(ХГМ) — Алло!
(Моисеенко) — Здравствуй, Геннадий! Как ты? Жив, здоров? Рассказывай, что у тебя нового?
(ХГМ) — Да нет, так-то ничего нового нету вроде бы. Сейчас я, выключу, чтобы не шумело. Вот, вот так. Нет, всё нормально, ничего нового-то и нету.
(Моисеенко) — Угу. Что у тебя там? Проблемы какие-то, ты говорил. Что там у тебя?
(ХГМ) — Да нет. У меня вот в воскресенье переработал малость, наверное, на солнце. На улице работал и, видно, перегрелся. Чтоб было <…>.
(Моисеенко) — А что, как это выражено-то было?
(ХГМ) — Ну как… Ну не знаю, трудно сказать как. Такое — усталость, голова болит, жара. Ну, обычное явление.
(Моисеенко) — М-м.
(ХГМ) — Наверное. Для меня, вообще-то, необычное. Я так нормально всегда себя чувствую.
(Моисеенко) — Понятно. Так. Ты скажи, вот смотри, мы тут подумали насчёт 25-ого числа, — т. е. 24-ое, 25-ое, 26-ое, где-то вот эти дни июльские, да? — вот эта пятница, суббота, воскресенье, понедельник, — в какие-то из этих дней приехать к тебе. Ты как, готов к приезду?
(ХГМ) — Ну, в принципе, да я готов, всегда готов. Ты имеешь в виду попробовать контакты, да?
(Моисеенко) — Да-да, попробовать контакт, да.
(ХГМ) — Ага. (пауза) Да я не против.
(Моисеенко) — Ага. Смотри, вот предположительно… Смотри как бы, я договорился с Димой Ярёменко, ну ты часто там на вопросы отвечал, которые ещё понимает контакты эти. Потом Галина из Знаменска — она тоже заинтересована. Вроде как говорила, что может приехать. Вот. Потом я и Алексей, видимо ещё, Сидоров. Пока что всё.
(ХГМ) — Ну да, я с ним созванивался, точнее он мне звонил, когда… в понедельник.
(Моисеенко) — Угу.
(ХГМ) — Да, вчера. Вчера вечером, значит, он мне звонил.
(Моисеенко) — Ну я тоже с ним созванивался, у него там проблемы какие-то с работой.
(ХГМ) — Ну да, там всё посокращали с этим коронавирусом.
(Моисеенко) — Ген, скажи, вот мы, допустим, приедем. Ну вот я там, допустим, сниму посуточную квартиру, там в Волжском или в Волгограде, я не знаю. Тебе, вообще, как далеко до Волжского добираться, от того места, где ты находишься, по времени?
(ХГМ) — Ну, в смысле, ты имеешь в виду с Волгограда, или как, откуда?
(Моисеенко) — Ну вообще, в принципе, если бы ты, например, ехал до Волжска, — сколько по времени занимает поездка до Волжского или до Волгограда?
(ХГМ) — Ну, нет, я не знаю, так я до Волг… не знаю. Я в Волгоград уже забыл, когда ездил в последний раз. Поэтому не могу сказать.
(Моисеенко) — Просто я как бы смотрел в образе Волжского… вот именно в Волжском нормально ещё, где можно снять там квартиры, а Волгоград далековато получается.
(ХГМ) — Нет, ну можно в Волжском. У нас есть гостиница большая, — раз, потом у нас даже есть такие… а, ну маленькие гостиницы, наверно, сейчас не работают.
(Моисеенко) — Нет, Ген, здесь вопрос стоит, что сейчас уже это… частный сектор есть и посуточно сдаётся он, — это квартира, отдельно посуточно сдающаяся.
(ХГМ) — Ну да, я не могу… Я последний раз снимал, когда в институте учился. Поэтому я не в курсе даже сейчас…
(Моисеенко) — Ну вот смотри. Ген, вот, предположительно, я в четверг… ой, в пятницу, допустим, прилетаю… Вот я смотрел, примерно, там днём я прилетаю. Ну, там осваиваюсь, и где-нибудь или в субботу, или в воскресенье как бы приехал… как бы мы тебя привезём, ну, туда, где мы будем.
(ХГМ) — Я понял. Так, а это, подожди, это суббота, которая следующая суббота будет, да?
(Моисеенко) — Получается, что это следующая суббота, да.
(ХГМ) — А в следующую субботу, блин, я дежурю. В воскресенье я буду с ночи. Вот в воскресенье, получается, ещё можно. Наверно так.
(Моисеенко) — Ну вот смотри, как сам… как тебе. Я поэтому и спрашиваю вот эти дни: что пятница, суббота, воскресенье. Или мы… я приезжаю в воскресе… суббота, воскресенье, понедельник. Чтоб, например, или в воскресенье, или понедельник. Как тебе удобно было бы?
