2020.10.14
(Моисеенко) — Алексей на связи. Алексей, дай знать, что ты на связи.
(Сидоров) — Да-да, привет всем!(Моисеенко) — Всё. Алексей и я…
(Харитонов) — Добрый вечер!(Моисеенко) — Всё, мы на связи, можем говорить. Рассказывай, Ген, что у тебя, как, какие ситуации у тебя. По последним беседам, что у тебя нового, расскажи?(Харитонов) — Ну, Алексею я уже говорил, но сейчас скажу. Дело в том, что я как бы вот… как сказать… Когда раньше были контакт, сеансы, я как бы чувствовал такую как заботу, что ли, на себе. И вот когда слишком большое внимание, то знаешь, такое ощущение, будто одеялом, подходят и тебя одеялом накрывают, чтоб типа не замёрз. А здесь вот наоборот, такое ощущение, что… Вот я пробовал сейчас зашёл на странички: там какой-то конкурс организован, плюс вот этот вот… ну… запись вот эта вот. Не завидую вам, да, там разговариваю я очень плохо. Я добрался, где там включение происходит… Я не знаю, правда, я слышу, но то ли я слышу или не то слышу. Потому что с Алексеем мы пробовали, я слышал другое. Ну я, допустим, скажу: в самом начале, кто был, они начали говорить о времени. Вот. А там уже решите, так это было или нет: что время нестабильно и для каждого протекает совершенно… ну, по-разному. И поэтому невозможно учитывать… Ну, в общем, там что-то про время.(Моисеенко) — Угу.(Харитонов) — Вот. И вот, знаешь, вот когда это происходит, как ты говоришь, включение, да? — вот это такое ощущение, что как бы меня силой куда-то воткнули, в какую-то огромную аудиторию. Я, конечно, никого не вижу, но я чувствую, что множество народа на меня смотрит, и все почему-то ждут, что я не так, что ли, прочитаю. А я именно читаю, вот действительно читаю. Я не знаю, откуда я читаю: может, с потолка, может, что светит, может в руках я держу, — я не знаю. Я знаю ощущение, что я читаю. Не так, что насильно я говорю, точнее, через меня кто-то говорит, — говорю я. Я могу в любой момент остановиться. Вот. И поэтому у меня ощущение, что я читаю. Но все почему-то стоят, и ждут, чтобы я ошибся. И вот если я ошибусь, то тут что-то такое случится: меня побьют или ещё что-нибудь такое. И я, в принципе, понял, почему я мёрзну. Получается, я как голый, что ли, какой-то там стою. Совершенно голый стою.(Моисеенко) — Угу.(Харитонов) — Вот. А вот когда Мабу, Мабу когда… Мабу слышу, кстати, слышу. Но я, правда, не знаю, что я слышу. Вот.(Моисеенко) — Угу. Т. е. тебя как-то эти состояния какие-то необычные. Что ты хотел сказать этим?(Харитонов) — Ну я хотел сказать, что я не ощущаю самого сеанса, вот как я раньше был, что я как бы «Первых» ощущал. Здесь я никого не ощущаю. Вот кроме этой толпы какой-то, огромной толпы, которую я не вижу, но она наблюдает как бы за мной, — я в каком-то зале огромном. Очень неприятно. В смысле, тяжело. Знаешь, ну не знаю, как объяснить. В принципе, я как бы после этих сеансов, где-то день-два как бы отхожу. Т. е. ну тяжело. То голова болеть начинает, то спина начинает болеть. Вот. И интересно, что нос начинает сильно… такой давить сильно на нос почему-то, не знаю. Ну, может, это совпадение, но мне кажется, нет, потому что проходит вот это вот день-два, и вроде как отходит. А потом раз, и всё. Ну вот когда мы с тобой заканчиваем, прощаемся, я уже замёрзший такой, а на утро потом, значит, начинаю болеть как бы. Не знаю, связано это с этим или нет. Вот. И я всё время в ожидании таком. Вот сейчас с тобой разговариваю, а всё ожидаю какое-то <…> Вот.(Моисеенко) — Угу.(Харитонов) — А ещё <…>, что я его оказывается <…> слово «паразит». Ну вот такие вот дела.(Моисеенко) — Угу. Т. е. я правильно понял? Вот эти…(Харитонов) — Что ещё…(Моисеенко) — Беседы, которые мы вели… Да, слышишь?(Харитонов) — Да, слышу.(Моисеенко) — Вот которые вели мы беседы с тобой, совершенно новые ощущения, и тебя они пугают, ты хотел бы понять, что происходит с тобой. Да?(Харитонов) — Нет, они меня не пугают, а просто очень тяжело, ну как бы я читаю тяжело. Вот когда я с Мабу разговариваю, — это ещё ничего. А вот когда читаю… Вот. Ну не знаю, как это объяснить, ну вот читаешь с какой-то напрягой, такой мощной напрягой: боишься не то сказать, не так прочитать эту буковку там. Вот. И вот пока я произношу вслух, я, получается, много раз ещё в себе это произношу, пытаюсь прочитать, чтоб правильно было. И тяжело, физически просто тяжело.Но зато я подслушал. Они начали про время <…> идёт. Потом про огонь. Говорили, что истинный огонь, ну, земной огонь — он голубой должен быть, почему-то.
(Моисеенко) — Угу.(Харитонов) — А красный — это уже огонь агрессии. Ну, цвет крови, как они сказали. Огонь — цвет крови. <…> Ну я толком не помню. Могу, в принципе, прослушать ещё раз, и рассказать. Вот. Т. е. как бы я, получается, слышу. Вот те контакты я как бы вот… Ну с Алексеем мы пробовали, я тоже как бы их слышал, но только…(Моисеенко) — Подожди, а ты какую запись слушал? Где…(Харитонов) — Ну которую сейчас вот.(Моисеенко) — Полную, которую опубликовал, двухчасовую, да?(Харитонов) — Ну я не знаю. Которая у тебя вначале прям стоит. Страничку открываешь — она стоит. А после него потом какой-то конкурс, рядом с конкурсом она. Так какой-то конкурс, жеребьёва какая-то, или…(Моисеенко) — А, нет, ну там в видеозаписи, просто тебе надо залезть. Там есть короткий фрагмент, а есть просто полная версия. Два ролика на Ютубе есть. Ты на Ютубе или ВКонтакте смотрел?(Харитонов) — Не-нет, в самом ВКонтакте. Потому что я же там листал, и там я вроде бы это… Как бы я доходил, где Мабу говорит, и где эти… Вначале мы с тобой просто как бы беседовали…(Моисеенко) — А ты читал, что я тебе отправил, ихний ответ?(Харитонов) — Вначале они говорят… (пауза) А он в этом контакте?(Моисеенко) — Да. Вот, который был.(Харитонов) — <…> Нет, значит, я пропустил его. Нет, я его не слышал. Я читал сообщение, а слышать я его не слышал.(Моисеенко) — Угу. А ты где сейчас находишься? В каком месте?(Харитонов) — На работе. Дежурю.(Моисеенко) — А, ты дежуришь. А ты ночь дежуришь?(Харитонов) — Да. Ну как. Я пришёл утром, и вот завтра вечером уйду.(Моисеенко) — А, вот так.(Харитонов) — А если выходные… Я в пятницу утром пришёл — в понедельник вечером домой пришёл.(Моисеенко) — Алексей, ты нас слышишь? (пауза)(Сидоров) — Да, сейчас слышу. Михаил, хотел бы сразу поговорить, вот из-за чего мы хотели сегодня созвониться втроём. Если будет подключения, я так понял, у тебя получается уже два раза подряд за неделю. Это очень часто получается выходить на связь. Т. е. необходимо, конечно, узнать о безопасности подключения, потому что Гена не может контролировать эту ситуацию. И если у него ощущение, что он как голый стоит перед открытыми глазами вокруг, ну, у него реально такое ощущение складывается. Т. е. если отсутствует защита, то нужно о ней проговорить, а не просто задавать вопросы. Т. е. безопасность какую-то создать: понимание, есть безопасность подключения или нет.(Моисеенко) — Да, Гена?(Харитонов) — Ну да, да. И вот в субботу я прочитал, там написано, что что-то насилие… как они входят насилием, что ли. А потом как-то привыкаю я, и они входят в круг общения. Как-то вот выразились. Так они выразились. Вот.(Моисеенко) — Да, они как будто в симбиоз с тобой входят.(Сидоров) — Формулировка не совсем понятна.(Харитонов) — А?(Моисеенко) — Как будто в симбиоз они…(Сидоров) — Формулировка не совсем ясная.(Харитонов) — Блин. Эхо, что ль. Как-то двойной голос слышу. Я не понял вопрос. Просто двойной голос, я не слышал.(Моисеенко) — Просто я говорил, и Алексей говорил одновременно.(Харитонов) — Ага.(Моисеенко) — Я говорю, там они написали, что они представляют сейчас какой-то симбиоз. Я могу прочитать, если хочешь. Давай я прочитаю, Ген, а? — что они там написали.(Харитонов) — Ну…(Моисеенко) — Да?(Харитонов) — Давай.(Моисеенко) — Давай. Сейчас прочитаю.(Харитонов) — Ну прочитай, потому что я…(Моисеенко) — А ты просто…(Харитонов) — …я как всё ждал звонка о своих…(Моисеенко) — Давай. (Михаил зачитывает черновой текстовый вариант, который здесь не представлен)(Моисеенко) — «Из-за переживаний Переводчика, мы оправдаем его следующим образом. Во множестве времён нашего контакта, мы специально выделяли способность Переводчика недостатком речи. Необходимое искажение речи по множественным причинам. Одна из них — каждый судит по мере своей испорченности. Приведём примеры. Сказано '…и будем встречать вас богами…' Если преобладает в вас гордыня и нет полного доверия, то вряд ли вы подумаете, что именно вас величают богами. Далее. Невнятно сказанное слово об иерархии, цитируем: 'Мы не разделяем ваше иерархическое разделение на миры тонкие и толстые'. А вам послышалось 'расизм'. Далее. Проверьте тексты, услышанные вами. 