1996.10.22-2
(Отвечающий: Своб.сознание)
(Васильева) — Да.— Голубой — вода, а это ничего. (Обрыв.)
(Васильева) — Вот когда человек предпочитает какой-то цвет, ну, в одежде, допустим, или обстановка, комната там или ещё где-то какой-то определённый цвет превалирует…
(Белимов) — О чём это говорит?(Васильева) — Ну это о том говорит, что недавно мы беседовали, да? — что, в общем-то, какой вот сам, о его характере.— Да, но только не забывайте, что в последнее время вы стараетесь обмануть: носите не соответствующие цвета, предпочитаете, как бы обмануть других другим цветом. Вы не любите зелёный цвет, но вы будете усиленно носить его по нескольким причинам. Одна из причин — это обмануть вас, другая причина — быть независимым от цветов. Т. е. почувствовать себя сильным, как бы уйти от привычек… (Срыв.) (Обрыв.)
— …Мода?
(Васильева) — Да.— Мода — это всего лишь только бег со всеми, и необязательно в нужную сторону.
(Васильева) — Ну да.— Это зов толпы.
(Васильева) — А вот, действительно, когда… ну опять чисто на внешность, наверно, распространяется, вот человеку идёт такой-то цвет. Это вот о чём-то говорит, или это, действительно, чисто на внешность распространяется?— Ну нет.
(Васильева) — Нет? Тоже имеет и более…— Всё взаимосвязано. Поймите, вся физика всего лишь только для того, чтобы…
(Васильева) — Отражать, да?— Отражать — это раз, — и чтобы научиться управлять этой физикой — предмет изучения, предмет обладания.
(Васильева) — Это очень интересно, кстати. Я раньше об этом особо не задумывалась. Да, это интересная тема.— Если вы зависите сильно от моды, разве это говорит о вашей силе?
(Васильева) — Нет, конечно.— Ну конечно вы будете говорить, что надо быть красивым. Не буду же я одеваться, как чучело?
(Васильева) — Ну да.— И в то же время вы отрицаете: «Встречают по одёжке…» — и тут же встречаете по той же одёжке.
(Васильева) — Ну да, и это есть.— Вот «Двуликий Янус».
(Васильева) — Продолжайте, Геннадий.(Белимов) — Я хотел бы у тебя, Геннадий, узнать всё-таки про перинатальный период. Был ли период, когда ты хотел уже вырваться из живота матери? И как это тебе сказывалось на твоём самочувствии?— О нет, такого никогда не было. Это был мой дом, зачем я должен был уйти от него? И тем более я же рассказывал вам тогда, что роды для меня были, как представление конца света. И зачем же я буду тогда приближать этот конец света?
(Васильева) — Выходит так, что человек, находясь в утробе матери, не хочет… Т. е. это так же как мы сейчас живём, и нам не хочется умирать, (хотим) продлить свою жизнь.— Да.
(Васильева) — И это точно такая же жизнь… и, вообще, любая жизнь.— Да, да, да.
(Белимов) — Т. е. это не было для тебя актом освобождения из клетки.— Нет! Пока я освоил, что это было освобождение, прошло достаточно много времени. А сами роды представлялись, как конец света, неминуемая смерть.
(Белимов) — У-у, ясно.(Васильева) — Вот мы всё боимся, оказывается. Родиться в любом мире мы боимся, да?(Белимов) — А ты не вспомнишь, кого хотели твои родители, когда тебя вынашивали: мальчика или девочку?— По заказу.
(Белимов) — И какой заказ? Они как раз мальчика и хотели, да?— Да.
(Белимов) — А скажи, я просто не знаю, ты был первым…(СвСоз) — Осталось спросить: «Какого же это произошло числа?»
(Белимов) — Ну и какого числа?— 23 февраля.
(Васильева) — Эх ты!(Белимов) — Как раз праздник, так сказать, мужской праздник, и тебя решили…— Потому и был.
(Белимов) — А если другие так же решат в день мужского праздника заиметь ребёнка, у них получится, как ты думаешь?— Почему бы и нет?
(Васильева) — Да в любой день, если…(Белимов) — А если в день 8 Марта и хотят девочку, то может получиться девочка, да?— Ну нет, это не зависит. Дата не зависит. То, что говорят вам гороскопы: «Родите такого-то и такого-то числа…», или «Повернитесь на север…» — всё это чепуха!
(Белимов) — Угу. Т. е. твои родители хотели мальчика.— Существуют другие понятия, физиологические, чисто физиологические. Есть такие периоды, когда женщина может быть беременной мальчиком, а может быть и девочкой. А там уж, как получится, как попадёте.
(Белимов) — А ты был первым в семье ребёнком?— Да.
(Белимов) — Первым? После этого были ещё дети?— Да.
(Белимов) — Мальчики? Девочки?— Девочка и ещё мальчик.
(Белимов) — Ты как понимал маленьким ребёнком… ты хотел братика или сестру и так получилось, или же это совсем от тебя не зависело?— Нет, я знал, что будет сперва девочка, а потом мальчик. Я даже знал их имена.
(Белимов) — До рождения знал?— Нет, до их рождения.
(Белимов) — Ты знал имена?— Да, потому что я видел их. Вы не забывайте, я был ребёнком, а ребёнок видит! Его нельзя обмануть тем, что вы «напились воды».
(Белимов) — Ты видел ещё неродившегося ребёнка, его душу, которая в семье уже появилась?— Когда родился младший брат, я его видел, но не мог говорить с ним. С сестрой же я разговаривал, ибо был младше. И разговаривал, как вы говорите, до прихода.
(Белимов) — На каком языке ты разговаривал? Ты же ещё не мог говорить. На чувствах, да?— А зачем нужен язык?
