил квартиру, правда, на первом этаже и не очень доволен. Может, это скажется на его эмоциональном сознании, и интересно будет почувствовать. Теперь будем задавать вопросы, вы готовы отвечать?— Спрашивайте.
(Белимов) — Мы прервались в прошлый раз на вопросах о судьбе России, о судьбе нашей страны. Сталин — антипод Ленина, или, как мы склонны думать, его продолжение, его развитие?— Нет, он совершенно разный.
(Белимов) — Так какие цели ставил тогда Сталин, в отличие от Ленина? Нам показалось, что он просто продлил идеи Ленина, только в более жёстком плане.— Согласитесь, можно быть разными людьми, но нести одни идеи. Далее. Вы говорите «антипод» — как вы понимаете это? Вы сами порой добиваясь что-то, считая правдой, нарушаете ваши же условия. (Срыв.) (Обрыв.)
— …В вашем понятии он находится в сознании?
(Белимов) — Скорее всего, он всё-таки в полубессознательном состоянии.— Нет, сейчас он находится в полном сознании. И он будет помнить всё.
(Белимов) — Интересно.— Можете спрашивать даже его.
(Белимов) — Ну, мы подумаем над вопросами к нему, хорошо. Это сегодня такой эксперимент вами, да?— Нет, это ваши правила.
(Губин) — Угу, наше право. Ну ладно.(Белимов) — Хорошо, я продолжу. Многими людьми признаются заслуги Сталина в создании огромной и влиятельной империи СССР. Эти заслуги можно признать более важными, чем его кровавую роль палача народов?— Мы говорили вам о цели… (Пауза)
(Белимов) — О цели?.. Вы слышите нас сейчас?— Переводчик старается отвечать сам.
(Губин) — Угу, не получ… (Срыв.)(СвСоз) — Никакая цель не оправдывает средства.
(Белимов) — Угу, ну хорошо.— Далее. Согласитесь, не только у него были.
(Белимов) — Да. Можно ли, на ваш взгляд, считать Сталина гениальным человеком, или это просто монстр, жестокий интриган с гипертрофированной жаждой власти?— Давайте скажем так. Многие из вас — обыкновенные люди, но когда к ним кто-то приходит извне, вы их называете гениями. Далее. Мы не говорим, что Сталин, в вашем понятии, был контактёр. Но если вы так скажете, то вы будете не далеки от истины.
(Белимов) — Это свойственно многим людям?— Это одержимость.
(Белимов) — Одержимость?— У вас есть такое понятие «одержимость».
(Губин) — Маньяк, короче.(Белимов) — Интересно. Сталин уничтожил интеллектуальную элиту России…— Нет, это вы сделали ранее.
(Белимов) — Ещё при Ленине, да? Когда ранее?— В вашем понятии, в революцию.
(Белимов) — В революцию? Но всё-таки он своими ГУЛАГами, лагерями подорвал генетический фонд нации. Каким силам космоса это было угодно? Почему светлые силы оказались безучастными, наблюдая те истребления генетического фонда России?— Почему вы решили, что безучастны? Были безучастны вы: вы шли на убой, и не очень-то сопротивлялись этому. Почему беды ваши, и вы их получаете по своим заслугам, а обвиняете кого-то?
(Белимов) — Ясно. А за какие грехи русские получили тиранию Сталина?— Мы говорили вам, идёт борьба, это первое. Второе. Согласитесь, что чем выше человек, тем ниже он упадёт.
(Губин) — Да.— Подумайте, женщина — вот вам пример — она может быть и самым добрым существом, и самой злой, и ни один мужчина не сравняется с ней. Так же и народ ваш — женщина.
(Белимов) — Хороший ответ. У нас есть ощущение, что доведись испытать всё, что пришлось на долю россиян, другим нациям, менее стабильным и стойким, например: финнам, норвежцам, итальянцам — их страны бы уже рухнули и ассимилировали, — мы же почему-то пока живём, хотя и прозябаем. Говорит ли это о силе и жизнестойкости нации?— Мы же вам сказали: чем больше сил, тем выше вы подниметесь, и тем ниже вы упадёте, смотря в какую сторону примените её. Далее. Мы не говорили вам, что вы избранные, но… многие из вас избраны. И мы говорили вам о вашей России, что вы будете духовным центром.
(Белимов) — Так вот, несмотря на веро… (пауза) Вы хотите продолжить?— Идёт жестокое обучение, жестокая борьба, и к вам приходят вожди ваши, чтобы уничтожить вас. Они не знают того, и считают, что Сталин… (Срыв.)
— И многое, что творите, думаете, что делаете сами, хотя кто-то это делает вашими руками, вашими мыслями. Мы говорили вам о Сталине. Почитайте заключение экспертизы.
(Белимов) — Какую экспертизу?— Спрашивайте.
(Белимов) — О какой экспертизе вы говорите, ведёте речь?— Конечно после смерти. Разве мог быть диагноз, и он вам известен, опубликованным при его жизни?
(Белимов) — Диагноз состояния мозга, или чего?— В вашем понятии, психологическое здоровье.