'Привычная вам репрезентация личности, бесконечности, цикличности жизни и смерти, борьба зла… добра и зла любой иной дуальности, создаёт вечное и вечное движение'. А мы хотели и говорили: 'привычная вам репрезентация вечности и бесконечности, уверенных в неразрушимости цикличности жизни и смерти, борьбы добра и зла любой индивидуальности, создаёт <…>»(Моисеенко) — Не понятно, что там написано.(Моисеенко) — «…вечное движение'. Вы видите разницу?»(Моисеенко) — Такие, неразборчивые моменты.(Моисеенко) — «Далее говорится о памяти и тоже искажено. Вы слышите то, чему вы настроены, чему ближе сейчас. Потому говорим, и продолжаем говорить с вами, что именно сейчас. Пусть совершенно искажён текст, изменяется смысл, порой на противоположное, пусть, мы помним себя молодыми. Но мы всегда были против чистого говора и всегда вмешивались в слишком чистую речь. Ибо множественность восприятия, — искажённый телефон, — приносит пользы более, и расширяет ваши фантазии, и заставляет вас вслушиваться более внимательно, или не утруждаться, что говорит о несвоевременности наших бесед. Хранители слишком строгие для вас, и их ошибки в начале времён способны изменить русло временных рек. Теперь о правилах беседы. Начало нашего вмешательства — насилие. Ибо с Переводчика сняты все наши защиты. Потому мы должны разбудить в нем силы его начала. Они будут являться его защитой. В дальнейшем мы становимся узнаваемы, и мы допускаемся в круг общения. Снижается некая строгость, проявляется минимальное вмешательство как нас в него, так и нас. Мы являемся неким симбиозом, тандемом совместных проживаний тех событий общих для нас. Мы говорили о его памяти, о способности помнить о контактах. Разница между вами и Переводчиком в том, что вы помните о контактах, искажённых восприятием его речи. Подчеркнём, вашим восприятием. Он, поверьте, не помнит ни малейшей секунды контакта, но помнит прожитое им. А чтобы получить многие ответы, требуется множество времени. Отличие от иных контактёров: они являются некими ретрансляторами, и не более. Ваш Переводчик для облегчения понимания — рассказчик, историк. Мы показываем ему дороги, далее он одолевает их сам. Хранители не разделяют его желания о подробном изложении некоторых тем. Например, корабль и все события, связанные с ним. Но не стали его удерживать в 2014-ом, ибо у собеседника был… А, впрочем, тема о четверых тоже входит в перечень табу. Но и здесь, здесь мы с ним согласны. Ибо на сеансах лишь однажды присутствовал иной из четвёрки. Хранители не разделяют стремление Переводчика о полном собрании экипажа корабля и допускают возможность некоторых потерь. Машина способна нарушить и даже создавать свои законы. Но, поверьте, ни разу не воспользовалась своей властью. Машина преднамеренно величает себя машиной, зная вашу зависимость к терминам. Продолжим отвечать. Нужно ли человеку стремиться обрести тело света? Если вас не устраивает данное тело, то не стоит говорить о каком-либо стремлении. Не можете оценить вам данное, есть ли смысл создавать вам более? Откуда берутся болезни? От неправильного движения — банальный ответ, но это так. Врождённая болезнь, полученная…»— Ну, где-то я недоговариваю слова, просто неразобранные слова, не разобрали их.
– «Врождённая болезнь, полученная или от родителей, их заслуг, или от акушера, совершившего ошибку при родах. Пример: очень большой процент больных астмой от удушений при родах. Незнание причин приводит к искажению научных догм. Пример: алкоголь убивает нервные клетки — нет, не убивает, но нарушает обмен как информационный, так и межэлектрический и химический. Как быть здоровым и не болеть? Болезнь — не соблюдение простых правил бытия, психологических настроек: 'как я устал', 'что за жизнь', 'как все надоело', 'да чтоб я сдох', 'да чтоб все вы сдохли', 'зачем родился?', 'да что я за урод', или мы все уроды — разницы в этом нет. Тело моё — враг души, надо его усмирить. Ну если вы не хотите решать… Или идеи сознания порой чужих главенствуют над вами, или вы раб тела. Да рабами идей — тоже не сладко. Самоедство пожирает всех, независимо от её форм. Вы спрашиваете: если мир един, почему чувствуем себя отдельными, и как прийти к такому единству мироощущения? Мы же говорим, если вы чувствуете неединство, вы уже в пути. Плохо, если корнями является гордыня и любые чувства с приставкой 'само'. Корням требуется питание. И чем развитее корни, тем больше требование, тем больше сил необходимо им, а значит вам. Так рождаются тираны. <…> ваш Переводчик. Заходим в его круг.»
(Моисеенко) — В общем, короче, я прочитал фрагмент. Ген, рассказывай, что. (пауза) Слышал, да?(Харитонов) — Да, сложный такой текст. <…> Это вот в этом сеансе, который сейчас…(Моисеенко) — Который, да, я выложил от восьмого числа.(Харитонов) — Ну я не слышал голос, если честно. Ну, пропустил.(Моисеенко) — Т. е. то, что я сейчас читал, ты ничего не слышал?(Харитонов) — Нет, ничего не слышал.(Моисеенко) — А, т. е. тебе — раз — и отсекают звук, да?— когда я перечитывал их ответы.(Харитонов) — Ну почему отсекают? Я всё слыш… Я слушаю, но просто там было… Ну там же было, что у каждого время своё. Течение времени у каждого индивидуальное. И невозможно учитывать… временные несовмещения, приводят к диссонансу и не пониманию друг друга. Такое вот.(Моисеенко) — Угу, да.(Харитонов) — А если есть попытки… Каждый человек… Если какой-то процент совпадений происходит у этих временных вот этих вот вещей, то появляется понимание между людьми. Ну а если уж там превысит более какой-то уровень, то, в принципе, мы можем говорить как бы а более близких связах, вплоть до любви. Первое время проживания происходит синхронизация времени, — вы называете это медовый месяц и далее. А потом, всё-таки учитывая, что временные разногласия, они как бы никуда не девались, они постепенно, как говорится… т. е. происходит рассинхронизация, и, как вы говорите, у вас проходит любовь. Вот.(Моисеенко) — Угу.(Харитонов) — Вот этот вот. Потом, что я там ещё слышал… Ну Мабу… Он говорил, что к нему приходят… к ним, бывает, заходят звери. Вот. А ты спрашиваешь: «Какие звери? Страшные? Большие? Больше тебя?» Он говорит: «Большие звери — это нестрашные, потому что от них можно убежать, и есть пещеры, в которые не могут пройти». Чем они меньше, тем страшнее, потому что они более ядовитые. И ты можешь не заметить, как он там тебя укусит. Вот это вот было. Потом, значит, этот… Ну он как-то по именам называл. Вот. Потом, значит, объяснял, что эти… детей, детей… А за детей отвечает этот… Так, подожди. Амур… как-то… Не Амур, а что-то созвучное такое. Вот. Он отвечает за детей, а к нему какой-то ещё… То тоже мол это… Потом он рассказывал, как его учили. А, вот что! Главное, что вот эти имена из поколения в поколение. Т.е… Сейчас, подожди. Блин, как-то он называл. М-м, учителя он своего назвал. Бу… бу… Вот вертится… Вот как бы вот это первый, как говорится, монах, самый первый монах, который, как говорится, начал обучать. А теперь все остальные монахи, которые занимаются этим обучением, они тоже носят это имя. Ба-бу…