(Белимов) — Т. е. телепатия уже работала?— Никакой телепатии. Телепатия… Что такое телепатия? Это вы опять будете пытаться (говорить) словами и не больше. Нет. Я не знаю, как это объяснить, просто разговаривали.
(Белимов) — И ты знал заранее, что родится девочка, и имя её знал?— Конечно.
(Белимов) — И как её зовут сейчас?(Васильева) — Не надо, зачем?— Звали. Галина.
(Белимов) — А что, она умерла, что ли?— Да.
(Белимов) — А от чего?— Болезнь.
(Белимов) — Маленькой умерла?— Нет.
(Белимов) — Взрослой?— Это было всего лишь только три года назад. (Срыв.) (Обрыв.)
— …Человек умирает не именно тогда, когда умер, а загодя. За год, за два уже можно сказать, умер человек или нет. Ибо многие уже ходят мертвецами и всего лишь только ждут, когда закончатся, наконец, физиологические процессы, и он умрёт уже для окружающей среды.
(Васильева) — Вот я иногда чувствую, вижу, что бывает такое…(Белимов) — Скажи, а не это ли тебе подсказало гибель мотоциклиста, твоего родственника? Ты уже чувствовал, что ли, подсознательно? Ты не можешь в этом состоянии вспомнить, что тебя сподвигло сказать ему?— Это чувствуют все. Это чувствуют все. Но дело в том, что, понимаете, это очень слабый шёпот, и его надо услышать.
(Белимов) — Ну да. А о сестре, ты что, заранее слышал?(Васильева) — Опять. (Срыв.) (Обрыв.)(Белимов) — Однажды ты сказал на сеансе имя акушерки, которая тебя принимала. Ты можешь повторить это имя?— Это был не я.
(Белимов) — А кто?— А кто был восемь минут назад?
(Белимов) — А-а, сейчас мы опять сменили уровень. И на каком тогда мы находимся этапе, и с кем можно разговаривать?— В цифрах? (В переводе на уровень счёта.)
(Белимов) — Да.— Цифры могут оставаться одними и теми же, смысл не в этом — смысл в счёте. Понимаете, вы растёте, поэтому от вас больше требований. Раньше было проще: посчитали, вышли, поболтали, ушли. Ну так же не может продолжаться бесконечно? Вы растёте, значит, с вас надо больше требовать. И теперь за каждую циферку вы будете отвечать. (Обрыв.)
(Белимов) — …Нас интересует, какого рода вопросы можно задать? Мы сейчас пробовали проследить память Переводчика, насколько он помнит даже предыдущие, ну очень ранние периоды, которые дети обычно не запоминают. Сейчас какой уровень мы можем расспрашивать? Что он может помнить?(Васильева) — Ну то же самое.(Белимов) — То же самое или меньшее или большее?(СвСоз) — Ну я не знаю, что помнит другой, и что он говорил вам… Но, знаете, что интересно, что воспоминания наши будут в какой-то мере всё-таки различны, потому что будут восприниматься по-разному. Например, есть такие… (Срыв.) (Обрыв.)
(Белимов) — Мы сейчас разговаривали о перинатальном периоде. Ты можешь это продолжить, или это уже опять «другие»?— Вы запутались?
(Васильева) — Да.(Белимов) — Мы запутались в персонажах.(Васильева) — (Белимову) Нет-нет. Ну, «спрашивайте». Вам ясно? (Переводчику) Скажите, пожалуйста, вот в прошлый раз… если можно, конечно, на этот вопрос ответить…— Мы должны вас сбивать, и поэтому мы будем, простите, сбивать вас с толку, и будем прыгать и скакать.
(Васильева) — Ну да, в этом вы правы. Нам нужно… нас нужно…(Белимов) — Учить. Ну хорошо, ладно.— Нет, нет! Зачем учить? Разве мы унижали вас? Нет, мы хотим сбить вас. Вы взяли какое-то направление и идёте напролом. Давайте остановимся! Как можно вас остановить? Толчком.
(Васильева) — Скажите, в прошлый раз Переводчик о «госте» говорил…— Вот у него и спросите.
(Васильева) — У него, да? Угу.(Белимов) — Ну мы сейчас тему хотели всё-таки, чтобы потом не возвращаться о рождении, о перинатальном периоде…— Ну хорошо, спрашивайте, но только мы не будем говорить конкретно о нём. (О Переводчике.)
(Васильева) — Ну да, вообще, в общем.(Белимов) — Ну имя акушерки так и не может вспомнить Переводчик…(Васильева) — Не надо. Нельзя, не надо.— А он его и не забывал.
(Белимов) — Ну так пускай назовёт.(Васильева) — Зачем? Ну у него и спросим.— Мы говорим об общем?
(Васильева) — У него и спросите. (пауза) Задавайте.(Белимов) — Слышал ли ты крики матери, и пугали ли они тебя при рождении?(Васильева) — Нет, ну в общем спрашивайте.(Белимов) — Оль, тогда я не знаю о чём спрашивать. Давай, мы тоже расставим…— Как вы говорите? Прежние? Ну вот, мы — прежние.
(Васильева) — Ну тот же самый вопрос, только в общем, т. е. не конкретно к Переводчику относящееся, а в общем. (Обрыв.) …другого мира, чтобы родиться здесь. Т. е. он сначала развивается в утробе матери, для него это мир особый, он общается с другими: с родителями, с теми с кем родители общаются, и видятся там, и…— Пока он находится в утробе матери, у него есть возможность вернуться в тот мир, откуда он пришёл. Но чаще вы делаете аборт, прерываете естественный ход. Тогда ребёнок не может вернуться в тот мир, он останется здесь, ибо он убиенный. А помните, мы говорили вам об убийцах?