(Белимов) — А-а, да-да! Это говорит о том, что он был параноик. Это вы подтверждаете тоже?— Поймите, многое сделанное вами, всего лишь вашими руками и не более, вы принимаете за свои идеи. Далее. Вы родили монстра, вы, ваши…
(Губин) — Образы? (Срыв.)— Подумайте, если бы он не был рождён вами, разве мог бы он владеть вами? Подумайте, какую он власть имел?
(Белимов) — Понятно. Но почему-то не смогли противостоять при жизни.— Почти всё зло, что было в стране вашей, воплотилось в личность. И та личность раскидала это зло, и до сих пор получаете. И долго будете получать.
(Белимов) — Угу, ясно. Ну, несмотря на верования, что России предопределено быть духовным вождём земного человечества, у нас не исчезают сомнения в этой миссионерской способности русских. Мы слишком деградируем, на наш взгляд, если говорить по большому счёту; мы жадны, ленивы, завистливы, агрессивны в массе своей. Где же корни духовного обновления, которое выведет?..— Мы же говорили вам: чем больше сил, тем больше упадёте или подниметесь. Поймите, почти вся, в вашем понятии, энергия находится в вас, в вашей России. И потому, используя её, впадаете в крайности. (Срыв.)
(Белимов) — Угу, впадаем в крайности. (пауза) Можно задавать вопросы дальше?— Далее, не говорите обо всех, говорите о себе. В том и ошибка ваша, что вы говорите обо всех, и хотите весь мир изменить, а себя нет. И вы весь мир меряете относительно себя, и в том ошибка каждого из вас. Согласитесь… (Срыв.)
— Почему-то вашему Переводчику не нравится это слово.
(Белимов) — Какое?— Согласитесь. (Срыв.)
(Белимов) — Ну найдите другую замену - «подумайте».— Спрашивайте.
(Белимов) — Наблюдая историю других иных стран — США, Франции, Англии и других, — мы убеждаемся, что там эволюция развития идёт более цивилизованно, без колоссальных человеческих жертв. Получается, что там люди умнее и человечнее, чем в России?— Мы говорили: почитайте уголовную хронику.
(Белимов) — Угу.— Далее. Как вы меряете? Если бы она прозябала так же, как прозябаете вы, вы бы не заметили тех учителей <…> (Срыв.)
(Губин) — Что?— …что назовёте той духовностью. Вы за физическим благополучием не видите… (Срыв.) (Обрыв.)
— Нечистый контакт.
(Губин) — Кто вмешивается?— Переводчик находится в полном сознании, и потому старается корректировать нас более, чем мы можем.
(Белимов) — Скажите, а может быть, тогда лишить его этого сознания? Зачем…— Тогда мы придём насилием.
(Белимов) — Ну…— Поймите, мы играем по вашим правилам. Мы пришли к вам, и потому вы хозяева, — мы всего лишь гости.
(Белимов) — Но Переводчик слишком вмешивается, и всё равно он не запомнит дословно этого диалога, а наши перебивки будут мешать течению разговора. Ну ладно, это вам судить, давайте попробуем и так. Если будут слишком большие помехи, то, может, изменим что-либо?(Губин) — Скажите, пожалуйста, а вы когда-либо сможете прийти вообще в сознание, чтобы мы знали, что вы пришли?— Тогда подумайте, ваши мысли, что это?
(Губин) — Это то же самое, да?— Подумайте, мы говорили вам о начале мысли, мы говорили: и найдите, и подумайте. В вашем понятии множество мыслей и разного качества. Подумайте. Смотря на качество, вы сможете понять, кто к вам пришёл: вы, мы или иные.
(Губин) — Понятно. Но у меня такой вопрос: это надо какие-то критерии, от чего мерить?— Критерии находите вы. Мы говорили вам, если мы будем вести вас, то вы никогда не научитесь сами.
(Губин) — Хорошо, вопрос такой. Мне надо ваше мнение знать. Я услышал или сделал сам вывод, что всё в мире разрешено, но только, чтобы другим не мешать, — пусть каждый двигается, куда он хочет, полная свобода действий, но чтобы не мешать другим.— Это говорит о том, что вы опускаете руки: пусть будет всё, как есть.
(Губин) — Но извините…— Вы должны бороться, бороться, но не попирать. Подумайте, и вспомните, мы говорили о войне, мы говорили о споре. Вспомните, вы можете доказать свою истину тремя путями: физически…
(Губин) — Психологически. (Срыв.) (Обрыв.)— …тремя путями: физически, что чаще вы делаете; эмоционально, чувствами — это вы делаете очень часто; логи… (Срыв.) …просто неся информацию.
(Губин) — Угу.— Книга, подумайте, книга даёт вам эмоции, или вы создаёте сами? Книга вам даёт только информацию, всё остальное вы делаете сами. Вы переживаете действие книги, но согласитесь, что книга несёт только информацию.
(Губин) — Да.— Не каждый примет, как вы видите. Это и есть множество видений, это и есть параллельные миры. Даже вы, живя с друзьями, не видите, что они живут по-другому, они вас не понимают — вот вам и параллельные миры, вот вам множество миров среди вас, и вы сами живёте во множестве.
(Губин) — М-да.— Вы изменчивы, вы вода: сегодня вы одни, завтра другие — вот вам параллельные миры. А вы хотите, минуя их, уйти в другие, которые действительно можно назвать параллельными мирами, в физическом смысле. Но вы подумайте, с чем вы придёте туда? Придёте как экскурсанты? (Срыв.) (Обрыв.)