(ХГМ) — Ну понедельник-то у меня рабочий день. Ну, в принципе, можно будет отпроситься, если что. Наверно, я не вижу здесь каких-то проблем.
(Моисеенко) — Ну вот давай, выбери, в какой день ты отпросишься из этих вот?
(ХГМ) — Ну, допустим, вот воскресенье, — как?
(Моисеенко) — На воскресенье, да?
(ХГМ) — Да, и ни у кого отпрашиваться не надо.
(Моисеенко) — Ага. Хорошо. Всё. Тогда я просто буду знать, когда, и держать тебя в «курсах», как у нас всё идёт.
(ХГМ) — Да, я думаю, так можно попробовать.
(Моисеенко) — Ага. Всё, хорошо, Ген, да-да. Всё, тогда если будут вопросы, в принципе, как бы я тебя больше не буду отвлекать. Хотя если есть ещё что сказать…
(ХГМ) — Да нет, у меня как бы нет вопросов…— Мы не видим смысла в восстановлении диалогов, тем более в старом формате…
(Моисеенко) — Да, и я думаю, что…— <…> продолжить или закрыть — не является критерием.
(Моисеенко) — Ага.— <…> ваше желание продолжения проявляется деструктивностью. Нам хотелось бы остаться маленькой искоркой, но не огнём, сжигающим препятствия на вашем пути. Мы всего лишь стимул для работы разума в духовных практиках. Мы будем рады вашему принятию или отторжению нашей работы. Даже равнодушие к нам воспримем молчанием и будем ожидать вашего пробуждения. Мы надеемся, что вы заметили нарочитость применения слов «наши», «ваши», и мы приветствуем перестановку данных слов. Мы не прощаемся с вами, ибо не покидали вас. И будем волнением вашим, и совестью в радости и печали. И разделим груз прошлого, ранее сказанного и прожитого. Скоро, скоро придёт время, иное время, иная жизнь.
(ХГМ) — Что-то у меня очередное «загулье» — чуть не матюкнулся, честное слово.
(Моисеенко) — Угу. Ну расскажи, Ген, что ты сейчас почувствовал?
(ХГМ) — То же самое, что и в воскресенье.
(Моисеенко) — Просто было подключение, и мне передали сообщение. Я его должен ещё прослушать и осмыслить. Было подключение к тебе «Первых».
(ХГМ) — Не знаю, что сказать. Что-то я не помню. Я не помню, что я говорил.
(Моисеенко) — Я понял, Ген. Давай тогда, это самое, я сейчас переслушаю, что было передано. Я просто переварю, что было сказано, и тебе перезвоню, если что, — хорошо?
(ХГМ) — Давай, давай.
(Моисеенко) — Давай.
(ХГМ) — Я пока пойду, водички напьюсь.
(Моисеенко) — Давай, угу.
(ХГМ) — Давай. (Обрыв.)
(ХГМ) — …и спишь и не спишь. Вот. Но в воскресенье у меня голова всё болела, а здесь, если я сейчас не двигаюсь, то, в принципе, всё нормально. А если начинаю что-нибудь более-менее двигаться, тогда уже начинает голова кружиться. Вот.
(Моисеенко) — У тебя что со здоровьем-то было? Ты мне написал, что у тебя не очень. Я спрашиваю: «У тебя всё нормально?» Ты говоришь: «Не очень. Во вторник созвонимся». Я тебе звоню во вторник. А что у тебя было-то, ты помнишь? Что у тебя за состояние «нестояния»?
(ХГМ) — Ну… Это в воскресенье, наверно, да?
(Моисеенко) — Ну, наверно. Ну вот я тебе звонил, хотел спросить, — да, в районе воскресенья или субботы, — ты сказал: «Да, во вторник созвонимся», — ты мне написал.
(ХГМ) — Ну работал на солнце весь день и, видно, голову… что-то стукнуло — Солнце, что ли, так стукнуло в голову, что… Ну как тебе объяснить-то…
(Моисеенко) — Без головного убора?
(ХГМ) — Ну потом одел, но уже, наверно, поздно одел. Вот такое, знаешь, вот… какая-то вялость такая вот, очень, довольно-то, очень сильная вялость: голова болит, всё тело болит… Ну, в общем, боль прям конкретно. Сейчас уже ничего как бы не болит. Вот. А так всё прям болело. И такое, знаешь, вот как что-то где-то доносится, вот я как бы прям ощущаю — звук медленно идёт как-то. Ну я понимаю, что звук медленно не идёт, — это я медленно говорил, работал. Ну вот я прям видел, как поток этих… слова как вот идут, как двигаются, словно я видел волны, понимаешь?
(Моисеенко) — А, ну т. е. у тебя постепенно падало давление и менялась система восприятия.
(ХГМ) — Наверное, да.
(Моисеенко) — Угу. У тебя такое было похожее, когда у тебя было давление, — ты рассказывал.
(ХГМ) — Подожди-ка. У меня было такое, я почему-то вспомнил, они сказали, что вместо махания руками так-то можно и ходить, а можно и так.
