1996.04.21-2
(Отвечающий: Мабу)
— …Вы строите себе холмики и считаете, что это горы, на которые вы поднялись, и хотите поднять других. Страх, страх и гордость. И имея, — а вы сказали о красках, — имея эти краски, вы должны были бы помнить, что идёт время, действительно, понимания любви. Вы же сами говорили, «раскрываются чакры». Ваше слово «чакры».


— Сколь глупо слово, но, к сожалению, вы пользуетесь им.

— Слово глупо.

— …это первое, и второе — они действительно не существуют.

— Что они видят?

— А мы говорили о единстве. Вы говорите о семи телах, а мы вам говорили и повторим, что у вас их множество и нельзя их разделить. Просто вам проще. Согласитесь, когда-то, имея палку, для вас это была просто палка, целая палка.

— А потом вы нанесли на неё метки, и теперь у вас — метр.

— Правильно?
— Да.
— Правильно. Так же сделали и вы: вы взяли тело и расчленили его на тела, расчленили на чакры. А в итоге вы так этим увлеклись, и тем более ещё и наукой, и в итоге теперь у вас, как вы говорите, эти чакры работают отдельно. Удивительно, одна часть тела, как вы выразились «мясо», работает в одну сторону, а другая — в другую. Вы расстроитесь, а потом удивляетесь, почему всё-таки так плохо, и начинаете поправлять. А если надо в какую-то сторону подкрутить, начинаете крутить в совсем другую. А потом вы начинаете говорить: «А здесь ещё чакры видны! А ещё есть и тысячи лепестков над головой!» И вы делите свои тела на множество каналов, нервов и так далее. И считаете, что вы познали себя? И что удивительно, вы можете по этим пятнам определить, что это за человек. Ладно, здоровье, здесь ещё как-то можно действительно определить здоровье человека по чакрам, но вы умудряетесь узнать его характер: ах, у него такой-то цвет — ах, он, значит, такой. Прекрасно, не правда ли? Во, какое пророчество! Глядя на мольберт с красками, вы уже знаете какова картина. Удивительно, не правда ли? А вы и есть тот мольберт с красками. А уж что нарисуете, то и будет вам. Придёт к вам экстрасенс, нарисует вас таким-таким-то, и, к сожалению, он окажется пророком. Как вы говорите: «А где та грань пророчества?» А та грань в вас, насколько вы в него поверили. И если вы уверовали в него, как в Бога — значит, он будет идеальным художником и нарисует в вас все эти краски, и вы станете подражать всему тому, что сказал этот экстрасенс. Хорошо, если он сказал что-нибудь хорошее, а если он у вас найдёт кучу болезней, то болезни появятся. А если он ещё найдёт, что у вас, оказывается, есть изъян какой-то в характере, и если он у вас был, хоть чуть-чуть да был, то вы его так увеличите, так приумножите, что он у вас будет преобладающим. Всё как у экстрасенса. Вот вам «писатель жизни»! А вы говорите «экстрасенс», вы говорите «чакры». Вы ищете душу… Где вы её ищете? Вы её везде искали.


— Спрашивайте.



— Ищите в себе.

— Ищите в себе. Старайтесь найти в себе.

— Поймите! Поймите, никогда никому вы никогда не будете верить. И поверите ему лишь только в том случае, если будет совпадать с вашим взглядом. А мы не хотим быть теми же самыми лжепророками или экстрасенсами. Мы не хотим влезать в ваше истинное «Я», мы не хотим ворошить вас. И вы должны сами разобраться в себе, прежде всего. И мы говорили о силе, и ждём, когда наступит время, что сможем прийти и спросить эту силу. У вас есть эта сила, есть.

— Но вы не можете её дать, не из-за того, что вы жадны, а из-за того, что вы просто не можете сами владеть ею. Вы её разбросали — хаос, и поэтому не можете её собрать. И, к сожалению, понятие силы у вас сразу переходит в физику. Если вы подразумеваете, что вы станете божественны, вы выбираете всего лишь только немножество вариантов: один из них — вы станете лучезарным и у вас не будет тела. Почему-то вы так возненавидели своё тело. Чем же вам навредило-то это тело? Тем, что оно болит? Так это вы виноваты! Тем, что оно не даёт вам подняться в небеса? А кто в этом виноват? А если и подниметесь, что вы будете делать там? Да хорошо, что вы туда не поднимаетесь! Другой вариант — и опять же материальный. Мы когда-то говорили вам, что вы не умеете мечтать чисто о духовном.