(Белимов) — Смотрите, если смерть людей — это освобождение души из тел клеток, то Россия много своих сынов освобождала для космических дел. Скажите, надо ли радоваться этому?— Как вы можете радоваться смерти? Что в вашем понятии «смерть»?
(Белимов) — Это потеря, конечно, для родных и близких, но, может быть, для космического сообщества это приобретение?— В таком случае все ваши вожди, что приносили смерть, приносили космическую пользу. Ну давайте вместе пойдём на эшафот, и что же здесь останется? Пустыня? Мы все уйдём куда-то выше? Почему вы хотите уйти в лучшие миры, не оставаясь здесь?
(Белимов) — Понятно.— Не предательство ли это?
(Белимов) — Т. е. наши дела в основном на Земле должны вершиться?— Там, где живёте, там и вершите. Если вы придёте в другой мир, — что будете делать там? Вы опять попадёте в ту же ситуацию, и вы опять захотите уйти оттуда, ибо не будет понято и то. Вы не можете понять в том мире, где родились, а хотите уйти в другой мир. Если вам трудно здесь, и вы хотите уйти, где легче — это трусость, это предательство.
(Белимов) — Угу, хорошо. Я, может быть, повторяюсь. Вот тут есть мнение, что Бог лучшим своим чадам даёт испытания. То же происходит и с русскими?— Мы отвечали вам.
(Белимов) — Угу, хорошо.— Поймите, испытание — не наказание. Наказание ничто не приносило, кроме страха. Спрашивайте.
(Белимов) — По теории получается, что социализм — это более передовой и человеколюбивый строй. Почему же он потерпел неудачу не только в СССР, но и во всём мире?— Давайте говорить о вас. Вы говорите «передовой», в чём?
(Белимов) — Ну в том, что он проповедует равенство людей…— Равенство?! Да, вы сказали «каждому по труду», — вы делали то?
(Белимов) — Видимо, не делали. Так почему, мы не делали в союзе, так может быть, в Чехословакии это делали? Почему везде он рухнул?— Вы, и сказано вами, не выполняете 10 заповедей, и обвиняете Господа в своих бедах. Вы не выполняете идей социализма, и обвиняете его, и говорите, чем он плох. Что вы выполняли из того?
(Белимов) — Т. е. мы не подошли близко…— Вы говорили о равенстве, да, вы сделали равенство, — в вашем понятии, все стали бедными.
(Белимов) — Угу.— Далее. Было бы похоже, и это вам говорит уже Переводчик… у вас было более похоже… (Срыв.) Пусть он скажет, пусть! (пауза)
(СвСоз) — «Социалистический капитализм».
(Губин) — Угу.— Вы не согласны с ним?
(Белимов) — Ну…— Да, у вас были верные идеи, но вы их не исполняли, и в том беда ваша. И давайте не будем вам говорить, в чём ошибка. Ошибка ваша во всём, ибо в каждом и везде вы ошиблись. Назовите хотя бы одну из ваших идей, которую бы вы выполняли.
(Белимов) — Угу.— Дальше. Вы говорите «интеллигенция», но разве слово «интеллигент» не было у вас ругательством?
(Белимов) — Всё верно. Ну вот нам не верится, что капитализм с его эксплуатацией людей, более человеколюбив и богоугоден, чем коммунистическая формация. В чём мы заблуждаемся? Ведь капитализм сейчас царствует на Земле.— Тогда давайте проведём аналогию: Библия и капитализм. Посмотрите внимательно, и увидите там многое похожее. Там говорилось об овцах, а вы же про капитализм говорите «рабочие». В чём разница? Далее. Эксплуатируете… (Срыв.) Как вы понимаете «эксплуатация»? В таком случае, здесь нет ни одного свободного человека, ибо все эксплуатируемые; нет воли, нет, ибо вы зависите от обстоятельств, — вас эксплуатируют обстоятельства. Подумайте.
(Губин) — Ну да.— Тогда — что же получается, все вы рабы? Далее. Ваши ошибки. Мы говорили вам, религия, вера и Бог — разные вещи. Ну вы подумайте, что говорит ваша религия? Она говорит о послушании, она говорит вам, чтобы вы стали рабами. И подумайте: вы имеете детей, — вы хотите, чтобы они были вам рабами?
(Белимов) — Нет.— Почему же тогда ваши религии говорят это?
(Белимов) — Да, мы чувствуем несоответствие.— Далее. Вы говорите об эксплуатации. Вы работаете, и вы получаете, и вспоминаете об эксплуатации только тогда, если мало получаете.
(Белимов) — Угу. Понятно.(Губин) — Ну да, в принципе, кнутом никто не бьёт по спине.(Белимов) — Мы убедились, что социалистическому строю под силу грандиозные дела: мы выиграли жестокую Великую Отечественную Войну, возвели огромные плотины, освоили целинные земли, первыми вышли в космос. Трудно поверить в несостоятельность, хотя бы в будущем, такого строя. Что скажете на это вы?— Мы скажем вам, что вы были одержимы, и потому всё делали. Подумайте, многим ли вы были хорошими? Да, вы создали плотины, и что же? Вы решили природу выкроить по своим меркам. И что было потом? Что вы делали? Зачем вы строили эти плотины? Зачем выходили в космос? Для души или, быть может, для тела?