(Мабу) — Сам ты Бабу!(Харитонов) — Чего? Так, началось. Всё. Моба — вот. Вспомнил — Моба.(Моисеенко) — Моба.(Харитонов) — Наверно, Моба, да. Ну, если честно, не вспомнил, а похоже мне Мабу заскочил. Вот. Моба. Вот это монах, который занимается обучением. Он обучал… как его… Мабу тоже обучал. А Мабу, получается, что… Вот он рассказывал, что его… Когда он залез на трон, его там побил сильно… Как его… Резко побил. И вот он, чтобы ему было очень больно… и он от боли убегал в какие-то другие миры. И когда монахи его лечили, то заметили, что он так хитро убегает, и заинтересовались этим, и тогда им стал вот этот Моба заниматься: стал его обучать, как правильно ходить по мирам, как видеть, как переносить близких «людей», т. е. жён. А, ты про жён спросил, что вот типа мол, как ты жён туда водишь. И вот этот монах учил, как это делать, потому что они так общаются со своим миром. Они не знают откуда он, и так он умеет делать. Вот. У них такая же как бы техника, они общаются со своим миром. А их мир очень далеко, и, как они сказали, не просто далеко… Он ещё, Мабу, сказал, много воды утекло. Ну это как бы проблема — много воды утекло.(Моисеенко) — Слушай, Ген! А то, что Мабу начал перечислять имена и их качества, я так понял, это что-то должно значить. И он не до конца перечислил, он остановился на каком-то имени, и прервалась связь. И я так понял, он ещё продолжал бы. Сколько вообще там этих монахов живёт, где он живёт?(Харитонов) — Я не знаю, сколько там монахов. Ну я не знаю. Я просто помню, я просто сейчас слушаю, вот я как бы тебе пересказываю. Ну и, что помню ещё. Ну я, правда, видишь, я не знаю, что в кассете, что ты записал и что я помню. Потому что, видишь, мы с тобой выясняем, что у нас какие-то разногласия существуют.(Моисеенко) — Угу.(Харитонов) — Вот он, допустим, говорил, что вот эти путешественники вот эти вот, что чем они опасны, что есть там какие-то враги… не враги, я не знаю. Он как-то назвал из там… Блин… Вот. Их надо опасаться, потому что они могут встретится вот в этом пути, когда ты переносишься. А когда ты переносишься, типа это много времени. Это тебе кажется, что ты раз — и там. А по-настоящему, это происходит очень много времени, и там есть, как их… Не охотники. Как-то он назвал их там. (пауза) Что? Орки? Это и у нас есть. А, ну да. По-моему, я сейчас вслух говорю это, да? Я разговариваю с Мабу.(Моисеенко) — Да-да-да.(Харитонов) — Я разговариваю вслух.(Моисеенко) — Это что-то… это какие-то уровни. Попробуй, Ген, с ними поиграй, с этими моментами соединения, что ты можешь в какой-то момент по желанию входить и разговаривать, как я понял.(Харитонов) — Я не знаю. А его ты слышишь сейчас?(Моисеенко) — Да, как будто он иногда проговаривает.(Харитонов) — Ты слышишь же, да?(Моисеенко) — Не совсем. Он пока со мной не разг… Мабу, привет! Слышишь что-нибудь? Скажи, прив… Как дела у тебя? (длинная пауза) Эй, Мабу!(Харитонов) — Я даже сейчас слышу, как он ржёт. Он ржёт. А ты слышишь его, или не слышишь?(Моисеенко) — Я не слышу пока. Я просто пытаюсь его выманить, чтоб он что-нибудь сказал.(Харитонов) — Ну я так слышу его — он смеётся.(Моисеенко) — А что смеётся? Над кем?(Харитонов) — А он надомной смеётся, что я всё путаю. Я всё путаю. Ну Орк я. Что, попутал? Нет, не попутал. Орк — это есть убийца… (пауза) Ну да. А я так и говорю. Не так говорю? А как надо? (пауза) Ну и сам говори тогда! (пауза)(Моисеенко) — Давай, Мабу, рассказывай! Мы прервались, ты не договорил, как монахов дальше зовут. На ком мы остановились, помнишь? (пауза) Ну? Я слушаю вас внимательно. Внимательно слушаю. Говорите. Говорите! Внимательно слушаю. Пока тишина. Не слышу вас. Хотели с вами пообщаться. Здравствуйте! Можно с вами пообщаться? Переводчик обеспокоен, хотел бы некоторые вопросы задать. Можно с вами пообщаться? (пауза) Я слушаю вас внимательно. Говорите.(Харитонов) — Я вот как бы сейчас, получается, в этом зале, но никого нет. Аллё!(Моисеенко) — А это кто? Да.(Харитонов) — Я даже эхо слышу.(Моисеенко) — Так, ты в зале?(Харитонов) — Я даже эхо слышу. Но зал пустой. Ну я как бы в этом же зале нахожусь. Во всяком случае…(Моисеенко) — Т. е. в зале, где книга?..(Харитонов) — <…>(Моисеенко) — Где книга и соты… лежит не куб, а соты, да? Там?(Харитонов) — Нет. Нет, я нахожусь, где вот я читаю, — где я читаю, я там же сейчас нахожусь, в зале. Просто никого нету. И всё равно холодно.(Моисеенко) — Так, а где ты? А что там находится, в зале в этом?(Харитонов) — Ну я так не вижу. Я вижу только, что вот… Очень большое какое-то расс… Ну я даже не знаю, как объяснить. Это какое-то огромное расстояние вокруг меня, и я знаю, что оно замкнутое, потому что я эхо как бы слышу. И, в данном случае, зал пустой. Ну я залом его зову, так я не знаю что по-настоящему. Вот. Попробую куда-то шагать…(Моисеенко) — А ты можешь представить… Помнишь, может быть, две руки с двумя синими телефонами в двух руках. Может быть это выведет тебя на какие-то другие перескоки, — перескок переведёт тебя на другие уровни, чтоб ты находился.(Сидоров) — Миш, пусть он осмотрится, пусть он расскажет, где он находится.(Моисеенко) — Да, хорошо.(Харитонов) — Ну я как бы в такой пустоте.(Сидоров) — Ген, осмотрись, что ты видишь?(Харитонов) — Ну практически ничего, что-то такое, темно всё.(Сидоров) — А себя можешь посмотреть, руки свои, себя видишь?(Харитонов) — Себя.(Моисеенко) — Вытяни руку, посмотри на свою руку.(Харитонов) — Вижу. Вижу.(Моисеенко) — Она нормальная? 5 пальцев?(Харитонов) — Блин, подожди.(Сидоров) — Пусть осмотрится, Миш, не мешай.(Харитонов) — Я стопроцентно уверен, что это моя рука, потому что… Ну это моя рука, я же её чувствую, я сейчас беру её. Но она непривычная <…>. Нет, нет, подожди. Вот как раз она у меня привычная, сейчас привычная. Но если я выйду с зала, она будет непривычная. Она у меня… А, я буду я тогда.(Моисеенко) — Т. е. ты находишься в помещении, в котором не ты? Как бы становишься другим в этом помещении, правильно?(Харитонов) — Не, неправильно. Я здесь я. А когда я выйду, я тоже буду я. Буду я, но не как сейчас, не как здесь.(Сидоров) — Ну опиши свою руку, ты говорил, что она немножко другая.(Харитонов) — Ну как, она для меня привычная, я всю жизнь такую руку носил. Посчитать. Один, два, три. Ну, обычная рука, 4 пальца.(Сидоров) — Сколько пальцев?(Харитонов) — Четыре.(Сидоров) — Четыре?(Харитонов) — Ну обычные руки, какие бывают другие? Другие руки — ты уже инвалид.(Сидоров) — У тебя сколько пальцев?(Харитонов) — На одной руке 4 и на другой руке 4.(Моисеенко) — А, ну понятно.(Харитонов) — На ногах я не вижу. Руки-ноги, ноги-руки.(Сидоров) — А попробуй походить, посмотри вокруг, что тебя окружает. Расскажи, что ты видишь.(Харитонов) — Камень. Камень, кругом камень.(Сидоров) — Опиши его.(Харитонов) — Не, ну как. Нет, не разбросанные камни, а каменная стена. Каменные стены.(Моисеенко) — Угу.(Харитонов) — Камень, камень, камень… пу… пусто, камень… Я вернусь, где пусто.(Моисеенко) — А свет откуда идёт, что ты можешь разглядеть? Освещение откуда возникает, где оно? Это лампа или что? Это солнечный свет?.. (пауза)(Харитонов) — Я в дыру залазил, я не слышал, что ты говорил.(Моисеенко) — Я говорю, свет откуда светит, если ты находишься в помещении? Это из окна, это солнечный свет, или это лампа какая-то горит?(Харитонов) — Свет? Нет, здесь окон нет.(Моисеенко) — Откуда ты можешь разглядеть?(Сидоров) — Он говорил… Миш, можно я скажу?(Харитонов) — Я не знаю, как понять свет. Он везде свет.(Сидоров) — Он говорил, что в руках держал шар, который светился изнутри. Ген, попробуй этот шар ещё раз почувствовать?— Кто? (слышен в телефоне двойной сигнал) Алё.
(Моисеенко) — Да-да, мы слышим. Говори.— Алё.
(Моисеенко) — Да, мы слышим, говори. Слышим, говори. Что видишь, расскажи?— Алё я вижу.
(Моисеенко) — Да, мы слышим. Кого?— Я же говорил, Алё вижу.
(Моисеенко) — Так.— Алё — это вода.
(Моисеенко) — Холодная, потрогай, тёплая?— Эту воду нельзя трогать.
(Моисеенко) — А, Мабу, привет. (пауза) Ты слышишь меня, Мабу? (пауза) Почему воду нельзя трогать? (пауза) Алексей, ты слышишь меня?(Сидоров) — Да, я слышу, я просто хочу, чтоб ты немножко паузу взял. Он не может сориентироваться, много вопросов задаёшь.(Моисеенко) — А, хорошо. Я просто думал, может, обрыв связи какой пошёл. Пока связь есть.(Сидоров) — Нет, он не может удерживать контакт, дай ему немножко времени, пускай он освоится.(Моисеенко) — Угу.— Алё — это вода. А ещё её зовут Тэнне. Тэнне — пустая вода. Всё, что туда попадает, исчезает. Поэтому нельзя трогать.
(Моисеенко) — А откуда ты знаешь?— Эта вода не живая и не мёртвая. Откуда я знаю, это все знают. Это самое первое, чему учат — чтобы к ней не подходить.
(Моисеенко) — Угу.(Сидоров) — Что ещё видишь?— Наку вижу.
(Моисеенко) — Кого? Повтори.— Наку. Нака. Это разбрасывают вещи, специально монахи разбрасывают вещи, такие подарки. Кто их возьмёт — будет наказан.
(Моисеенко) — А зачем они так делают? Это что, это ихний прикол какой?— Чего это?
(Моисеенко) — Я говорю, это шутят, шутки? Зачем они так делают?— Потому что нельзя брать.
(Моисеенко) — А зачем тогда разбрасывать? Это что, они развлекают так себя?— Нет, учат, чтоб не брали.
(Моисеенко) — А-а, понятно. Мабу, а ты…— Есть монах, монах. Его так и зовут — Нак. Он этим и занимается.
(Моисеенко) — Нак?— А кто возьмёт… Нак. Накка. Вот если кто возьмёт, отводят к нему. Я не знаю, что он там делает, но потом он не берёт подарки.