— И вы даже когда-то спорили, что нет, умеем. А ну попробуйте! (пауза) И ещё. Множество раз повторяли и повторим: не верьте нам, не верьте никому — верьте себе! И если вы читаете Библию, и если вы в неё уверовали и не отходите, не отступаете ни от единого её слова, это говорит всего лишь о тупости барана и не больше. Это говорит лишь только о фанатизме и не больше. И поверьте, Богу, ждущего вас, такие не нужны! Мы говорили вам, что вы должны так её прочитать, вы должны пережить её так, чтобы вы не то, что могли, не переворачивая листа знать, что написано далее, — ибо вы можете заучить её просто, что и делаете, — но могли и прожить. И никогда не пробуйте копировать! Не играйте в святых! Это выглядит глупо. И когда вы играете роль Христа, этим вы унижаете его и возвышаете свою гордыню. И никогда не отрицайте чужие веры, ибо вы сами-то не верите в свою, а доказываете другим. Простите, если вы будете грудью кричать, пылать, и будете говорить, что я спасён, Христос спас.

— И это будете говорить мусульманину — мусульманин с тем же успехом будет стучать по своей груди. И кто из вас прав? А теперь представьте такую ситуацию: теперь бедному Христу придётся драться с Мухаммедом. Смешно? А в вашем понятии это и происходит, это происходит постоянно. Раньше у вас так и было - «битвы богов». Было?

— Было. Теперь же сейчас битвы богов нет, — сейчас идёт битва религий. Ибо было бы смешно услышать, что боги до сих пор дерутся. Вот ваше взросление.

— Вам судить. Вам решать. Вам жить. (пауза) Это первое. И второе, — любая книга должна вам что-то приносить. Если ничто не принесла — вина не книги, а ваша. И если эта книга очень дурна, всё равно вы должны найти в ней что-то, хотя бы просто понять, что она дурна и сделать соответствующие выводы. Но не так как вы это делаете: вы тут же отбрасываете на первой попавшейся странице. Как вы читаете книгу? Начало и конец. Как вы читаете роман? Вы заглядываете в конец. «Ах, хорошо кончился!» Вы уже знаете конец и читать его дальше почему-то легче. Как вы читаете книгу? Если дать вам книгу или дать прочитать рассказ, но не дать название этой книги или рассказа, и что удивительно, вам будет сложнее это читать. Почему? Ключ? А вам нужен этот ключ? А зачем тогда нужен этот рассказ, когда достаточно было бы только написать название этой книги и не читать всю книгу?



— А вы видите сны?

— Мы не говорим о памяти, — мы спрашиваем, видите ли вы сны?

— И назовите мне хотя бы одного, кто, как говорите вы, не был контактёром? (пауза) Вы говорите о связи с внешней средой и тут же спрашиваете о контактах.

— Неужели вам важно имя говорящего с вами?

— Если вы не знаете имя, то вы не будете разговаривать, вам уже неинтересно разговаривать. Вы не знаете множество всего, вам нужно имя, и хотя вы не знаете значений этих имён, всё равно вы требуете эти имена. И вы всегда хотите чего-то экзотического. Если вам что-то приснилось, и если вам не понравился этот сон, просто не понравился, то просто чепуха, сон, и всё, и не больше. Если он вам очень не понравился, вы обязательно вспомните Сатану, и вроде как… Если же был прекрасный сон, вы обязательно всё припишете Богу, Ангелам.

— Разве?

— А какая разница, что вы взяли и дали другое имя? Ну назовите это высшими силами. Вы всегда любите давать название и довольно экзотические. А почему? Та же самая гордость. Вам что-то приснилось, ваша душа к вам же стучится и рвётся, а вы? «Мне приснился сон, к чему бы это? Это, наверное, высшие силы…» или ещё как назовёте. Какая разница, как вы это назовёте? Всё равно вы обязательно возвеличите себя в этом.

— Когда-то мы говорили, что вы отвечаете на те вопросы, — первое. Второе. Мы когда-то вам говорили, что мир един. Вы забыли это?

— Помните?

— Вы помните? Что вы помните? Слова?

— И не больше.

— К сожалению. Так вот пока вы помните просто слова, вы будете биться, вы будете создавать множество теорий, тут же их опровергать, тут же сочинять новые, а ничего не сдвинется, просто добавится больше словесного мусора и не больше.

— А более конкретно…

— А как для вас тогда конкретно? Как мы можем объяснить о любви, если мы, как вы говорите, не обладающие телепатией, не можем пробить вашу стену и передать её другими способами? Понятие о любви, истинной любви, а не словесной.

— Нет. Нет, мы не обладаем телепатией и множество раз говорили вам об этом, ибо мы не обладаем вашей физикой. И зачем нам это, если мы уже живём? Зачем нам нужна память, если мы не забываем и живём во всём, и видим и прошлое, и настоящее, и будущее? И, к сожалению, мы не можем дать это вам только из-за того, что вы не видите и не слышите нас. Вы слышите только слова, слова и не больше.