(Белимов) — Ну это извечное стремление человечества открывать что-то новое. Но главное, что социалистический строй сумел первым предпринять такие грандиозные усилия.— Ну тогда вы мне скажите, что вы открыли нового, перегородив реки? Да, вы открыли русла, они стали сухими, и вы смогли теперь понять, что такое голод, и вы смогли понять, что такое экология. Это то новое, что вы искали?
(Белимов) — Мы получили зато дешёвую электроэнергию, и, благодаря этому, у нас произошёл прогресс.— А может быть, смерть?
(Белимов) — Смерть?!— Может быть, это и есть ваша медленная, дешёвая смерть? Подумайте: что вы будете делать скоро, если вы будете продолжать теми же темпами? И подумайте: если бы ваш социалистический строй двигался такими же темпами: он так же перекрывал бы плотины, так же летал бы в космос, оставаясь при этом обыкновенными людьми-кухарками. Согласитесь, что вас надо было бы вовремя остановить, иначе бы вы столько наворочали!
(Белимов) — Ну это и было сделано, видимо, в 90-х годах, да? Нас остановили?— Мы говорили вам о душе.
(Белимов) — Так.— Мы говорили вам о душе города, о душе планеты, и далее. И когда мы говорим вам, вы сами остановились, мы говорим о душе вашей планеты. Многие индивидуумы понимали истинное положение ваших открытий, и видя, страшились того. Вот вам сообщества — индивидуумы, город, страна, планета. Вы, и мы говорили вам это часто, вы владеете своим миром, вы владеете собой. И если вам скажут: «Душа планеты остановила вас» — это тоже не ложно, ибо вы частица той души. И ваше решение, ваш голос был важен.
(Губин) — Скажите, а если он не сыграл большой роли, ну мало таких людей, кто не послушал.— Нет таких людей. Среди вас, в вашем сознании есть люди ниже и выше вас. Подумайте, мы говорим о сообществе, и называем «душой планеты». Как же вы можете сказать, что в этой душе есть частицы, которые никто не слушает? Где же единство? Где же целостность? Даже физически вы можете доказать, что такое невозможно. Подумайте. Спрашивайте.
(Белимов) — Ну а скажите, к каким слоям относятся те индивидуумы, которые уже понимали пагубность социалистических, ну, крупных преобразований планеты? Это учёные были, или политики, или философы? Кто всё-таки в большей массе?— В большей массе?
(Белимов) — Да.— Все, все слои понимали. Разница только в том, что чем больше пост, тем больше он скрывал свои чувства. (Срыв.) (Обрыв.)
— …было больше тех, кто боялся, боялся выступить. И чем выше пост, тем больше страха, ибо больше ответственности. Нельзя говорить о процентах.
(Белимов) — Ну кто всё-таки был впереди по интеллекту? Учёные или философы?— Почему вас это интересует? Почему? Что заставило вас задать этот вопрос?
(Белимов) — Ну, у меня есть элемент недоверия к учёным.— Ваши учёные планировали, ваши. А кто дал команду планирования?
(Белимов) — Политики или философы.— Политики. Тогда подумайте, кто больше? Политики — не учёные, но навязывают свои идеи учёным. Что делают учёные? Они поступают не лучшим способом: они выбирают самый наилучший — как угодить политике. И ваши науки — это всего лишь политика. Вспомните вашу медицину, и вспомните её запреты, вспомните. Переводчик подсказывает нам, да, вспомните Сахарова, вспомните Чайку, вспомните. Полезное пропадает… (Срыв.) (Обрыв.)
— …обман. Политики лгут, а учёные лгут в угоду политикам. Кто меньше всего будет лгать, подумайте? Обыкновенный человек, не имеющий пост: ему нечего терять.
(Белимов) — Ну вот они-то и двигали прогресс умственного развития и понимание вот этого, да? Простые люди.— Все вы просты, только должности у вас разные. И вы вашу должность принимаете за сущность, хотя это всего лишь одежда.
(Белимов) — Скажите, может быть, несостоятельность социалистического строя в том, что он, провозглашая благо для всего сообщества, оказался жестоким по отношению к отдельным индивидуумам, просто к людям. Мы правильно понимаем?— Социалистический строй был жесток или были жестоки всё-таки вожди и люди? Как вы понимаете? Как вы разделяете социалистический строй и людей?
(Белимов) — Вы правы. Наверно…— Социалистический строй был жесток или всё-таки люди, которые под флагом социализма творили ваши дела? Спрашивайте.
(Белимов) — Вы правы, надо было мне по-другому задать вопрос. Видимо, люди. Но странное дело, во всех странах, — а их было много, почти половина на земном шаре, — везде, получалось, люди ошибались одинаково; нигде социалистический строй не показал свои преимущества. Почему так получилось дружно?— Поймите, все вы одинаковы. Да, вы имеете разную одежду, вы имеете разную национальность, но вы же все одинаковы. В вашем понятии, ваша цивилизация — она везде одинакова: где-то больше, где-то меньше, всего лишь только техникой. Духовно, — как это будет обидно вам слышать, — духовно как раз больше там, где меньше цивилизации.