(Васильева) — Ну.— У ребёнка есть множество способов уйти, уйти, не оставив следа. Хотя такого не бывает никогда, ибо мать всегда будет помнить о нём. Отомстить в прямом смысле. Ну, значит, этот ребёнок, если бы он родился, он не был бы очень хорошим, в вашем понятии. Или просто научить. Или просто пережить, пережить убийство. Или, быть может — ваша версия, когда ему нужна была всего лишь только реинкарнация в столь маленький период, чтобы что-то понять, и уйти дальше. И тогда тоже будет аборт. А если быть точнее — выкидыш. Ибо аборт — это всё-таки решение матери. И тогда мать борется за жизнь. А если быть точнее, организм: мать хочет аборт, организм — нет. А теперь представьте, какая происходит битва внутри. И вся эта битва происходит именно, где находится ребёнок. Ребёнку больше всего достаётся от этой битвы. И, наконец, организм победил, аборт не состоялся, и рождается ребёнок. И вы потом караете Бога, что он ненормальный. Вы будете говорить: «Нет, не пила, не курила, а ребёнок…» И вы тут же придумаете в оправдание наказание прошлой жизни, хотя не было никаких наказаний. Вы. Вы сделали его инвалидом. Но никогда в этом не признаетесь. И тот же инвалид — он никогда не признается, что он просто ошибка родителя. Он тоже будет кричать о грехах в прошлых жизнях, ему легче признаться во всех «винах»: виновен, не виновен — не важно. Ошибка природы или ошибка родителя, это никому неприятно слышать. (Срыв.) (Обрыв.)
(Васильева) — Скажите, а вот эти заболевания, что ли… (Обрыв.) …Разве?(Белимов) — Недовольный? Нет, в принципе, я… у меня есть раздражение. Вот как-то мы с тобой всё-таки… Ты слишком много знаешь, получается. Тогда не надо его спрашивать, а надо тебя спрашивать.(Васильева) — Нет, не про то, просто… ну, нас учат, чтобы мы ситуацией владели.(Белимов) — Ты всё время меня обрываешь. Вот мне это… Я всё-таки с ним хочу общаться. Хотя, может быть, с тобой тоже отдельно в другой…(Васильева) — Нет, я не про то… (Переводчику) Ты нас слышишь?(СвСоз) — Слышу.
(Белимов) — Ну это товарищи «спрашивающие»?(СвСоз) — Нет, это я.
(Васильева) — Нет. Спрашивай.(Белимов) — Ну дык мы не дали счёт.(СвСоз) — Почему? Вы давали счёт.
(Белимов) — Гена, мы в каком сейчас… Мы можем довершить вопросы о рождении, об этой ситуации? Ты можешь что-то ответить?(СвСоз) — Сам факт рождения? Нет, я не помню.
(Белимов) — А вот помнишь имя акушерки, которое ты называл уже?(СвСоз) — Я? Нет, я не называл. Я могу где-то порядка с 5-ти 7-ми лет.
(Белимов) — А, он сейчас помнит, да? Ясно. Но это что-то поздноватый период.(Васильева) — Скажи, Ген, 5-7 лет, в этом возрасте… вот ты хотя бы взять… у тебя были вот ещё воспоминания, будем говорить, о другой жизни, или ты уже забыл о них? Или ещё какие-то были?(Белимов) — Неясные сны, воспоминания.(СвСоз) — Ну они понимаются, как фантазии, и родители убеждают, что это фантазии. А потом уже сам просто веришь, что это фантазия, и потом они из-за этого быстро забываются. Должна быть поддержка какая-то. Понимаете, вот горит этот огонёк воспоминаний, а им никто не пользуется. Или даже ещё и обвинят тебя во лжи: «Какой ты нехороший!..» И конечно же, стараешься вроде как исправиться. «Всё это глупости!..» И всё, всё это уходит.
(Белимов) — Т. е. обвинения были в твою сторону? Т. е. ты что-то лишнее вспоминал, видимо, да?(СвСоз) — Да это бывает у каждого ребёнка.
(Белимов) — А вот сейчас твой пятилетний сын тебе рассказывает, он что, что-то помнит? Ты его неправильно, значит, выспрашиваешь, не интересуешься, ты его тоже заглушаешь?(СвСоз) — Я пытаюсь не заглушить, конечно, но так получается. Потому что ребёнок вспоминает почему? Потому что он отвлечён. А вот когда я задаю конкретный вопрос, то уже как бы заставляю его идти в каком-то направлении, т. е. отвлекаю его, и конечно он уже сбивается.
(Белимов) — Понятно. Т. е. надо ещё какая-то непосредственность и желание…(СвСоз) — Понимаете, можно заметить по детям. Когда они играют между собой, они очень спокойны и раскованно разговаривают, и даже лучше разговаривают. Или, может быть, даже хуже, потому что он знает, что ему никто сейчас не сделает никакого замечания, что он не так сказал это слово. А вот когда он кому-то что-то рассказывает, конкретно кому-то, то он уже больше запинается. Потому что он старается вроде как сказать, и боится, что его не поймут или, не дай Бог, ещё и прикрикнут, что, мол, разговаривай поразборчивее. Это очень сильно влияет на ребёнка. И поэтому, как правило, ребёнок, играя сам с собой, он как бы… он играет просто сам с собой. Он знает свои слабые и сильные места, и ему легче. К сожалению, это так.
(Васильева) — Скажи, я уже спрашивала на прошлом… ты помнишь прошлый контакт, который был две недели назад?(СвСоз) — Нет, я не могу его помнить.
(Васильева) — А?(СвСоз) — Я не могу его помнить. Я то же самое, что и когда не лежу, но только что немножко с памятью, может быть, получше и меньше скромности. По тому же принципу, что я сейчас говорил о ребёнке.