— Мы всегда говорили вам, что никогда не уходили. И мы говорили вам когда-то о тысяче годах.


— Ну хорошо. Давайте снова вернёмся к параллельности миров живущих в вас.

— Как вы думаете, чтобы достучаться до вашего разума, что надо сделать? Чтобы ваш разум…

— …признал что-то иное, — что надо сделать?

— Что показать? Не физику? А разум не признаёт не физику.

— Надо просто-напросто одеть одежду. Согласны?

— Как обмануть ваш разум? Очень просто. Очень просто. Напялить себе одежды, любые — не важно, лишь бы они были физические и понравились этому разуму, и не больше. И входи, пожалуйста! Разум пропустит.


— Нет.

— Всё гораздо проще. Вы сегодня спрашивали о неуправляемой памяти. Иногда, в вашем понятии, приходят те моменты жизни, которые вы не можете понять, почему вспомнили.

— И во всём этом есть закономерность, а именно работа души.

— Но, не осознавая, не понимая, и не веря в эту душу, вы принимаете за случайность, за хаос, и потому множество воспоминаний кажутся вам хаосом. И что удивительно, бывает, когда вы желаете что-то вспомнить, и чем это будет нужнее вам, тем меньше шансов, что вы вспомните. И лишь только тогда вспоминаете, когда забываете, что надо это вспомнить, когда устаёте вспоминать. Почему?

— Почему?! Потому что душа даёт… А вы привыкли бороться, а вы привыкли иметь определённые одежды. И если в этой формуле, в этом ключе, позволяющем вспомнить, переставлен какой-то значок, пусть не значительный, не влияющий — уже не будет принято. Это беда вашего разума, это беда. И поэтому те словесные чувства не принимаются вами. Мы говорили вам о словах, об их пустоте, и говорили о любви, когда нет слов, вы помните?

— Слов нет, а понимаете прекрасно. Удивительно, появляются слова и начинаются распри.



— Говорите.

— Ну, безусловно, так и должно быть. Мы же не говорим, что у вас полнейший хаос.


— Ну хорошо, давайте скажем так: вы можете назвать ну хотя бы номер билета, автобусного билета, по которому вы проехали неделю назад?

— Нет, конечно. А ведь читали.

— А что вам мешает вспомнить?

— Не придаёте значения?

— А вот интересно, когда вы высчитываете этот номер, вы придали значение.

— Интересно.





— Вы помните всё. Вы помните всё.

— И под каким-нибудь стрессом, пусть это будет гипноз, пусть это будет ещё какой-либо стресс, не важно, вы можете вспомнить. А почему? А потому что у вас не будет желания вспомнить это разумом, потому что в этот момент вы будете просто машиной. Когда вы загипнотизированы, вас спрашивают: «Назовите номер!..» — и вы назовёте его, не задумываясь, потому что вы просто машина, исполняющая приказы и не больше; машина, которая обладает памятью и не думает: а нужно это выдавать или нет. А вы, держа этот билет в руках, посмотрели на него и дали установку, что это не нужно запоминать, это лишний сор и не больше. И чем больше наука будет утверждать, что память ваша ограничена, и поэтому не засоряйте её пустяками, тем больше вы будете забывать.

— Но вы-то запомнили. Но вы запомнили. Вы считаете, что пустяк.

— Вы не допустили эту информацию в рабочую память, — память, которой вы пользуетесь.

— И вы… О нет! Оперативная память — это та память, которая работает именно сейчас, которая позволяет вам привести именно эти фразы, именно эти слова. Оперативная память — это всего лишь та память, которая позволяет шевелить вашим языком. И когда вы, как вы считаете, думаете, — а, к сожалению, множество людей считают, что они думают, когда шевелят языком про себя, — вот это и есть оперативная память. Есть ещё «рабочая память» — она довольно-таки обширна. Вы же можете вспомнить телефон?

— Вы можете вспомнить книги, вы можете вспомнить очень многое, вы можете вспомнить детство — это и есть рабочая память. Есть «хранилище», долговременная (память), как вы говорите, и она делится на три фазы.


— Название? Мы не знаем этих названий.

— Может быть, не знает и Переводчик.

— Ну давайте скажем так. Давайте назовём «первичная память». Только, пожалуйста, не вмешивайте сюда память о реинкарнациях.

— Памяти не существует.

— А мы говорили вам о химии.

— А вы обладаете только химической памятью. И лишь только тогда… воспоминания о реинкарнации будет лишь только тогда, когда вы превратите её в химию. Это когда к вам придут и наговорят вам, не важно, сочинят или скажут правду, — лишь только тогда. Есть первичная память, и она зарождается вместе с вами, и она зарождается ещё в матери, и она помнит всё. Она помнит деление клеток, но вы этого не можете вспомнить, не можете. И эта память содержит абсолютно всё: каждый запах, каждое движение. Мы говорили, что вы можете вспомнить, что у вас находится за спиной, хотя вы не оглядывались. Почему? Потому что у вас, помимо зрения, существует ещё множество чувств.