(Моисеенко) — А, ну да, ты ходил с телефоном, топтался туда-сюда, и можно заменить это маханием руками, топтание с телефоном.
(ХГМ) — Да-да-да-да. Подожди, если…
(Моисеенко) — И тебе легче было, когда ты топтался вроде бы как.
(ХГМ) — Да, точно. Это, по-моему, когда стихи Мабу… Не тогда это было?
(Моисеенко) — Ну мы как-то, да, разговаривали с тобой, я записывал: ты в таком состоянии позвонил, и мы подключились, и я с ними общался.
(ХГМ) — Да, я вспомнил.
(Моисеенко) — Вот.
(ХГМ) — Ну воздух, вот воздух. Ощущение такое, что воздух стал такой более тугой, и чтоб тебе надо делать, тебе надо как в воде что-то преодолеть.
(Моисеенко) — Угу.
(ХГМ) — И, по-моему, даже Мабу я умудрился увидеть.
(Моисеенко) — Да-да, ты рассказывал, да, что ты там кого-то видел.
(ХГМ) — Нет, я имею в виду сейчас.
(Моисеенко) — А, сейчас?
(ХГМ) — И я не успел рассказать.
(Моисеенко) — А, не успел. Ну расскажи, что ты видел?
(ХГМ) — Ну как, Мабу видел — он рисунки, что-то рисовал он.
(Моисеенко) — Так, и что он рисовал?
(ХГМ) — Ну я так понял, что он нас что-то рисовал, что ли.
(Моисеенко) — Угу.
(ХГМ) — Да, он рисовал нас. Подожди… Он рисовал тебя, меня… и ещё кого-то. А кого, я даже не знаю, если честно. (пауза) Да, троих. Трое нас, да.
(Моисеенко) — Мужчина, женщина?
(ХГМ) — Нет, наверное… Нет, наверное, мужчина.
(Моисеенко) — Угу.
(ХГМ) — Подожди, я даже… Слушай, я тебе даже, если я сейчас попытаюсь, я, по-моему, даже смогу вспомнить. Он рисует и поёт. Он рисует и поёт.
(Моисеенко) — А, он пел песню про нас. Это было когда-то. Когда-то ещё. Это ты вспоминаешь прежнее что-то такое, да?
(ХГМ) — Нет, сейчас.
(Моисеенко) — Сейчас?
(ХГМ) — Я имею в виду вот-вот. Ну я не знаю, час назад, или когда… Я что-то сейчас время не очень.
(Моисеенко) — Да-да-да, примерно да, получается, назад.
(ХГМ) — Так, подожди-ка. У меня… Сейчас подожди. Сейчас-сейчас вспомню. Я помню, он пел, пел что-то. Подожди, сейчас, он что-то… так: «Диалог-беседа. А как часто незаметно беседа превращалась, — или превратилась, — в монолог» Да-да. «Диалог-беседа, а как часто незаметно беседа превратилась в монолог. Стал неразборчив шёпот друга через скважину плотно запертых дверей». Ну я не могу стопроцентно сказать, что именно так, но примерно вот.
(Моисеенко) — Угу.
(ХГМ) — «При шумном поиске противоречий и ошибок, собеседник твой становится врагом». По-моему, так. Да, наверное, так.
(Моисеенко) — Угу.
(ХГМ) — «За печаль…» Так, подожди, что-то… А!.. «Запечалился, назначил встречу — посидим, поговорим. Прошла печаль. О нет, прости, спешу! До завтра! Время бесконечно, но как же мало мне его». Вот так вот, по-моему .
(Моисеенко) — Угу.
(ХГМ) — Ну вот опять же, это же… я не уверен стопроцентно, потому что тогда-то у меня сразу, а я сейчас по памяти пытаюсь тебе сейчас рассказать.
(Моисеенко) — Угу. Это ты вспоминаешь, что было вот час назад, по-твоему.
(ХГМ) — Да, да-да.
(Моисеенко) — Угу. Это получается, что тот момент, когда ты был в «отключке» в течение около тридцати секунд.
(ХГМ) — Нет, я не могу сказать. Я не помню, когда это было. В смысле, я имею в виду, во время звонка это было или после звонка это было — не могу сказать.
(Моисеенко) — Ген, ты лучше расскажи так: вот скажи, вот ты скучаешь, или тебе не скуч… то, что ты бы хотел чтоб я тебе чаще беспокоил по разным вопросам или пореже?
(ХГМ) — Ты знаешь, я как бы, честно говоря, я как бы не задумывался о том, что ты мне мешаешь. Значит, наверное, не мешаешь.
(Моисеенко) — Ага. Ну я просто стараюсь тебе, да, больше свободы, но, может быть, ты скучаешь по вопросам, и тебе их нужно побольше?
(ХГМ) — Нет, ну я не могу сказать, что я скучаю.(Продолжение диалога опущено)