(Белимов) — Угу.(Губин) — Ну, поэтому и помощь, наверное, идёт к нам.(Белимов) — Скажите, состоятельны ли, на ваш взгляд, идеи социализма и коммунизма, и почему «да», или почему «нет»?— Почему вы спрашиваете нас? Это было придумано вами, и мы говорили вам, и вы спрашиваете нас.
(Белимов) — Но вам со стороны виднее наши ошибки.— Мы должны прийти и спросить к вам: «Что у вас плохого, и что хорошего? Что помешало вам, или что двигало?» — а вы спрашиваете нас. Почему? Вы же знаете ответы, знаете ответы на множество вопросов, вы знаете их, но не доверяете себе. Прежде, чем задать вопрос, записать, вы уже ответили на него, вспомните. И вы лишь хотите только наше подтверждение, и не верите себе.
(Белимов) — Понятно. Но нам нравятся, вот мне, идеи коммунизма. Но почему же они рухнули все? Вот это и ставит нас в тупик.— Вам нравятся идеи коммунизма? Тогда скажите, многое ли вы сделали, чтобы они жили? Много ли сделали ваши?.. (Срыв.) Спрашивайте.
(Белимов) — Т. е. мы мало сделали, и поэтому винить отдельно строй с его… не имеем права, так, видимо?— Вы больше похожи на спортсмена, который жаждет добежать первым, а что по сторонам — это никого не волнует. Вы бежите, толкаетесь, вокруг вас падают, а вы бежите. Ваша цель — финиш — вот ваша задача. Вы похожи на бегунов, которые заботятся только о себе, и лишь бы первыми добежать. Вот вам ваш коммунизм, и ваше понятие коммунизма. Что вы можете сказать о коммунизме? Вы говорите об идеях. А много ли вы их знаете? Читали ли вы полностью всё, что писалось о коммунизме?
(Белимов) — Нет, конечно.— И все ваши произведения прошли через политику, и многое было вычеркнуто. А ведь в этих трудах было сказано о коммунизме и плохое. Сами авторы говорили и указывали на ошибки вначале, указывали, к чему может привести. Если всмотреться, то вы бы нашли, что они были правы. А вы же пропустили через политиков. И они, и вы часто это делаете: всё, что не угодно — убираете, и потому ложно. Мы говорили вам, истина и правда, и в чём разница. Правда — это отражение истины в зеркале, которое столь криво, и кривится оно вашими эмоциями, вашими понятиями о долге, вашим понятием о… (Срыв.) Спрашивайте.
(Белимов) — Хорошо. Насколько мы информированы, западные страны не имеют задуманной далеко наперёд программы совершенствования общества, за исключением, может быть, провозглашённого стремления обеспечить всех по их потребностям. Так что же, в этом их и успех, в этом и перспективы их общества?— Почему вы задаёте такие вопросы? Вы боитесь отстать? В вас больше страха остаться последним — вот, что заставляет задавать этот вопрос.
(Белимов) — Нет.— Вы похожи на ревнивую девицу, которая говорит: «Почему социализм лучше, а капитализм хуже? Но почему при капитализме лучше живут?»
(Белимов) — Ну…— В вас говорит страх.
(Белимов) — Не страх…— Поймите, любая политика, любой строй, всё будет утопией, если вы не изменитесь духовно. Ещё в давние времена уже мечтали, как вы говорите, о коммунизме. И что же? Мечтали о строе, но не о людях. Никто никогда не говорил об индивидууме в этом строе, всегда говорили «строй, строй… народ, народ…» И никогда не говорили о человеке, никогда не говорили о чувствах. А если и говорили, вспомните как: «Да, кругом будут равны. Не будет денег…» — и далее, далее. Только так вы говорили о людях. Как же вы можете говорить «почему было плохо», если изначально вы приняли искажённо? И мало того, исказили ещё больше, исказили в вашем понятии, о долгах, о любви. Вы… (Срыв.) Спрашивайте.
(Белимов) — Хорошо. Судя по Нострадамусу, развал СССР был предопределён. Но и сейчас об этом знают многие люди. Почему исторически развал был необходим?— Мы же говорили вам о душе планеты. Подумайте, с вашим фанатизмом, вспомните, как вы… вы же придумали пятилетки. Теперь представьте, если их будет множество. За одну только пятилетку вы наворочали столько, что до сих пор не можете расхлебать. А представьте, если это будет 100, 1000 лет. Что будет?
(Белимов) — Угу, в этом наши ошибки. Ясно.— Спрашивайте.