(Моисеенко) — Угу. Слушай, а ты же мне не дорассказал про монахов, про имена, помнишь?— Я тебе ничего не рассказывал. Я тебя даже не помню.
(Моисеенко) — А. Ты меня узнаёшь?— Нет.
(Моисеенко) — Ну это мы тогда с тобой потом будем когда-нибудь общаться наверно. Да? Ты скажи, у тебя жена есть уже? Мабу, у тебя жена есть?— Ты Еннег? Значит, ты Еннег? Я не Мабу.
(Моисеенко) — Нет, я не Енне.— Мабу — мой брат.
(Моисеенко) — А кто ты?(Сидоров) — Он говорит: «я не Мабу».(Моисеенко) — Да, я понял, а как тебя зовут?— Ты не знаешь моего брата?
(Моисеенко) — Да, а ты его брат, да?— Меня зовут Убом.
(Моисеенко) — А, я понял. Я понял. Слушай, а где Мабу-то? А почему мы с тобой разговариваем? А где Мабу в данный момент? Мобу, Моба? Куда он ушёл?(Сидоров) — Как его зовут, спроси.(Моисеенко) — Он уже ответил. У них там братья, у них зеркальные имена. Т. е. Моба — Абом. Абом, он сказал его зовут. А брат Моба, он где-то в другом месте, я правильно понял? Куда ушёл он, Моба?(Сидоров) — Они, может быть, друг о друге не знают?(Моисеенко) — Знают-знают. Вот как видишь получается, мы с его братом разговариваем.(Сидоров) — Зеркальный двойник.(Мабу) — За зеркалье отвечает Дорре. Монах, отвечающий за видение других миров. А каждый, кто бы ни был — и ты тоже, у всех-всех есть брат или сестра. Они могут жить в разное время, но обязательно есть.(Моисеенко) — А Моба — это ты? Я с тобой разговариваю, Моба, ты?(Мабу) — Я не Моба.(Моисеенко) — А кто?(Мабу) — Я Мабу.(Моисеенко) — А, Мабу.(Мабу) — Мог бы и запомнить.(Моисеенко) — Ну да, просто мы с тобой общались, ты вроде показалось, что Моба тебя… Это мы тебя так — Мабу — наверно проще называем, да?(Харитонов) — Ну вот, Миш, получается, что я в принципе как бы вот практически всё пролистал так, быстро, я не могу сразу прослушать. Но вывод такой, что в принципе я могу наверно слышать контакты.(Моисеенко) — Я правильно понял…(Харитонов) — В отличие от тех. Что правильно понял?(Моисеенко) — Слушай, получается, что в тот момент, когда тебе нужно что-то исследовать, идут к нам подключения, мы разговаривали с Мобу, с Мабу, а в этот момент ты занимался своими делами, чтобы тебя не отвлекать.(Харитонов) — Ну я не знаю, это я не могу сказать. Потому что я же не всё прослушал, а кусочками только слушал, поэтому я не знаю.(Моисеенко) — Мы просто сейчас общались с Мабу, Ген.(Харитонов) — Когда общались, сейчас?(Моисеенко) — Да.(Харитонов) — Прям сейчас?(Моисеенко) — Да. И с его братом.(Харитонов) — Я тебе сейчас рассказывал про… Понятно. <…>(Моисеенко) — Т. е. идут какие-то подключения.(Харитонов) — Ну я так понял, в принципе. А здесь, я как смотрел страничку <…> я начну тут разговаривать с Мабу. Это точно дурка обеспечена.(Моисеенко) — Ладно, не смеши.(Харитонов) — Да не очень мне смешно. Я не заметил ничего такого, в этом роде.(Моисеенко) — Так, а ты книжку. Ты сейчас рассказывал, что пытался там какую-то книгу пролистать или страницы, о страницах рассказывал в контакте? Что ты сейчас, о чём?(Харитонов) — В смысле страницы…(Моисеенко) — Расскажи, что ты видишь, Ген.(Харитонов) — А, ты про книгу ту?(Моисеенко) — Да.(Харитонов) — Не, ну я помню просто, что как бы Мабу стоит в такой пещере и <…> такой свет, нельзя сказать, что где-то что-то кто-то светит. Вот. Огромный такой, огромнейший <…>, на нём книга. Стоит Мабу, а книга здоровая такая, очень большая книга. А Мабу вокруг так вертится. И он, такое ощущение, что он туда хочет что-то написать. Нет, не так. Его заставляет кто-то что-то записать, он не знает, что записать. Я по-моему уже рассказывал это.(Моисеенко) — Ген, а ты можешь вспомнить образ Дедушки, который тебе во снах приходит? Представить его и пожелать…(Харитонов) — Ну могу представить, конечно. Представить я могу, а пожелания… Это надо ложиться спать, я же его во сне вижу, не наяву же.(Моисеенко) — Или Мужчину и Женщину можешь представить?(Харитонов) — В белых одеждах. Также, да. Но это всегда на поляне. Так я их не видел, чтоб где-то вне поляны. Дедушка — мы как бы гуляем. Он может везде быть. Единственное, что не гуляем во время его <…>. Подожди, о каком дедушке сейчас говорим? У меня Дедушка, который во снах, такой в белых одеждах, весь белый. Я вообще не очень даже понимаю, если задуматься, как я различаю его. Если он на белом всё время в белом. С ним видимся всегда в белом пространстве, в общем всё белое. Честно скажу, всё белое, и он в белом. Как я его различаю, я не знаю. Но я его вижу там в белом, и я его очень хорошо запомнил, очень сильно запомнил, потому что это был цвет другой. Иной цвет — это когда мы ходили с Герой, ходили к бабке. Там бабка была, приходила на собрания белимовские. И вот она <…> и сожгу огнём праведным. Вот какие её слова. А она рядом жила. Буквально не больше 50ти метров от нас жила, от меня. И мы к ней ходили, с Герой пришли. У неё помощница была, и мы сели, значит. А вот я только не знаю, что были в это время контакты, или кончились, или были — врать не буду. Я не могу сориентироваться с контактами. Я вообще не очень-то понимаю, почему я её-то помню. Потому что если она связана с контактами, она <…>, поэтому я её помню. Потому что все, кто на контактах — я никого их не помню, Гера только <…>. И мы когда пришли, и к ней. А у неё помощница, девчонка молодая. И бабка, типа: «Давай здесь, садись сюда». А она <…>. И вот она сидит там на диване, а я перед ней на стуле. А девушка, ассистентка её сзади меня. Гера по левую сторону от меня сидел. И вот она начала, типа «огонь-огонь», начала руками шевелить, то да сё. И вот я на неё смотрю и то ли она на меня подействовала, то ли что, но во всяком случае никаких счётов не было. Во всяком случае, я их не помню. И вдруг появляется Дедушка. Точнее я появляюсь в этом белом огромном пространстве, и Дедушка тут. И где-то вдалеке бабке эта. Причём я её воспринимаю именно как бабку. Я даже не оговорился сейчас — именно как бабку, со всеми вытекающими отсюда. Отрицательно как бы. И вот она стоит, а в руках держит свечку. А свечка всё время пытается потухнуть. Она её спичками чиркает и всё время поджигает, поджигает, поджигает. «Я тебя спалю, я тебя спалю» — на Деда. А он начинает смеяться и говорить, что «Ты даже огонь не можешь удержать, не можешь удержать, чтобы он не погас, и ты хочешь меня сжечь. Меня сжечь в мире огненном».(Моисеенко) — Ага.(Харитонов) — И понимаешь, мир огненный, а она как бы испугалась такое. Она как-то сказала, в общем она как-то назвала его как-то именем таким вот, Изульгур или как-то так назвала его там. И типа <…> мир огненный. Интересно как перекликается. А вот в этом контакте как раз про этот огонь и было. Наш огонь — это огонь голубого цвета. И когда вам говорят красного, это значит имеется в виду, что это огонь, замешанный на крови, насилии, т. е. насильный огонь. А огонь, значит, нам подарили… Там что-то с деревьями связано. Короче, это окисление. И природа применяет его довольно-таки успешно, и тогда это огонь зелёный, можно было б так сказать, огонь зелёный, цвета. Значит, красный огонь — это огонь ярости, замешанный на крови, насилии, а естественный, правильный на нашей Земле, естественный цвет огня — это голубой огонь, вот. <…>(Моисеенко) — А вопрос можно задать ещё?(Харитонов) — Задавай.(Моисеенко) — Слушай, а как ты думаешь, вот смотри. Наши, когда идёт подключение к тебе, да, и мы спрашиваем у так называемых Первых, какие-то вопросы задаём. Они же с какими-то целями всё-таки выходят на общение. У меня как раз вопрос касается этого. Какие из текущих представлений в нашем человечестве тормозят эволюционное развитие более высоких сфер нашего будущего существования? Т. е. они же, получается, пытаются некую коррекцию совершить, нам отвечая. И получается, мы должны что-то в себе изменить, и тогда синхронно и у них что-то изменяется. Правильно я понял?(Харитонов) — Ну, я не могу тебе сказать точно. Я не знаю, это надо у них спрашивать. Но я не думаю, что кто-то синхронно меняется, учитывая то, что они сказали, что они далеко впереди, то наверно вряд ли. Но вообще-то да, если… В смысле как получается, как в фантастическом романе, они сюда приходят, чтобы их будущее было таким, а не каким-то другим, получается так что ли? Не думаю, что это так. Вряд ли.(Моисеенко) — Я, если я правильно понял, мы находимся в унисон и в полном синхроне со всеми другими нами, находящихся на разных уровнях существования вселенной, в разных телах и в разных сознаниях. И мы одновременно друг друга самосинтезируем. Будущее синтезирует нас прошлых, прошлое запитывает опыт будущего. И мы, как бы накопив некий базис, переходим в другую форму существования, где совершенно по-другому течёт время, восприятие, т.д. И получается, когда Первые заходят к нам, я это понимаю так, что они пытаются нас изменить, чтоб у себя что-то изменилось. Т. е. мы как заржавевшая шестерёнка, можно так назвать, да. Которая никак не проворачивается. Чтобы что-то изменилось дальше по цепочке взаимодействий этих шестерёнок в огромном вселенском часовом механизме. Во я загнул.— О, нет, Вы слишком высокого мнения о себе? Если будем говорить о цивилизации, то вряд ли вы могли бы задать подобный вопрос в таком тоне.