(Васильева) — Ну ясно. Вот вообще о детях. Вот смотри. Ну ребёнок, да, фантазирует, потом его фантазии не поддерживают, и потом он уже превращается, можно сказать, во взрослого, практически, да? Т. е. он начинает приспосабливаться к мнению окружающих как бы. Т. е. и…(СвСоз) — Да.
(Васильева) — Вот, в общем-то, чем мы все и страдаем, наверно, да? В силу вот этого, как раз…(СвСоз) — Да-да. И вот, как говорили в прошлых контактах, что если бы все вокруг не знали, что не умеют летать, то ребёнок бы прекрасно летал. А вы тогда задали вопрос: «А если бы необитаемый остров какой-то, и всю жизнь ему доказывать, всё детство ему доказывать, что он умеет летать…» — помните, какой был ответ?
(Васильева) — Ну да.(СвСоз) — Что нет, он не сможет летать, потому что он чувствует, что вы лжёте. Покажите! Первый же вопрос: «А покажи!..» А ребёнок всегда старается увидеть, ему больше интересней пощупать, увидеть, чем просто услышать. И первый же вопрос: «Покажи!» — и вы уже не будете знать, что сделать.
(Васильева) — Ну а если сказать ему, что, допустим, дети умеют летать, а вот взрослые не умеют, — он будет чувствовать ложь?(СвСоз) — Безусловно.
(Белимов) — Наверно, мы не сможем убедить, да?(СвСоз) — Если он очень сильно захочет летать, то остаётся только один вариант — не стать взрослым. Это тоже очень плохо. И заметьте, как интересно: в детстве мы мечтаем стать взрослыми, а когда мы взрослые, то мы жалеем о детстве.
(Васильева) — Да.(СвСоз) — Какое несоответствие. «Если бы молодость знала, если бы старость могла…»
(Васильева) — Да, это точно.(Белимов) — А скажи, впервые, когда ты почувствовал опасность огня или мороза там, язык приморозил? Ты помнишь эти моменты?(СвСоз) — Я могу спросить.
(Белимов) — Так, и что? Что помним мы?!(Васильева) — Ну спроси.(СвСоз) — Нет, я могу спросить того, кто может это помнить. Но только у самого себя, но я не знаю, какого себя.
(Белимов) — Ну мы, видишь, вышли на какой-то странный (уровень). (к Переводчику) Тогда так, вот в этом состоянии ты можешь ощущать, что на предыдущих сеансах мешало? Кто наибольше помеху вносил?(СвСоз) — Вы опять не поняли. Я тот же, что и вне контакта, только что, понимаете, по принципу ребёнка, я более раскован сейчас. И поэтому обладаю большей информацией, именно из-за того, что я более раскован. И всё, всё различие. Понимаете, дело в том, что вот мы стараемся что-то вспомнить, да? И чем больше мы будем стараться вспомнить, тем больше шансов, что мы как раз этого не вспомним. И вот когда мы уже на всё это плюнули, оно вспоминается само. Понимаете, принцип в чём? Потому что мы выбрали какое-то определённое направление, и давай, идём, идём по нему… А сверни в сторонку — вот она — а мы не можем, для нас самая короткая дорога — это прямая дорога. Понимаете? И получается так же как лошадиная фамилия: всё, лошадиная фамилия, мы в это упёрлись, и мы будем вспоминать, и лишь только в конце потом догадаемся, что это был Овсов. Понимаете? Где-то, как-то, совсем даже неблизко с лошадью, но главное всё-таки лошадиная.
(Васильева) — Скажи. Вот сейчас ты можешь, допустим, ответить на наши вопросы, которые по прошлым контактам? Мы можем там кое-какие задать. Вот я, допустим, меня кое-что интересует из прошлых контактов. Можешь ли ты сейчас спросить у того, кто был тогда, на том контакте, допустим? Или ну, в памяти так вот, можешь?(СвСоз) — Ну я попробую.
(Васильева) — Ну хорошо, я задам тебе такой вопрос. Ну, я могу даже число назвать, не знаю, нужно или нет? Нужно число назвать?(СвСоз) — Ну не знаю. Ещё не знаю.
(Васильева) — Ну вот скажи, вот 12 февраля у нас был с тобой контакт, мы с тобой были вдвоём. Вспомнил?(СвСоз) — Ну я-то, может быть… Я так-то помню. Но я с…
(Васильева) — Мы так вопросы некоторые там задавали такие, и ты был тоже в свободном состоянии, ну т. е. счёт был с 11 до 19, и ты видел собаку, вот которая копошилась там в ящике, что у неё синяк, или кто-то её ударил. Потом, значит, рыбок ты видел… не как рыбки, а…(СвСоз) — Да, я помню.
(Васильева) — Помнишь, да? А сейчас ты можешь быть таким же как тогда, т. е. именно видеть что-то? Допустим, можно тебе вопрос задать: что сейчас творится, допустим, на улице около подъезда?(СвСоз) — Нет, дело в том, что я помню сам факт, что был такой контакт, понимаете? Но там-то я был не в том состоянии, в котором сейчас. Я же повторяю вам, что я тот же самый.
(Васильева) — Ну ясно, но всё равно… Ну не сейчас, а в каком-то другом состоянии тоже. Ну тоже в этом диапазоне, но там…(СвСоз) — Ну давайте скажем так, что нет, сейчас я никаким необыкновенным, я ничего не умею пользоваться.
(Васильева) — Угу, понятно.(СвСоз) — Ну, если у меня глаза закрыты, то, значит, они закрыты.