— Множество.

— Вы говорите о шести, а мы вам скажем более. И это всё запоминается. И вот это, чаще всего, вы называете подсознанием. И вы правы. Это и есть то самое подсознание, та самая химия, но никак не душа. Итак, вот вам одно название — подсознание. И в этом подсознании вы и получаете все ваши наклонности, характер. Ибо, как вы говорите, эта память создаёт второй фронт, второй фронт памяти — рабочий архив. Это сознание… (Срыв.) (Обрыв.)

— А мы разве когда-нибудь таинственно произносили? Вспомните, мы вначале говорили, что Переводчик отвечает на ваши вопросы, и вы отвечаете на эти же вопросы, вы сами отвечаете на них. Вы помните?

— Вы должны были бы вспомнить тогда, что мы есть часть ваша. Вы помните?

— Вы должны были бы помнить, что мы пришли в мир эмоциональный, чтобы было бы легче говорить его языком. И если хотите назвать нас подсознанием — пожалуйста, называйте. Мы когда-то вам хотели дать понять, что мы — ваше будущее.

— И в то же время мы предупредили вас, чтобы вы не шли нашей дорогой.

— Здесь всё гораздо сложнее.

— Поймите, в этом мире, в котором вы живёте, нельзя всё объяснить, нельзя. И в этом мире нельзя понять, что нет понятия времени. В этом мире есть и прошедшее, и настоящее, и будущее, — в этом мире есть, да. В этом мире есть слова, и поэтому произносим их и мы. В этом мире есть всё, в чём вы живёте, и нет того, в чём вы живёте, но не видите этого. И если вы говорите о бесконечности, то для вас это пустой звук и не больше. И если мы говорим вам, что мы ваше будущее, но вы не идёте нашей дорогой, то нам очень трудно будет объяснить вам, что всё же это едино. Нам очень трудно объяснить, что мы — это есть вы, а вы это говорили, вы помните?

— И очень трудно вам понять, что вы — это есть и мы. Вам трудно понять, что такое единство, вам трудно понять, что стол и вы ненамного отличаетесь друг от друга. И хотя разумом вы скажете: «Да, конечно, материя…» — для вас это всё равно будет пустой звук. Вам очень трудно понять, что заставляет двигать атомом, и в чём же всё-таки разница этих движений. Те же самые движения атома и атомов ваших молекул, и ваших молекул стола — те же движения, а сколь большая разница. Вам это очень трудно понять. Вам очень трудно понять, что нет ничего мёртвого, и что смерть тоже живуча, и что это тоже жизнь, и что жизнь — это тоже смерть. Это всё единство. Нельзя этого объяснить. И когда вы говорите с усмешкой и соглашаетесь с нами о колпаке, это говорит всего лишь о вашем упрямстве. Ну что ж, мы рады, что вы упрямы, потому что рано или поздно с тем же упрямством вы будете потом доказывать другим то, что мы хотим объяснить вам это сейчас. Мы хотим вам сказать и хотим вам напомнить, от ненависти до любви один шаг. И от любви к ненависти тоже один шаг. И чем больше ненавидишь, тем крепче будешь потом любить, и наоборот. И чем больше сил у вас для зла, значит, тем больше будет сил и для добра, если придёте на дорогу его. Но если у вас нет сил ни для чего — ничего и не будет. Мы когда-то вам говорили о Дьяволе и о Боге, и дали вам понять, что и тот и тот сильны. Вы помните?


— Поймите, просто один выбрал дорогу зла, другой выбрал дорогу добра. Давайте будем говорить пока вашими понятиями. И нельзя говорить, кто из них сильней, и никогда никто никого не победит.

— Мы пока в вашем мире, тогда давайте пока не будем говорить о единстве.

— И те, кто говорит и призывает вас идти к добру, и вы будете идти к добру, вы должны идти к добру. Часть пойдёт к злу, часть пойдёт к добру. И тот же Дьявол ненамного ошибается, говоря, что если бы не было зла, то не было бы и добра. «Если бы не было тьмы, то не было бы и света». (Обрыв.)
— …больше будет нравиться, как вы умирали, больше будет интересовать только это, то, пожалуйста, вот вам Ад: вы будете больше видеть, как вы умирали. И если вам больше нравится, как вы рождались — вот вам и Рай. А вы говорите о зоопарке, где вас кормят и не больше. А вам нравится, множеству вам нравится это. Множество вас из-за лени стремятся к вере, ибо там не надо трудиться. (Обрыв.)

































































(Далее обсуждение после сеанса)