(Моисеенко) — Скажите, а можно с вами поговорить по поводу безопасности Переводчика на текущий момент? Насколько безопасно наше общение, вообще техника безопасности, и то, что Переводчика пугают некоторые моменты восприятия его текущего обстоятельств. Что с этим можно сделать, можете какие-то советы дать?(Харитонов) — Миш, получается, судя по твоему вопросу, что я сейчас слышу, сейчас опять было включение. Но я не ощущаю их. Первые, я не ощущаю их ответов, честно тебе скажу.(Моисеенко) — Ну они думают, что ответить, наверно.(Харитонов) — У меня нет ощущения, что это Первые. А?(Моисеенко) — Я думаю, они думают, как ответить. Хотя они должны молниеносно принимать решения. Мы же как улитки, а они всё-таки более быстрые.(Сидоров) — Гена, можно я пару слов.(Харитонов) — <…> я похоже их перебиваю. Не знаю, у меня ощущение, что меня кто-то не пускает. Вот я как бы. Во-первых я зашёл в зал. Он совершенно пустой абсолютно. Я так подумал, что сделать, я из его вышел. Потом я слышу, что вроде там кто-то ворочается, там появляется какой-то шум. Ну я думаю, всё, сейчас буду заходить, опять читать. И честно говоря, я так немножко струхнул, если честно. Тут появился Мабу. Ну да, прям реально он появился. А я опять, надо-не надо, я пытаюсь туда залезть, а он меня практически силой обратно тащит. И ещё он меня назвал, обругал, я так понял, да. Убомом. Да, Убом.(Моисеенко) — Его брат, брат его, Мабу, противоположность характеров.(Харитонов) — Нет, это я не знаю, причём. Нет.(Моисеенко) — Алексей, ты слышал, что… Тебе показалось, что Первые что-то отвечали?(Сидоров) — Да, я чётко слышал, но, Ген, ты не переживай. У нас сейчас задача всего диалога, чтобы был ответ на твою технику безопасности этих подключений. Т. е. Мы сейчас пытаемся наладить связь, чтобы хоть кто-то дал разъяснения по защите, есть она или нет, и как её обеспечить. Поэтому, Ген, при твоих провалах в разные реальности, ты не переживай, не извиняйся. Просто мы пытаемся это настроить, это цель нашего диалога. Мы час пытаемся кого-то выдернуть и узнать характеристики безопасности для твоих подключений.(Мабу) — А я его не пущу.(Моисеенко) — А почему не пустишь?(Мабу) — А что ему там делать?(Моисеенко) — Нечего делать?(Мабу) — Ну чё ему там делать? Ну чё? Он <…> безумен. Я же говорил тебе, что у меня есть брат. Он безумен. Я его люблю, я его охраняю, я его берегу, я его никуда не пущу.(Моисеенко) — Ага. А ты мне не дорассказал про монахов имена.(Мабу) — А ты очень хотел? Ты же меня перебивал.(Моисеенко) — Ну извини. Я тебя слушаю, один раз или два раза всего перебил. Потом оборвалась связь между нами, а ты там наверно хотел ещё перечислить сколько-то имён монахов. Ты помнишь, на каком месте оборвались мы?(Мабу) — Я не хотел их перечислять. Просто я рассказывал, как мы живём. Ты спросил — я ответил.(Моисеенко) — Да-да.(Мабу) — А если ты не знаешь имена монахов, и чем они занимаются, как ты жить будешь? Ты будешь чужой.(Моисеенко) — А-а. Слушай, а у вас там животные есть какие-то помимо вас?(Мабу) — Есть.(Моисеенко) — А там есть.(Мабу) — Есть животные, которые… Монахи занимаются. <…>, они отвечают за животных. Они кормят, они их поят, они их гулять выводят. А если зверь дикий, то им занимается тогда <…>. Он занимается ими.(Моисеенко) — Слушай, а они какие-нибудь звуки издают, животные? Можешь повторить какой-нибудь звук животного вашего?(Мабу) — Я-то повторю, а вот ваш не повторит.(Моисеенко) — Ну давай какой-нибудь звук изобрази.(Мабу) — Хе-хе. Не, я не умею.(Моисеенко) — Слушай, а я умею, как наши животные.(Мабу) — Я могу приходить. Нет, я умею. А он умеет? Ты же не меня слышишь, а через него слышишь.(Моисеенко) — Так. А, вот как.(Мабу) — Он может <…>. А он хочет, он мечтает спеть мою песню, а у него не получается, но я его учу.(Моисеенко) — Слушай, а я умею издавать звук, как наши животные домашние. Хочешь я замяукаю? Ну так кошки наши звуки издают. Мохнатые животные с четырьмя лапами и хвостом, усатые. Замяукать?— Земля оголённая требует защиты. Она ещё молода.
(Моисеенко) — Да, слушаю вас.(Харитонов) — Да в принципе вот, Миш, как бы я в принципе всё рассказал.(Моисеенко) — Понятно.(Харитонов) — Я повторил в итоге, да. Но я прослушаю <…>.(Моисеенко) — Алексей, ты не теряешься в том диалоге, что мы ведём сейчас с Геной? (пауза)(Харитонов) — Похоже, связи нету всё-таки.(Моисеенко) — Алексей, ты слышишь нас? Алё, Алексей, ты нас слышишь?(Харитонов) — Ну я слышал пикнуло, наверно как раз он уходил, я слышал там пик по телефону.(Моисеенко) — Нет.(Сидоров) — Меня слышно? Гена, слышно меня?(Моисеенко) — Да, слышно. Ты меня слышишь, Алексей?(Харитонов) — Слышу.(Сидоров) — Я всё, на связи, слышу. Я просто пытаюсь не перебивать. Потому что ты задаёшь один вопрос, он переключается, он не успевает ответить, ты переключаешь, другой задаёшь. Нужно паузу больше давать ему. Потому что он переключается в состояниях своих и не успевает отвечать на те вопросы, которые ты задаёшь, надо больше пауз.(Моисеенко) — Да, и Первые вылезают фрагментарно, по нескольку раз вылезали.(Сидоров) — Да, надо паузы больше держать, потому что его уходит несколько секунд, чтобы переключиться. Поэтому надо немножко пауз больше держать, чтоб он мог переключиться без прерывания. Так вообще контакт есть, но нужно пауз немножко дать, научиться переключаться. Ген, ты меня слышишь?(Харитонов) — Слышу. И в принципе меня не очень-то радует ваш диалог.(Сидоров) — Ну получается, тут надо настраиваться уметь, и в принципе как будет переключение, всё-таки узнать про твою безопасность. А так вообще…(Харитонов) — Ну как понять переключения? Вот я сейчас… Для меня, как реально, я просто, вы спросили, что я слушал на кассете, <…>, я вам подробно сейчас рассказываю, а вы говорите, какие-то включения, между собой.(Сидоров) — Ну это нормально, Ген. Ты не переживай, это нормальная ситуация. Ты не контролируешь переходы. Но мы постараемся, чтобы всё ровно было, чтобы понять про твою безопасность, вовремя задать вопрос.(Моисеенко) — Да, и про переходы хотелось бы интересно узнать, как контролировать эти переходы. Чтобы они были прогнозируемы и контролируемы, не были хаотичными.(Харитонов) — Ну я не знаю, если я их не замечаю, как я могу их контролировать? Мне надо, чтоб зацепка какая-то была. Я не знаю. А вы счёт какой-то давали или нет?(Моисеенко) — Нет.(Сидоров) — Нет.(Моисеенко) — Я просто задал вопрос, на который мне немножко дали ответ… Надо его ещё переслушать, потому что я не до конца усвоил, что они там мне ответили. Слушай, давай я такой вопрос задам. Вот смотри, Ген. Сколько я ещё буду куролесить по этим мирам до того момента, как моё самосознание приобретёт некое понимание, некий новый опыт и перейдёт в следующую стадию существования? Можешь ответить мне на этот вопрос?— <…> спрятался в одном из зданий. Ещё <…> Незнакомство <…> интерес. Острая боль: кто я? Разворошил <…> рану. <…> приглушил боль. Но она прочно вселилась и стала навязчивой соседкой. Постоянно нудящая и требующая внимания. Воспоминания разумия, в переборе событий случилась другая беда <…> фантазий, в попытках исправить создали фантомы. Фантом в отличие от теней пустот не имеет <…>. Новый предмет паники потребовал имя.