(Васильева) — Нет, ну тогда тоже были закрыты.(СвСоз) — Ну как вам объяснить… Ну не такой я был, скажем так.
(Васильева) — Ну ясно. Ну вот я тебя и спрашиваю.(СвСоз) — Сейчас у меня просто, понимаете, сейчас я могу просто свободно говорить, не стесняясь.
(Васильева) — Ну да.(СвСоз) — Вот нет скованности. Поэтому я могу вплоть до пятилетнего возраста что-то вспомнить, какие-то события, понимаете? Но которые происходили… ну как говорится, внешние события вспомнить. Чисто внешние.
(Васильева) — Слушай, можно тебе вопрос задать нетактичный? Может, ты в туалет хочешь? Ты не можешь себя почувствовать?(СвСоз) — Ну вообще-то могу, но не хотел бы, потому что я бы отвлёкся.
(Васильева) — Ага, ясно. А то просто у тебя…(Белимов) — А в этом состоянии ты можешь вспомнить, почему твоего сына называли Сергеем Ивановым в детском садике? Это тоже для тебя предположительно, да?(СвСоз) — Я помню, что я хотел такой задать вопрос, но я не знаю ответа.
(Белимов) — М-да. (Обрыв.)(СвСоз) — …Если начнутся движения рукой, то, значит, это было такое событие, которое было очень неприятным и не хотелось бы просто его воспринимать. И тогда лучше сразу уйти.
(Васильева) — Слушай, вот ещё такой вопрос: я сейчас если выйду, ничего страшного не случится? Ну как страшно… Просто вдвоём. Т. е. о трёх всегда, и не меньше трёх. Ничего такого?(СвСоз) — Ну вас уже сейчас пятеро.
(Васильева) — Пятеро?(Белимов) — Да-да, ну с собаками.(Васильева) — А, ну да, пятеро. Я хочу задать вопрос, пока не забыла, вспомнила. Вот первый контакт ты проводил… вы были вдвоём, правильно? Было такое?(СвСоз) — Вы опять, понимаете, не можете понять, что вы выходите на разных.
(Васильева) — Нет, это ясно, я не про то.(СвСоз) — Да, я, конечно, присутствовал при этих контактах, но поймите, что я не вёл диалог. Я только присутствовал, потому что во мне сидит множество, и все они могут с вами говорить, и все хотят говорить. Понимаете, но если не вёлся диалог никогда, он не будет говорить об этом диалоге — просто закон этики: кто сказал, тот и отвечает. Понимаете? И я не могу сказать за кого-то, это могут только они. И то они могут только дать в общем смысле, понимаете, не конкретизируя именно этого человека, или именно эту личность.
(Васильева) — Нет-нет, я не про то. Я про то, что вы контакт начинали вдвоём. Ну ты знаешь с кем, я не буду имя называть. (Олег Соколов)(Белимов) — С другом.(Васильева) — Да. А потом, довольно долгое время вы… А потом уже стали приглашать кого-то.(СвСоз) — Нет, дело в том, что мы сейчас говорим вам, что вас пятеро. Но понимаете, это на данном, для меня, скажем так, для нас, для меня вас пятеро.
(Васильева) — Ну да.(СвСоз) — Уйди сейчас на другой уровень, вас будет всего только двое.
(Васильева) — Ага.(СвСоз) — Понимаете?
(Васильева) — Ага, понятно. Тогда всё, я поняла, спасибо.(Белимов) — А мне, с кем разговаривать?(Васильева) — С кем? Те, что говорят.(Белимов) — Геннадий, я могу расспрашивать о перинатальном периоде? Или это совсем уже не помнится?(СвСоз) — Почему же? Вы только что нас спросили, и вам был дан ответ. Но только помните об одном ограничении! (общий вопрос — общий ответ)
(Белимов) — Ясно, ясно… Ну хорошо, была ли всё-таки какая-то обида на маму, когда ты был в утробе?(СвСоз) — Вы знаете, в принципе, вот это понятие, что ребёнок не помнит обиды — это неверно, запоминается всё. И эти обиды или, наоборот, счастливые моменты в этой жизни — они все складываются для того, чтобы создать характер. И конечно же были обиды, конечно же они все не могли исчезнуть бесследно. Они оставили какую-то черту, заложили какую-то основу. Понимаете, и здесь столь множество составляющих, что нельзя сказать, что если постоянно человека обижать — да, он может стать обозлённым на весь мир. А может, и наоборот, потому что надо глядеть ещё и на сопутствующее. Конечно же обиды были, это безусловно.
(Белимов) — А как ты запомнил? Тебя любили родители в период беременности, или всё-таки не очень, не ожидали как-то, были какие-то сомнения, мальчик или девочка?(СвСоз) — Ну, во-первых, речь шла: быть или не быть.
(Белимов) — Даже так, да?(СвСоз) — Да, речь шла об аборте. Но это было мимолётно, но всё-таки оставило… Что было далее? Далее ссоры родителей, всё это обязательно сказывалось. Сказывалось даже отношение, особенно матери, к окружающим. Если она едет в автобусе и её кто-то толкает, она злится, — получается, злюсь и я. Я начинаю волноваться, потому что во мне повышаются те же самые химические составляющие. Это тоже оставляет след. А так как это был 61-й год, и хотя родители были молодые, по театрам они всё-таки не ходили. И мне не посчастливилось слушать хорошей музыки. Чаще всего я слушал дворовую игру гитары, ибо это было всё-таки в бараке. Понимаете, и вот эта вот любовь, скажем так, к гитаре, а если быть точнее, не любовь, а привычка к этой гитаре, она осталась на всю жизнь, она и сейчас осталась.