(Губин) — Скажите, пожалуйста. Может быть, другой путь избрать… будет правильней, ближе к природе, т. е. привыкнуть к тому, что есть вокруг нас…— И вы опять возьмёте крайности, и у вас это уже есть. Да, вы говорите: «уйдём к природе… уйдём в пещеры», — и что? Вы опять вернётесь в средневековье, и станете дикими. Зачем же? Мы говорили вам, вы рабы техники, — да, вы рабы. И мы говорим вам: перестаньте быть ими, и растите духовно, вы должны вырасти духовно, — вами же сказано «родиться заново». Какой бы строй к вам ни пришёл, и кто бы к вам ни прилетел, он не изменит вас, и не даст вам лучшее, если вы не изменитесь сами. В любом строе вы могли бы жить, и потому, изменившись, вы бы не создавали никаких строев, вы бы просто жили. Подумайте, и вспомните животных, хотя бы дельфинов. Подумайте, для чего вы строите заводы? Потому что вы не можете уже без них. А когда-то ведь могли! Вспомните, совсем недавно вы могли существовать без заводов, и вы жили, жили прекрасно, и вас было много. А сейчас они стали нужны. И убрав их, вы погибнете. Почему? Потому что вы стали их рабами. И подумайте, почему те же дельфины не строят этих заводов? Они просто живут.
(Белимов) — Ну они могли бы построить заводы?— Зачем? Зачем им нужны протезы?
(Губин) — Ну вот я к этому и клонил, что они-то в природе живут, они часть природы, и природа о них, естественно, беспокоится, чтобы они не исчезли сами.— Подумайте, если вы сейчас уберёте всю вашу технику, вы погибнете. Мы же говорили вам, к сожалению, вы должны теперь идти медленнее, и будете идти медленнее. Да, у вас произойдёт духовная революция. Поймите, никакая революция вам не нужна, — только духовная. И когда вы изменитесь, у вас будет другое отношение к технике, совершенно другое, и вы не будете уже её рабами. Вы будете её строить, да, вы будете могучей технократической страной, но не рабами её.
(Губин) — Но ведь, чтобы строить технику, нам потребуются ресурсы: мы больше будем выкачивать из земли, естественно зверям и природе будем наносить непоправимый ущерб. А как мы?..— Вы не слепы.
(Губин) — Минуточку.— Вы не слепы, и не видите множество энергии, что вокруг вас, и не видите, и берёте то, что уже лежит. Подумайте, вы говорите об энергии, тогда представьте дикаря, который добывал энергию огнём. Если бы ему сказали, что существует электричество, — что бы он вам сказал? Он бы вас не понял. А теперь подумайте: может, вы тоже дикарь с электричеством, и ваш костёр всего лишь электричество? И будут более другие энергии, чем вы сейчас понимаете.
(Белимов) — Мы подозреваем, что так оно и есть.— Подумайте, мог ли дикарь видеть электричество, солнечную энергию? Мог он видеть?
(Губин) — Нет.— Нет, и потому он не мог использовать. Спрашивайте.
(Губин) — Т. е. получается, что мы уйдём от того, чтобы губить Землю, образно говоря, и будем просто пользоваться тем, что вокруг бесплатно.— Да, вы привыкли бороться, вместо того чтобы подойти и попросить — вы отбираете. Для того чтобы взять, просто взять, вы не можете, вам надо завоевать. Вспомните ваш строй: «Завоевали… Победили…» — это ваши слова. Мы когда-нибудь говорили: «Взяли… Отобрали… У природы отобрали то-то и то-то, победили природное то-то и то-то, завоевали у этого то-то…» Вспомните. На кого же вы похожи?
(Белимов) — А природе не безразлично, как мы говорим, завоевали, победили или попросили у неё?— Разве мы о словах говорили? Мы говорили, как вы действуете.
(Белимов) — Угу.— Подумайте, вы плотины строили — вы просили, или, может быть, вы просто взяли, не навредив никому? Может быть, вы завоевали? Вы же сказали: «И великая река Волга, окована цепями…» Вспомните! О какой свободе говорите вы? И говорите вы, что рвали эти цепи, — вспомните ваши лозунги, — и сами создаёте их.
(Белимов) — Ясно.(Губин) — Но ведь от перестановки мест слагаемых, сумма не изменится. Рыба-то будет гибнуть, на нерест не идёт. Опять получается, попросили мы или не попросили, — рыба будет гибнуть.— Если бы вы жили в природе, вам не нужно было бы строить те плотины: вы могли бы взять и так. Вы же страдаете гигантоманией.
(Губин) — Угу.- «Социалистический строй только построил такие плотины…» — вот вам пример.
(Белимов) — Угу.— Почему же при капиталистическом строе энергии не нужно столько, сколько у вас? Нет, у вас гигантомания. Вы всегда хотели больше. Если уж строить, так большое. Если уж завоёвывать, так всё.
(Белимов) — Но у нас были возможности, мы могли концентрировать усилия… (Срыв.) (Обрыв.)— …или о рабах?
(Белимов) — Ну капиталисты, даже отдельно взятый, не могли построить огромные плотины, а социализм мог выделять… Ну, конечно, за счёт обнищания народа, понятно.— Капитализм не делал из рабочих рабов, — вы же, и ваше всё, построено рабами. Разница лишь только в том, что они носили имена вместо номеров, и назывались рабочими. Всё остальное — рабы.
(Белимов) — Ясно. Крушение Советского Союза повлекло войны и беды, которые мы сейчас наблюдаем. Неужели в общепланетарном масштабе это благое дело?— Мы не говорили вам о благом, а мы говорили вам о наживе. И какое «благое» вы видите в этом? Сколько крови вы принесли не только своей стране, но и другим? Это благое?