(Харитонов) — Я когда беру, Миш, допустим. Как объяснить. Вот она стоит с этой свечой, и вот она к нему как бы приближается. А мне почему-то стало страшно за бабку. И я начинаю кричать: «Назови своё имя, назови!» И она называет имя, и вдруг я понимаю, что на меня Дедушка посмотрел, как бы обиделся что ли на меня. Что, мол, ты-то чего испугался. Ну, прям обиделся на меня, что я… Не из-за того, что я бабке помогаю, а из-за того, что я ему не поверил, что он может что-то плохое сделать. Ну а потом получилось так, что разговор за разговором, и он… А она такая, не из трусливых попалась.(Моисеенко) — Слушай, Ген, у меня вопрос. Можно я вопрос задать?(Харитонов) — Чего? Давай.(Моисеенко) — Слушай, вот верно ли я подметил, что беседы с Первыми и высшими уровнями являются маяком и коротким путём к более человеческим мирам?(Харитонов) — Миш, это ты мне вопрос задал? Или опять включение было?(Моисеенко) — Нет, я пытаюсь задать этот вопрос тем, кто получается ответить. Потому что я так понял, на определённые вопросы они могут ответить, на определённые нет, не хотят.(Харитонов) — Ну я понял, в смысле. Или я туплю, потому что ты вроде как спросил про Деда. Я начинаю про Деда рассказывать, а ты перебиваешь меня, для меня странные вопросы задаёшь.(Моисеенко) — Давай попробую другой вопрос задать. Смотри, можешь объяснить, как это мы миры творим своим самосознанием?(Харитонов) — Я должен ответить, да? Или они отвечают?(Моисеенко) — Можешь они. Можешь трубку передать им.(Харитонов) — А как?(Моисеенко) — Ну возьми трубку телефонную, в руке у тебя синяя трубка, и там к уху приложи её.(Харитонов) — Однако. Да нет у меня синих телефонов.(Моисеенко) — Нету? Ага.(Харитонов) — Я как бы пытаюсь, но у меня нету. Вот рядом лежит мой телефон чёрный разобранный.(Моисеенко) — Слушай, давай другой вопрос задам. Существует ли. Ты меня слышишь?(Харитонов) — Слышу.(Моисеенко) — Существует ли единая база данных о когда-либо рождённых существах и их жизненных выборах?(Харитонов) — Нет. Потому что они, наверно, уже отвечали на этот вопрос, поэтому я могу ответить на этот вопрос.(Моисеенко) — Давай, попробуй.(Харитонов) — Нет, Миш, прямого такого, базы, как я понимаю, нет. Потому что если бы речь шла о базе, то тогда бы речь шла о том, что уже всё есть. А как раз Первые утверждают, что все мы являемся автором, а не бегаем по каким-то там веточкам. Мы сами создаём веточки эти. Но есть корень. Есть корень, который, как говорится, начало. Это начало связано с силой… Ну если брать религиозную сторону, то значит, основа этого корня — это <…> бог. Бог, который эта энергия, которая очень чувствительна и очень изменчива к своим направлениям за счёт наших мыслей. Почему и сказано в Библии, что можешь хулить бога как угодно, но дух хулить не имеешь права. Потому что ты когда ругаешь дух, то изменяешь его направленность, меняешь его силы. И, соответственно, они могут быть отрицательны по отношению к другим. И вот эта так называемая троица — это и есть вот этот корень, начало корня. И если кому не нравится, что это связано с какой-то религией, скажем так, то можем заменить другими словами. Смысл будет тот же самый абсолютно. И вот этот корень, вот он как бы начинает расти. Но учитывая, что произошло разногласие при получении яблока, скажем так, знаний. Это вот в 2014-ом году, там описывается, как это происходило. Что, мол, рождение ребёнка, каждый из миров принёс подарок. И тёмные миры, далёкие миры принесли свой подарок — маленькое яблоко. Т. е. это яблоко. А в чём его смысл, этого яблока? В том, что при получении яблока ты теряешь единство. Для тебя было едино всё. Получив это яблоко, ты получаешь знание раздора. Т. е. твой мир становится дуальным. А было до и после. Есть я и есть не-я. Есть свет и есть тьма. Т. е. яблоко это — это яблоко раздора. Оно так и есть в принципе, яблоко раздора. И ты стал разделять. А т.к. тебе дано право свободы, то ты сам можешь разделять его налево, направо, в больших, в малых количествах, и в итоге получается ты становишься, точнее <…> ты стал родоначальником своего рода. И этот род уже изначально имеет… Т.к. произошло это разделение, значит произошло разделение соответственно на Инь и на Ян. Т. е. на мужское и женское. Ирод уже приобретает или мужской, или женский, который никогда нельзя поменять. Ты можешь родиться мужчиной, женщиной, голубым, цветным, кем угодно, любым животным, но род твой останется неизменен.(Моисеенко) — Угу.(Харитонов) — И этот род, он влияет на твои качества, как бы влияет на твои качества. И в тоже время мы говорим о свободе. Потому что ты выбрал что-то, и, соответственно, что-то произошло, и ты уже делаешь выбор относительно прошлого выбора, потому что произошло изменение, ты изменил мир. Ты стал автором этого мира. Не так, что ты прыгал и скакал в параллелях, а ты стал именно автором этого мира, потому что тебе дана свобода. Не скакать где угодно и как угодно по всем веткам, а именно создавать эти ветки. И ты тогда создаёшь эти ветки, соответственно, ты берёшь ответственность, ты становишься корнем. Ты становишься этим маленьким корнем, у тебя есть основной корень, ствол, по которому ты шёл и наконец пришёл. И теперь ты создаёшь веточку своим выбором. И ты уже являешься родителем будущего, потому что ты уже являешься этим маленьким корнем. Но сейчас время уничтожения корней. В смысле как, что если человек не знает своего прошлого, то практически можно делать что угодно с этим человеком. Что угодно. Можно ставить любой опыт.(Моисеенко) — А зачем вообще помнить прошлое?(Харитонов) — Хорошо, ты не помнишь прошлое. Ты пришёл домой — что там за дура бегает, непонятно какая. А это что за малышня тут бегает и скачет? Понимаешь, вот. И ещё командует. Хотя бы такой элементарный.(Моисеенко) — А это, оказывается, жена была.(Харитонов) — А так вообще-то нужно корни… Ну да. Нет, это я ни в коем случае, нет. Память нужна для того, чтобы ты помнил свои корни и, соответственно, ты не делал хаотически свои следующие движения, и тобой не управляли. Не существует понятия пустоты в мире. Если что-то появилось, оно заполняется сразу, заполняется любым. Любым абсолютно, хорошим, плохим, но чаще плохим, потому что хорошее — оно, как говорится, ждёт приглашения. Вы здесь?(Моисеенко) — Да-да.(Харитонов) — Оно не зайдёт непрошенным. Надо ждать зажженной свечой, понимаешь? Зажжённой свечой надо ждать, ожидать. Зло может войти всегда в любое время. Оно может и не постучаться. А добро — оно слишком, слишком к сожалению оно такое. И вот ты должен понимать, ты должен помнить… Память для чего — чтоб ты умел различить добро, зло. Чтоб ты умел различить, помнишь о своих поступках, о своём прошлом выборе, чтобы сейчас этот выбор сделать. А если у тебя не будет существовать памяти, ты всё забыл. Памяти именно такой памяти, родовой памяти. А родовая память — это значит та память, после того как ты ушёл с земного плана, и выбираешь новое жизнь. И ты помнишь. Это называется ещё кармой. Но это неправильно. Карма — это следствие. Есть причина. Причина — это ты. А следующее поколение твоё — это будет уже следствие. Оно будет отвечать за все… Ты — причина для них, ты корень для них, вот что важно. И должен это знать и должен это понимать. И поэтому ты так должен понимать, что такое понятия добро и зло. Чтобы просто-напросто твоё следующее поколение жило нормально — вот для чего нужна память.(Моисеенко) — Угу. Слушай, можно ещё вопрос задать?(Харитонов) — Задавай.(Моисеенко) — Почему существует тот мир, где я только родился? Смысл его существования в настоящем сейчас? И как организована взаимосвязь меня новорождённого со мной сейчас спрашивающим?— А у тебя есть какое-то взаимодействие с этим миром, где ты новорождён? Или это только где-то прочитал, где-то услышал, где-то узнал?
(Моисеенко) — Да, примерно так. Я не чувствую этой взаимосвязи. Я прочитал где-то об этом, услышал.— Зачем тогда говорить об этом? Почему вы всегда ищете где-то что-то на стороне, но никогда не найдёте в себе? И даже не пытаетесь этого сделать? Почему сосед вам что-то расскажет — вам интересно. Если вам расскажет кто-то из близких — чепуха. А если ещё с маханием руками — то это вообще замечательно, это гениальные идеи.
(Моисеенко) — Ну, а что вы посоветуете? Как мне… Вот у меня возникают такие мысли в голове, я изучаю информацию. Что с этим делать мне, с этой информацией? Я понимаю, что вы говорили про рюкзак, но… Как мне взаимодействовать с информацией? И пока что ломаю голову над этим. (пауза) Хотелось бы всё-таки узнать по поводу техники безопасности, насчёт Переводчика. Всё ли нормально у него, и как с ним взаимодействовать дальше в текущей ситуации? (пауза) Можно ли вообще с ним общаться или сделать перерыв? Или наоборот общаться почаще?— Как вы думаете, зачем Мабу дал вам имена?
(Моисеенко) — Да, вот кстати, зачем, мне тоже интересно.— Прослушайте свои записи. Послушайте самого себя. Послушайте манеру вашего разговора. А точнее, ваших вопросов.
(Моисеенко) — А вы не можете ответить, зачем он называл имена?— <…> говорили об именах.