(Белимов) — Угу. Ясно.(СвСоз) — И если бы вы могли помнить, тогда… ах, вы не можете помнить… 61-ый год — тогда, как бы вам сказать… в Волгограде был концерт органной музыки.
(Белимов) — Так.(СвСоз) — И вот эти родители… Единственный концерт, на котором, как говорится, я был, и он меня потряс. Понимаете, нельзя сказать, что я слышал эту музыку, нет, я её не слышал, но те вибрации, которые создавались, мне были столь понравившиеся, что я мать замучил, я просто мать замучил. И она дня три мучилась мной оттого, что я просто не мог успокоиться.
(Белимов) — Т. е. ты барахтался там…(СвСоз) — Да, восторг.
(Белимов) — Восторг был, восторг?(СвСоз) — А что делает мать? Что делает организм? Он старается успокоить ребёнка. А как он его успокаивает? Естественно, отравляя его, понимаете, как бы приглушая его.
(Белимов) — Лекарства, что ли, принимает в это время?(СвСоз) — Ну зачем же? Сам организм вырабатывает это всё, чтобы успокоить разбуянившееся тельце. А как это сделать? Просто оглушить его, оглушить его той же самой химией. Э-э… ну как вам сказать… «Перекрыть кислород» нельзя этого, конечно, сказать… ну, недостача кислорода, недостача каких-то питательных веществ. Понимаете? Вот. Т. е. защитная реакция организма, самого организма матери. Мозг вызвал команду… Понимаете, дело в том, что при… как вам объяснить… Мать понимает, что она несёт в себе ребёнка, а организм сам этого не понимает. Понимаете? В нём нет той мысли, что он несёт ещё одну жизнь. И, соответственно, для него я микроб какой-то или вирус, или человечек будущий — для него это безразлично, понимаете? И реагирует он, соответственно, так же. Но только я немножко всё-таки посильнее этого вируса, поэтому я выживаю, я просто успокаиваюсь. Успокаиваюсь и выдаю ответное, как бы защищаюсь, как бы называю свой пароль, что я свой. Понимаете? Вот в чём проблема сейчас новой болезни?
(Васильева) — Вот эта, которая сейчас…(СвСоз) — Понимаете, чужеродная клетка — она не даёт, не называет своего пароля, что, мол, я свой. И тогда, получается, организм начинает бороться. Борясь, он погибает, а значит, отдаёт своё генетическое. И, получается, эта клетка как бы узнаёт код, и она притворяется своим членом этого большого организма. И творить свои дела продолжает, которые не соответствуют организму — вот вам, пожалуйста, опухоль.
(Васильева) — Угу.(СвСоз) — А когда вам говорят, что это живое… Помните, вам было сказано, что рак — это просто вмешательство, какая-то чужая жизнь вселяется? Да, это не ложь, это всё так. Но только это не как чужеродное, инопланетное — нет, это просто чужеродная клетка, если хотите. Это та же самая клетка, которая перешла на сторону…
(Васильева) — Ну ясно.(Белимов) — Скажи, а органную музыку ты с тех пор очень любишь, уважаешь?(СвСоз) — Да, восторг остался. Понимаете, любое событие оставляет след и формирует характер. Да, характер формируется ещё в утробе матери: рождается, потом он куётся, перековывается. Потому что человек может прожить 50 лет и резко потом измениться после какого-то случая. И, как вы говорите, резко. Ну конечно же даже не это. Это просто та же самая чаша, которая переполнилась. Понимаете? И естественно, если я в детстве был восторжен, и привыкший к гитаре, и восторжен этим же органом, то это, конечно же, осталось.
(Белимов) — Я хочу спросить, а не может ли быть восторг от органной музыки, которую ты слышал, может быть… т. е. не впервые слышал. Т. е. ты её знал по прошлым… или в сферах четвёртого измерения ты… музыка органа применялась, ты её вспомнил, и поэтому вызвало восторг. Это может быть такое?(СвСоз) — Понимаете, я помню себя только, как говорится, «мальчиком с камнем», но не больше.
(Васильева) — Ясно.(Белимов) — Ну ясно, ясно.(СвСоз) — Я помню этот камень, и в то же время, знаете, здесь трудно сказать. Да, вроде как держу в руках камень, но дело в том, что вообще-то тело-то не то. И руки, ноги… ну я не знаю, как сравнить. Например, я был одновременно и этим камнем, ибо я нёс информацию о самом себе, понимаете? — и в то же время я был извне этого камня, потому что мне нужна была эта информация, чтобы воспользоваться ею. И поэтому нельзя здесь сказать, найти какой-то критерий… Грубо сказать, что я нёс отдельно камень, и грубо будет, если я скажу, что я был этим камнем. Всё это столь слилось… Понимаете, мне нужна была информация. А раз мне нужна была информация, я, значит, тот инструмент, который обрабатывает эту информацию. Понимаете? И в то же время я была та самая информация, чтобы, как говорится, владеть инструментом. Вот как вы думаете: инструмент владеет информацией или информация инструментом?
(Белимов) — Наверно, всё-таки информация.(СвСоз) — Понимаете, обоюдно, всё обоюдно, ибо инструмент не может делать что угодно и как угодно — он просто не будет знать, как это делать. Поэтому ему нужна информация, правильно? Значит, он вроде как пользуется информацией, он выше этой информации. Но, простите, та же самая информация, получается, владеет тем же инструментом, правильно? Потому что инструмент выполняет то, что задала она. Согласны? Ну так кто же из них главней? Да никто!
(Васильева) — А можно я…(Белимов) — Давай-давай, говори-говори.(Васильева) — Вот смотри, я вообще-то родилась в такой семье, в рабочей, будем говорить, где ни мать, ни отец особо, так сказать, тоже, как у тебя, классическими какими-то там не увлекались, и вообще. Тем более я в таком месте родилась, где и концертов-то не было никогда в те времена. Ну ты знаешь, я вот с детства… Ты слышишь?(СвСоз) — Слышу.