(Белимов) — Нет, но…— Вы пришли с караваем хлеба в одной руке, а в другой держали меч. И если отказывались брать хлеб ваш, то вы рубили мечом — вот ваша доброта.
(Белимов) — Ну вот смотрите, если рассматривать общую ситуацию в мире, то уход со сцены Советского Союза снижает независимость многих третьих, развивающихся стран: они легче попадают в зависимость от капиталистов, монополий. Мы не правы?— Представьте, мы сейчас находитесь в капиталистической стране, и ведём этот контакт. Теперь подумайте: вы — капиталист, и вы спрашиваете тот же вопрос, только вместо социализма говорите капитализм: «Вот, мы теряем капиталистические страны, капиталистический строй, и потому независимость…» Вы можете провести далее аналогию?
(Белимов) — Ну сейчас вполне возможно, что без всяких усилий любая страна, та же США, завоюет Гаити или другую какую страну, и Советский Союз не сможет вмешаться, как раньше бы он вмешался. Получается, действительно «большой полицейский» может творить что угодно, а у других стран теперь нет защитников.— Давайте проведём ту же аналогию. Вы в капиталистической стране, и вы — капиталист, и вы будете говорить только уже о социализме: «Любая социалистическая страна захочет завоевать…» — и далее, далее.
(Белимов) — Понятно.— Вы видите относительно себя, со своими понятиями.
(Губин) — В силу каких понятий мы ещё мерить можем?— У вас много понятий. И хоть они ложные, это ваши понятия, и вы подчиняетесь им. Вы решили, что вы лучшие, остальные строи хуже — вот вам одна из ошибок, почему вы погибли. Вместо того чтобы идти в ногу, вы стали бороться только из-за того, что там другой строй. То вы говорили: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — и в то же время тот же пролетарий уничтожали, потому что он живёт в другом строе.
(Губин) — Минуточку, вопрос такой. Вы как-то сказали, что человек живёт только тогда, когда он борется. Что же, если бы мы не боролись, умерли бы, что ли?— Как Вы понимаете «боретесь»?
(Губин) — Ну впрямую и понимаю.— Впрямую?! Впрямую ваша борьба — это физически, это драка, это войны?
(Губин) — Не только, преодолевать препятствия, трудности.— В чём трудности были у вас? Почему вы физически преодолеваете, физически? Если к вам идёт навстречу человек, и вы считаете, что это преграда, вы его уничтожаете только из-за того, что он идёт не в вашу сторону, носит не ваше имя, и непохож на вас. И вы это называете борьбой? А может быть, это просто убийство? Убийство, чтобы самим дойти.
(Губин) — Хорошо, а теперь посмотрите на другую сторону вопроса: идёт человек, чтобы вас убить, а вы встречаете его с распростёртыми объятиями. В результате получаете нож в спину, или в грудь, в сердце. И что?— Что?!
(Губин) — Да.— А как вы можете получить нож в грудь?.. (Срыв.) У Переводчика есть интересная идея, спросите у него.
(Белимов) — Он не может высказать?— Если вы сумеете встретить его, он не будет бить вас ножом. Поймите, подобное притягивает подобное. Это закон, и не нам, и не вам его менять. Если вы ждёте с распростёртыми руками, и где-то в глубине думаете: как бы ни ударил ножом — он ударит.
(Белимов) — Угу, ясно. (Срыв.) (Срыв.)— Вы говорите, не помните прошлую жизнь.
(Губин) — Да, к сожалению.— А что вас заставило задать этот вопрос? Может быть, вина ваша?
(Губин) — Может быть.(Белимов) — Продолжим. Если правы те, кто называл Советский Союз империей зла, то сейчас, после развала СССР, политическая обстановка, эмоциональная, моральная, на планете Земля улучшилась. Вы отмечаете это улучшение?— Нет.
(Белимов) — А почему?— По каким мерам вы понимаете «лучший мир»? А если мы вам скажем, что какими вы были, такими и остались.
(Белимов) — Но противостояние стран…— Мы вам говорили, что какими вы были средневековыми, такими вы и остались, вы не изменились. Физически — да, вы изменились сильно, духовно — нет. По каким критериям вы можете сказать: лучше или хуже? Почему вы ваши критерии навязываете нам? Почему мы должны говорить, лучше или хуже? По каким мерам вы меряете?
(Белимов) — Нет, ну, может, вам лучше наблюдать со стороны. Вы в эмоциональном мире.— У нас нет мер ваших, поймите, нет! Мы говорили о единстве, а вы же говорите «хуже-лучше». Как мы можем сказать: что хуже мы вас или мы ниже? Мы должны говорить вашими мерами?
(Белимов) — Ну послушайте, кончилось противостояние стран, т. е. ушла эманация зла между друг другом, страха друг перед другом.(Губин) — Борьба сменилась сотрудничеством.(Белимов) — Да, сотрудничеством сменилось. Должно бы улучшиться эмоциональное состояние в мире.— Это всего лишь «ожидающие звери».
(Губин) — Что?(Белимов) — Ожидающий зверь?! А почему?— Скоро, скоро вы поймёте сами, и найдёте этот ответ, и будете переживать его. Мы говорили вам, вспомните, о возможности конца света, в вашем понятии. Какой же может быть конец света, если бы вы жили дружно, если было бы всё понято, если бы у вас было сотрудничество? Зачем тогда вам ваши «дубинки», если вы сотрудничаете? Зачем?