(Харитонов) — У меня слов-паразитов много, так наговорил. Учиться… А как учиться? Ладно, попробую сам. Мне как бы советуют, чтобы я сам научился отвечать. Как смотришь, Миш, на это? <…> что-то не так будет. Потому что я как бы… В общем там защита какая-то, какая-то защита, я толком не понял, честно говоря. Но смысл такой, что есть два типа защиты: защита внешняя и защита моя внутренняя. Моя внутренняя защита, если она сейчас сработает, она закроет всё и навсегда. Вот. А внешняя защита как бы сейчас… Я правильно говорю, да? Хранители сейчас запретили пользоваться этим. Почему-то Хранители… Да? Ну вроде как кто-то попросил Хранителей за меня. А т.к. они не могут вмешиваться, то у них лучший вариант как прекратить.(Моисеенко) — Угу. Да, говори. Я слушаю, говори. Мы слушаем внимательно.(Харитонов) — А я сейчас молчал? <…> я, получается, молчал?(Моисеенко) — Не, ты что-то говорил, говорил по поводу защиты.(Харитонов) — Я почему-то Алексея сейчас вспомнил, что-то его не слышно, не видно его, и…(Моисеенко) — Алексей, ты нас слышишь? Отзовись, Алексей.(Харитонов) — Не слышит. Ну ладно, я попробую ответить.(Моисеенко) — По поводу защиты ты что-то говорил. Мы спрашивали…(Харитонов) — Про имена. Про защиты я не знаю.(Моисеенко) — А про имена монахов?(Харитонов) — Про имена, про имена. Если есть… У каждого человека есть три имени. Первое имя — это произнесённое Создателем. Т. е. вибрации в данном случае, вибрации. Потом, имя данное при рождении, которое в принципе человек может и не знать это имя, но оно всегда воздействует на него и присутствует у него. И это имя может быть, может звучать, и это происходит очень часто, когда человеку надо что-то сделать. Хоть он и обладает свободой воли, но существуют определённые рамки его воли. А точнее — есть ангелы-хранители, которые его оберегают. Ангелы-хранители не могут вмешиваться… Я правильно говорю, да? Да. Ангелы-хранители не могут напрямую вмешиваться. Потому что тогда они нарушат твою свободу. И они вынуждены тогда назвать, тебя звать этим именем, чтоб отвлекать тебя. А отвлекать тебя могут как? Просто <…> вот, и в этой мелодии есть вот эти звуки твоего имени. Не полного имени, а <…> некоторые слоги твоего имени. И ты как бы начинаешь откликаться. А откликаешься, допустим, на ту же музыку, на события. И тогда меняется твоё направление мышления, и в принципе это может повлиять на события и могут тебя, как говорится, повернуть в сторону, чтоб ты не совершил какие-то ошибки. Вот так работают ангелы-хранители. А в отличие, допустим, от тех же чертёнков. Ну допустим, тот же алкоголизм, да. Есть существа, которые… Точнее, существа не всегда везде есть. Человек — это симбиоз. Симбиоз в себе всех внутренних клеток, которые как бы замкнуты в единую систему, называемую человеком. И плюс ещё есть, так сказать, гости. Гости и паразиты. Гости — это те самые мысли, точнее… Мабу, неправильно? А, правильно. Гости — это идеи, которые как бы пришли, они долго не задержались, и они убежали. Но свою лепту они сделали, лепту, и они оставили в тебе след. Оставили след в ощущениях, оставили след в характере. Это… А есть паразиты, которые питаются, но не отдают ничего взамен. И, соответственно, им выгодно, чтобы как можно больше ты им отдал энергии, и они не заботятся о её пополнении. В чём разница между симбиозом… Теми, которые живут с тобой всегда — они берут у тебя энергию и дают тебе энергию. И они берегут тебя. И тот же, допустим, вирус, если он достаточно умён — он никогда не будет тебя убивать. Потому что зачем он будет разрушать своё жилище? Он будет в нём жить. Он может даже вылечить многие болезни. Так же связаны события. Можно было бы заметить, что, допустим, во время великих событий, длительных войн, как бы понятия эпидемии не существует. Они уходят. И уходят многие болезни, к которым мы все достаточно привыкшие. Так вот, но вернёмся всё-таки к тому же алкоголизму. Это паразит. Ему требуется от вас соответствующая энергия. И поэтому он заставляет вас пить-пить-пить-пить. И для того, чтобы побороть его, надо не просто бросить пить. Потому что это может кончиться тем, что организм, привыкший к постоянному потреблению, он просто-напросто может не выдержать этого очередного удара, <…>. А именно психологически. Потому что у нас всё происходит через психические энергии, которые сейчас осваиваются. И к сожалению, первое освоение — это применение военной техники. Мы не будем приводить примеры… А, я даже так говорю? Хе-хе, ну спасибо. Дурак я, сбился. Ну вот как-то так получается. Такой симбиоз получается. В общем хитропопые они, я так понимаю. Они вроде бы как и не уходят, и отвечают, но отвечают не напрямую, а через меня. Я правильно?(Моисеенко) — Ну тогда их спроси, что тебе делать с тем, что как ты сейчас функционируешь, наблюдаешь, читаешь и как ты себя чувствуешь неуютно, что тысячи глаз на тебя смотрят. Спроси про это, как с этим работать тебе? Как будто ты голый, тысяча глаз на тебя смотрят.(Харитонов) — Нет, я сейчас этого не чувствую. <…> скажу наоборот, он влезет поправлять или не влезет? <…>(Моисеенко) — Т. е. неправильно. Т. е. говорить неправильно, не так, как есть, да? Что он волосатый, а не лысый, что он не квадратный, а длинный и тощий.(Харитонов) — Ну да, типа так, да.(Мабу) — Ну дураки.(Моисеенко) — Почему дураки?(Харитонов) — В смысле что «дураки»?(Моисеенко) — Ну он влез и сказал: «Ну дураки». Он подслушивает.(Харитонов) — Ну я не знаю, кто сказал, что дураки.(Моисеенко) — Он влез просто, подслушивал.(Харитонов) — Не сообразил я. Что-то я пропустил, Миш. Про дураков что там, припомни мне, что было.(Моисеенко) — Я говорю, это самое, мы хотели с тобой всё наоборот говорить, чтоб Мабу вылез. Ты говоришь: «Давай, да, давай будем всё наоборот говорить. И он вылезет, начнёт поправлять меня».(Харитонов) — Ну да, да, вот.(Моисеенко) — Вот он и вылез, поправил. Он решил пошутить так: «Ну дурачки», говорит.(Харитонов) — А, я не заметил, значит.(Моисеенко) — Да-да.(Харитонов) — Странно <…>. Ну ладно.(Моисеенко) — Так, ну смотри.(Харитонов) — Он меня обозвал… Кто я? Еннег — слепой, невидящий, неведающий — вот я кто. Я Еннег. Еннег, что-то знакомое. Еннег-Еннег. Вот в чём я безумен. Я понял.(Моисеенко) — Может быть…(Харитонов) — Получается, если как говорит Мабу, что человек, любое существо… Или человек? Любое существо, оно не одно, у него всегда есть брат. Брат или сестра — зависит от рода. И это не имеет значения ни родственное…(Моисеенко) — Алё.(Сидоров) — Миш.(Моисеенко) — Ты прерывался?(Сидоров) — Ну я минут десять назад отвалился, и не стал тебя прерывать, что вы?(Моисеенко) — Мы продолжаем говорить. Тебя резко подсоединять, или говорим дальше?(Сидоров) — Ну подсоедини меня, если есть возможность.(Моисеенко) — Сейчас. (пауза) Алё.(Харитонов) — Алё.(Моисеенко) — Ген, просто Алексей отсоединился, я его опять соединил.(Сидоров) — Да-да, я здесь.(Харитонов) — В общем, Мабу утверждает, что я — его брат, причём безумный брат. Я страдаю безумством. А моё безумство в том, что я не сознаю, не умею двигаться как он, не умею управлять именами, не умею управлять… Хе-хе, жёнами. Шутит, наверное так. Жёнами не умею управлять. В общем, я безумный. Вот. Ну я вынужден с ним в этом согласиться.(Моисеенко) — Да это не только ты жёнами не умеешь управлять. Мы тоже тут с жёнами своими пытаемся управлять. Непонятно, кто кем только больше управляет.(Сидоров) — Т. е. я так понял, когда он рассказывал, что зашёл его брат, и он его не пускает туда. Получается, он его имел в виду, Гену, что он безумный брат, и он заходит, и что ему там делать.(Моисеенко) — Получается, Мабу — это его брат, более высокоразвитый. Я если правильно понял.(Сидоров) — Не, а подожди, а как он ощущает, он появляется там в другом теле, если он видел свои пальцы, и там четыре пальца? Ген, ты кстати, помнишь, что ты только что считал свои пальцы, у тебя четыре пальца было?