(Васильева) — Вот с детства начала увлекаться и классической музыкой, и классической литературой, и живописью, т. е. меня всегда это интересовало. У меня родители всегда поражались, чем я…(Белимов) — С чего.(Васильева) — Ну, не то, что… ну т. е. выпадала я из их понимания, так сказать, их жизни. Ну это я не то, что хочу похвалиться, или ещё, а просто это может быть, так сказать, идёт, будем говорить, из прошлой жизни, да?(СвСоз) — А вибрации? Вибрации, которые более подходят к вам.
(Васильева) — Ну вот, да-да-да. А, всё тогда.(СвСоз) — Понимаете, конечно, можно жить где-то в глуши. Может, вы в индейском племени родились. Конечно, там никакого органа не будет и никаких концертов он не услышит, кроме как бубна и барабана. Но, понимаете, придя на большую землю, он будет рад услышать тот же самый орган и отказаться от того же бубна. Но это не значит, что это было в прошлой жизни, зачем — это были вибрации. И человек стремится к тому месту, где он может получить эти вибрации. Ну зачем индеец приехал на большую землю? Но понимаете, если мы вам скажем, что он приехал услышать этот орган, знаете, мы вам не соврём. Конечно, это неединственная причина, но одна из причин.
(Белимов) — Гена, а маленьким «крошкой», когда ты больше спал, ты можешь вспомнить, посещал ли кто-то тебя помимо родителей из другого мира? Т. е. были какие-то образы?(СвСоз) — Безусловно, конечно же да!
(Белимов) — Да?(СвСоз) — Это обязательно!
(Белимов) — А как? Как это выглядело?(СвСоз) — Ну знаете, дело в том, что если передавать на физический уровень, то бишь, чтобы мозг запомнил, что был приход, что я не один, то, скажем так, прародителям приходится приобрести форму, которую мозг бы не отвергал. Понимаете? Тот же самый дедушка, и те же двое — мужчина и женщина, понимаете? Они не имеют этих фигур, этих форм они не имеют, но для физики этого мира они оденут одежды и всё причитающее к ним. Понимаете? Ну давайте скажем так. Вот смотрите, умирает человек, он идёт к Богу, но никогда христианин не попадёт к Богу-кришнаиту, он просто испугается. Вы согласны?
(Васильева) — Ну да.(СвСоз) — А бог-то один, но ему придётся одеть форму, как говорится, христианского бога, чтобы просто не испугать его.
(Васильева) — Ну да. Чтобы ближе был, роднее.(СвСоз) — Да, та же самая вибрация, это всего лишь речь идёт о вибрации. Если вы всю жизнь были христианином, значит, у вас соответствующая вибрация, и характер совершенно другой, чем у того же кришнаита, согласны? — мусульманина или ещё кого-то.
(Васильева) — Да.(СвСоз) — И идя с этими вибрациями, вы в резонанс войдёте именно с теми же подобными вибрациями. И если вы всю жизнь кричали, что Бог — сволочь, негодяй и всех наказывает, то вы и придёте к этому Богу, и он вас накажет, потому что ваши вибрации соответствовали этому богу. Бог-то один, но вибрации-то каковы? И если вы будете говорить, что Бог всемилостив, не прокурор и простит, то Бог простит. Но только, понимаете, если вы будете, как говорится, убивать, насиловать, грешить направо и налево, и при этом будете кричать, что Бог не прокурор, а судья — всё равно вы придёте к карающему Богу, потому что вы-то знаете, что вы делали плохое. И вибрации, истинные вибрации, всё-таки вызваны страхом о каре. Вот почему ребёнок попадает в Рай, каким бы он ни был? Почему? Да потому что он не создал ещё этих ложных вибраций, в отличие от вас, взрослого. Вы верите в Бога, который вам всё простит, или вообще ни в какого Бога не верите — коммунизм. Это не значит, что когда вы умрёте, то придёт коммунист, оттого, что вы мечтали — нет-нет, нет, конечно. Понимаете, но если вы верите во всепрощающего бога и тут же грешите… вы-то знаете, что вы грешите, в вас всё-таки сидит этот «червь сомнения». Вы согласны?
(Васильева) — Да.(СвСоз) — И вот это-то и есть ваша основная вибрация, и, соответственно, на основную не наложена, ибо ложную вы отбросите. Потому что, когда вы умерли, вашего сознания уже нет, а ложную вибрацию создало только лишь сознание. И вот эта истинная вибрация приведёт вас к этому Богу. А там уже можете возмущаться и кричать сколько хотите: «Почему же ты меня не прощаешь?» — Это будут уже ваши проблемы, но вы и поймёте вообще-то. И вот почему ребёнок, по той же причине, всегда попадает в Рай, ибо он не делает специально. Если он даже сделал какое-то зло, но он же не делал его специально, правильно?
(Васильева) — Да.(СвСоз) — Потому что у него это чисто эмоции и не больше. Нет разума в его преступлениях. Понимаете, чисто эмоции. И причём заметьте, чистые эмоции, потому что эмоционально взрослым мы можем кого-то убить сгоряча. Но это не то, не путайте! И поэтому, как вы говорите, придёт в Рай. Т. е. что вы заслужили, то и получите. Что посеете, то и пожнёте. Не больше и не меньше. И естественно, есть понятия, как о ложных мирах. Но вам говорили уже об этом.