(Белимов) — Ну, страх войны-то ушёл, опасения-то уменьшились. Как мы сейчас будем друг против друга воевать, если мы идём одним путём, и американцы, и русские?— Разве? Страх у вас держится только на тех дубинах. Вы боитесь самоуничтожиться, вы боитесь, что та другая дубина у него может оказаться сильнее, и потому вы в перемирии. Подумайте, не звучит ли это глупо? Но всё-таки это говорите вы, вы живёте так. Для того чтобы не было войны, надо создать больше оружия, более мощное. А вы ведь живёте так, и вы делаете так. Что вы боитесь? Что вам мешает развязать войну? Ответный удар.
(Белимов) — Конечно. Сейчас, кстати, к вооружениям мы достаточно прохладно относимся…— Далее. Вспомните Иуду, разве он шёл войной? Нет, он помогал ей, — он помогал, но предал.
(Белимов) — Роль США примерно такая же будет, да?— Вот вам, пожалуйста, пример: что лучше, что хуже. Почему вы не спросили роль СССР? Потому что вы не из США.
(Белимов) — Потому что мы исчезли как СССР.— Нет, вы не исчезли. И в этих словах было больше смысла, чем вы даже знали.
(Губин) — Поясните, пожалуйста, последнее, что вы сказали: «Больше смысла, чем вы даже…»?— Вы говорили, у вас нет СССР.
(Губин) — Да.— А мы говорим, вы остались, вы остались, и ещё соединитесь. Далее. В этих словах было больше смысла, чем вы знаете.
(Губин) — В смысле, что мы соединимся, или, что мы исчезли?— Мы говорим о буквах.
(Белимов) — Угу, «союз советских…» Союз, вообще-то, от слова союз.(Губин) — Т. е. аббревиатура.— Мы говорим о буквах, но не о словах.
(Белимов) — Это тайна? Вы не можете сказать? Почему три «С» чем-то значительны?— У вас есть люди, и вы их знаете, которые вам могут ответить на это.
(Белимов) — В нашем окружении? (молчание) Хорошо, попробуем спросить. Скажите, возродятся ли идеи коммунизма, как на то надеется видоизменённая компартия?— Мы множество раз отвечали вам на эти вопросы. Мы отвечали вам о любых партиях, мы отвечали вам о любой стране, а вы продолжаете, и продолжаете спрашивать, и спрашивать. Почему вы спрашиваете то, что уже известно, и что уже было вам сказано? Почему не услышано вами? Поймите, мы говорили вам: что в любом строе вы можете жить, но только живите по-человечески! Будьте человеком! И всё! Став им, вы не будете говорить о строе.
(Белимов) — Возможно, мы, после бесед с вами, начнём в наших статьях это проповедовать, пропагандировать. Но нам надо досконально разобраться в правоте и не правоте наших мыслей.(Губин) — Извините, а что вы считаете человеческим из таких, допустим, как зависть, самомнение, навязывание своего мнения другим, т. е. применение силы, допустим, даже в разговоре переубедить кого-нибудь?— Спрашивайте.
(Губин) — Или наоборот — полная свобода, согласие со всеми, непротивление злу, как проповедовали, что не противься злому — зло само себя накажет рано или поздно. Я это проверил на своей, так сказать, шкуре. У меня, честно говоря, к Библии больше веры, потому что вы противоречите иногда сами себе: в одном контакте — одно говорите, а в другом — всё наоборот, опровергаете себя.— Приведите пример «наоборот» — первое. Второе. Вы, и мы говорили вам, соглашаетесь только тогда, когда это вам угодно. Далее. Вы спрашиваете о человеческих чувствах, и мы говорим: «Будьте человеком!». И сказано в той же Библии, о которой вы говорите: «Будь человеком!» В чём противоречие? Далее. Почему вы сразу говорите об отдельных качествах? Почему вы говорите о зависти или, наоборот, о любви?
(Губин) — Т. е. человек вмещает…— Почему вы делите? Почему, если даже вам в вашей Библии же сказано: «Человек — сын Божий»? Подумайте, даже здесь говорится о единстве. А вы же разделяете, и вы же говорите: зависть, любовь, зло, гневность и далее, — и вы называете это человеком. А почему вы не вспомните любовь матери. Почему не вспомните, и не скажете: «Это человек!» И вы даже не замечаете того. Когда к вам приходят с любовью, вы не замечаете, и не называете его человеком, вы зовёте его ненормальным.
(Губин) — Ну хорошо.— Все чувства, если они открыты, вам чужды, вы пугаетесь их, и говорите: ненормальные, больные, слишком эмоциональные, нервные, и далее, далее…
(Губин) — Есть такое, да.— И далее. Вы что, хотите услышать рецепт?
(Губин) — Да мне хотелось…— Рецепт о конкретном человеке? Вам нужно конкретно сказать о тех чувствах, которые должны быть у человека? В процентах? В количестве?
(Губин) — Нет, ну…— Тогда вы будете знать, что такое человек?
(Губин) — Не утрируйте понятия. Я хотел сказать такое… (Срыв.) (Обрыв.)