(Васильева) — Скажите, а вот по той же причине, что вот собираются, да? — люди уходят из… Ну вот в России это часто было, из глухих деревень в столицы, так сказать, или, ну, где учебные заведения есть, становятся учёными большими, или, значит?..(Белимов) — Что их влечёт туда? Что?(Васильева) — Или именно эти вибрации заставляют… т. е. поиск этих вибраций соответствующих заставляет?..(СвСоз) — Да, конечно! Конечно же, безусловно, только это и это! Человек родился — он знает, зачем он родился, он знает свои задачи. А если быть точнее, он приходит, чтобы родиться, он знает эти задачи. Но когда он пришёл и начинает приобретать плоть, будучи ещё в утробе, он уже постепенно начинает забывать. Понимаете? И те же самые… перед родами, скажем так… пусть будет в цифрах, хотя это не точно, где-то процентов 50 он уже забыл. Ибо, потому что, его матрица была чиста, но он, его матрица смешалась с матрицей матери. А матрица матери засорена множеством других матриц окружающей среды. И вот эта грязь, скажем так, оседает… не обязательно грязь, нет, конечно…
(Васильева) — Ну ясно, много чего.(СвСоз) — Да. И вот что получается, ребёнок, заметьте, когда ребёнок родится, на кого он в первую очередь похож?
(Васильева) — На маму.— На маму? А через год на папу. А потом ни на кого.
(Васильева) — Да, и это тоже.(СвСоз) — Понимаете? Это действительно так, это закономерно, это практически все. Почему, потому что в нём борется множество матриц. Грубо, но это борьба. Т. е. как бы организм пытается очиститься от внешнего. Но это не всегда получается, и поэтому у него остаются какие-то привычки. А заметьте, привычки родителей тоже передаются, хотя они столь короткие. И если верить науке, то они никак не могли передаться детям, ибо эти привычки имели короткий промежуток. Согласны? А они передаются, почему? Потому что была наложена матрица, потому что когда-то ребёнок и мать были единым организмом. Их нельзя было различить никак, только с помощью хирургии, и то, это называется убийством как матери, так и ребёнка. И вот смотрите, рождается ребёнок, при рождении, сколько мук преодолевает он? Для него это смерть. Понимаете?
(Васильева) — Да.(СвСоз) — И лишь только потом с первым криком он понимает, что он живой. Но он живой уже в совершенно в другом. У него появилось тело, на которое почему-то кто-то всё время давит. Ему надо справиться с этим телом. Вот как вы говорите «судорожные движения ребёнка» — нет, он просто хочет понять, что с ним происходит, почему его ручки и ножки были свободны, а теперь их кто-то постоянно давит, жмёт, ломает. Понимаете? И он хочет, он хочет с этим справиться. Первое — это скинуть всё. Понимаете, скинуть. Почему первые дни рождения очень опасны? Впервые девять дней чаще ребёнок умирает. Почему, потому что он может не справиться с этой задачей. И причём может умереть даже совершенно здоровым, в физическом понятии человек, он может умереть. Итак, он старается бороться, но он не может побороть. Раз тело ему дали, значит, дали, — что с ним сделаешь? И тогда он должен уже учиться, он уже учится овладеть им. Сперва он это делает силой, и опять ничего не получается. Понимаете? Он пытается что-то где-то достать, достать до той же побрякушки, но у него это не получится, это будут хаотические движения. Но иногда он будет доставать до этой игрушки, и он постепенно будет учиться запоминать, как он это сделал. И смотрите, вот ребёнок, который лежит в определённой позе, он может дотянуться, допустим, до какой-то игрушки, если он захочет. А возьми и поменяй ему позу, и он уже не может этого сделать, он уже промахивается. Почему? Потому что не было ещё опыта этого. Вот почему ребёнок очень подвижен в малом возрасте, чтобы изучить своё тело от и до. Вот вам, пожалуйста, вы приходите к невропатологу, он вам говорит: «Закройте глаза и достаньте кончик носа…» Всё то же самое делает ребёнок, только он сам себе, как говорится, невропатолог. Возьмите хотя бы его глаза, он не может их остановить, он не может их сфокусировать. Почему? Потому что он хочет испытать все движения. Вы сейчас скажете: нет, просто у него ещё нет, как говорится, мозг ещё не обладает этим телом. Но мы говорим то же самое, только другим языком — испытать, испытать и проверить все возможные варианты, как бы заранее подготовиться к любому другому. Понимаете?
(Белимов) — А правда ли, что ребёнок видит в перевёрнутом виде?(СвСоз) — Да, безусловно.
(Белимов) — А почему оно потом налаживается?(СвСоз) — А вы возьмите сейчас очки, которые перевернули бы изображение, и оденьте. И первые несколько дней вы будете ходить и видеть перевёрнутый мир. А потом опять вы увидите его нормальным. И вот когда вы снимете очки, и будете видеть без очков, у вас будет перевёрнутый мир, потому что мозг настроится на очки.
(Белимов) — Угу, ясно.(СвСоз) — Понимаете, мозг обустраивается, задача мозга — выжить в окружающей среде. Понимаете, душе проще, ей наплевать, какой будет окружающий мир, ей надо выполнить свою задачу. Она может прекрасно воплотиться в таракана, в травку, в человека, в любое животное, соответствуя своей задаче — ей всё равно. А вот мозг, его задача как-раз сохранить себя, и, соответственно, физическую оболочку. Он, к сожалению, не думает о душе. Понимаете?
(Васильева) — Он озабочен?(СвСоз) — Он озабочен этим, но дело не в этом. Вот вы говорите: «Зверь какой-то, а не человек! В нём нет души!» Почему? Потому что мозг озабочен, как говорится, осознанием. Самое главное это что? Еда, а всё остальное потом. Мы едим для того, чтобы работать.
(Васильева) — А работаем для того, чтобы есть.(СвСоз) — Да. В это деле…