(Харитонов) — Да, я помню. Был в это зале, но он только пустой был. А вы меня ещё спрашивали, говорили: «Иди к источнику света, там выход будет». И я туда попёрся. А потом я говорю: «Вот, свет появился, я могу на себя поглядеть». Я посмотрел на руки, посчитал, у меня руки вроде бы как… А вы говорите: «Выйди в дверь, ты будешь другой». Вот. Ещё вы сказали, чтобы я щупал стену, я начал щупать стену, там была ниша. Я полез в эту нишу, а там как бы вот тоже огромный такой зал, огромное помещение. И я вдруг понимаю, что если я туда сейчас залезу, то я оттуда не выйду. Потому что… В общем мне рано туда идти <…>. Крайняя обитель. Как понять — крайняя обитель, я не знаю, но вы может знаете, я не знаю, там есть место. Крайняя обитель. <…>. Мабу, а ты знаешь, что такое смерть? <…> одежды — это как бы современный термин. А у него это звучит как-то по-другому. Т. е. он в нашем понятии, как мы понимаем смерть — это <…> скидываем, меняем тело. Меняем это тело, и наша душа куда-то уходит. А Мабу говорит, что это не так. Он говорит, что чтобы уйти правильно, нужны какие-то специальные ритуалы совершить, но это если так возможно. А если невозможно, то в принципе тело ты теряешь, но ты когда уходишь, то уходишь к родным. А как понять — к родным? А в чём разница между нами? А, вот как. Разница вот в чём. У нас, получается, мы уходим как бы, и душа, она в основном такая одна как бы, душа. Но вокруг много душ ещё конечно, встречали, поболтали, посидели там. На космической завалинке. Ну да. Красиво звучит. А потом как бы разошлись, и всё равно как бы мы разобщены. Мы так сильно разобщены, что даже когда умираем, мы всё равно отдельные души, мы не чувствуем совершенства, не чувствуем единства, в чём наше безумство. А здесь он уходит к родным. Т. е. единство такое. И получается, эти его родные все. Их много? Вот. Как бы происходит воссоединение, и получается огромный такой большой такой… Даже не семья, а у них это называется токко. Правильно я сказал? Токко, токко. Это когда множество, если по-нашему брать, у них это совершенно не так, у них нет такого понятия души, как бы. Ну может оно по-другому называется, ну приближённо душа. Когда соединяется вместе, получается такое токко. Получается такой сильнейший источник энергии, который источник энергии сильнейший. И тогда… И получается, если брать нас, если взять очень грубо… А как ещё объяснить, я только так и могу объяснить, у меня нет таких слов <…>.(Сидоров) — Слушай, есть же выражение — бестолку. Что нет толку.(Харитонов) — Ну наверно, да, кстати, правда что. Я как-то не подумал об этом. Ну вот, смысл в том, что единый такой получается организм, сотканный из множества вот этих вот. И у них получается совершенно общий опыт. Там нет такого понятия обмена. Они все как бы пережили. Т. е. если Мабу жил какой-то жизнью, и ещё предки его какие-то жили жизни, то получается, Мабу прожил ихнюю жизнь тоже. Вот такое получается. А не так, как мы друг другу рассказали, да и всё. И у них получается такой очень мощный как бы… Выглядит энергией такой. И вот эта энергия обладает огромной силой, и она имеет… Ну как объяснить.(Сидоров) — Ну это род, тот же самый род получается, если к родным.(Харитонов) — Ну да-да, так получается. Да, получается так. А монахи… А, вот как. А я так и не сказал, получается, да? Мабу ругается, что я не сказал, почему я имена монахов-то дал.(Моисеенко) — Да, расскажи, пожалуйста, имена монахов. Прям сейчас расскажи, почему он дал имена монахов, это очень важно.(Харитонов) — Имена монахов, дело в том, что я не знаю… Монахи? Все вместе, не отдельно каждый, а каждый монах выполняет какую-то определённую задачу. И для того, чтоб понимать, какую выполняет он задачу, я должен знать его имя, потому что имя это — это и есть его это вот. И когда один уходит тело, и приходит другое тело… Интересно. Ну ладно, я понял. Т. е. Мабу говорит, что именно тело, интересно выразился, я не ожидал. А приходит другое тело, то остаётся и это самое. Мы бы сказали — другой человек или другой монах, а он говорит — тело. То и он занимается той же работой, и ему дают то же имя, чтобы сохранить это вот, преемственность сохранить. Но по отдельности монах не значит ничего, они должны быть все вместе. Все должны быть вместе. И т.к. мир дуален, то, соответственно, каждый несущий имя своё имеет своего тоже как бы брата, но брата по монашеской линии. Имеется в виду не родной, как вот… Я понял, Мабу, я понял. <…>. И он несёт имя, читаемое наоборот. Но это мы так воспринимаем, у них совершенно по-другому, у них совершенно иной язык. Да, я действительно, Мабу, мечтаю, я мечтаю. Я мечтаю исполнить песню хоть одну, которую поёт Мабу, когда рисует картинки. У меня прям заманчивое такое, маниакальное такое желание, честно скажу. Но у них совершенно иные звуки, понимаешь, я не могу даже сказать как-то так. Ну, я не произнесу эти звуки, по-другому там всё. Вот. И вот эти монахи, они создали как бы земное токко, на Земле это вот, есть земное токко. И потеря любого из монахов приводит к нарушению вот этих вот работ. И поэтому… А т.к. прошло очень много времени, они сейчас удалены от родины, то они вынуждены обучать… Ну да, тебя, Мабу, я понял. Ну Мабу, в данном случае Мабу обучают. Вот. И какое ты имя будешь носить, Мабу? А, Мабу и будешь. А. Мабу — это последователь. Последователь, ученик, это имя такое. Последователь, ученик. А имя ему дали. Мабу, давай ты сам будешь говорить.(Мабу) — Я тогда болел. Я когда сильно болел, я научился убегать от боли. И тогда меня заметили, и стали меня обучать.(Моисеенко) — Угу. Да-да, говори.(Мабу) — А я сбежал. А я видел, как монахи рисуют. Мне понравилось. Я сбежал и утащил у них уголёчек, вот. И стал рисовать. А я, получается, украл? Украл. Ко мне пришёл Накка. И стал… И он хотел меня наказать. А когда я ему рассказал, что и для чего я украл и показал ему рисунки, он меня всё равно наказал, но уже несильно.(Моисеенко) — Угу, так. Рассказывай, да.(Харитонов) — Ну, видишь, Миш, он считает… Ты здеся?(Моисеенко) — Да-да, говори.(Харитонов) — Он называет тебя Орратом. Оррат.(Моисеенко) — Я Оррат?(Харитонов) — Ну это <…>. Глашатай.(Моисеенко) — Глашатай?(Харитонов) — Глашатай, собиратель.(Сидоров) — Глашатай.(Моисеенко) — Т. е. я что-то собираю возле себя и оглашаю.(Харитонов) — Глашатай. Он почему-то глашатАй именно говорит, а не глашАтай.(Моисеенко) — Глотку шатаю, наверно, да?(Харитонов) — Не, я не знаю, он так говорит, глашатай. Не, ну не знаю вообще-то. Вот.(Сидоров) — А где живёт безумный брат? Ген. Мне вот интересно, как он тебя видит, если он считает тебя безумным братом? Ты живёшь с ним там, или как там он тебя видит вообще?(Харитонов) — Дело в то, что если… А, сам будешь отвечать? Давай.(Мабу) — Я научился? Научился. Он научился? Научился. Он не научился, он у меня подглядывал. Я не учил, вот так вот.(Сидоров) — А ты его как видишь там, как он выглядит, твой безумный брат?(Мабу) — Некрасиво.(Сидоров) — Ну опиши его. Не такой, как ты?(Мабу) — Не-е. Я хороший, я красивый. А он <…>. Он слабенький. Он даже, моя младшая жена его даже побьёт. Оккоротом он вообще не сможет быть. Потому что он и зерно-то не поднимет. Он поднимет. Или вы все поднимите, я не знаю. <…> все болеете. А я тебя тоже вижу. Но я тебя вижу уже. Один, два… Три раза тебя вижу.(Сидоров) — Меня?(Мабу) — Да.(Сидоров) — И какой я?(Мабу) — Один. Я вижу тебя одного.(Сидоров) — Это плохо?(Мабу) — Ты Еннежд, вот ты кто.(Сидоров) — Кто?(Мабу) — Неверующий, спорящий, пересмешник, как тебя ещё назвать?(Сидоров) — Ну как ты видишь?(Мабу) — Так я тебя вижу. Почему ты споришь?(Сидоров) — С кем я спорю?(Мабу) — Споришь. С собой споришь.(Сидоров) — Мы же первый раз с тобой разговариваем, как я с тобой могу спорить?(Мабу) — Нет. Ты сам с собой споришь. Мы с тобой разговариваем уже в третий раз. <…>(Сидоров) — А почему я сам с собой спорю?(Мабу) — А я не знаю, я тебя и спрашиваю.(Сидоров) — Ну подскажи, как ты видишь, почему я спорю.(Мабу) — Не знаю, я просто вижу, что ты споришь сам с собой. Ты неверующий. А неверующие — они все спорят.(Сидоров) — А во что я не верю?(Мабу) — А если бы ты был бы как другой, с кем я сейчас разговариваю, ты был бы тогда ещё и Дженне. А Дженне — это ворчун, вот. Ворчун, ты тут?(Сидоров) — Миш, это ты был.(Мабу) — Нет, он не слышит. Ворчун. А он соглашается, он не спорит. Ты видел? Он не спорит, что он ворчун, а ты споришь.(Моисеенко) — Ну я ворчу, может, правильно, по делу.(Мабу) — Вот теперь поняли, в чём разница, как я вас вижу. Один спорит, другой не спорит. Один может быть проводник, а другой не может быть проводником. Вот я — проводник. Я выполняю, со мной работает монах по имени Эннег. Он отвечает… Связь? Ой, какое слово дурацкое. За связь между нами, вот. А мой брат — он постоянно возвращается. И поэтому его зовут Геннэ. Наоборот, вот так.(Моисеенко) — Подожди, ты скажи, ты зачем называешь имена нам? Нам что это даст, эти имена?(Мабу) — Вы должны знать. Если вы будете знать, тогда вы будете учиться, вас будут учить. Лечить от безумства. Это безумно — жить в таких мирах, и не знать о них — это безумство.(Моисеенко) — О, я понял. Т. е. нам нужно знать эти имена для того, чтоб мы смогли общаться с этими монахами, и они могли нас учить, я правильно понял? Алё, я слушаю вас.— Совершенно неправильно. Если вы будете так рассуждать, то, говоря языком Мабу, мы вынуждены будем тогда познакомить вас с монахами Накка, отвечающие за ложные подарки. Но не забудьте, что обратное имя обозначает рабство, каббалу, воровство. Не забывайте об этом. Потому что у вас в привычку входит: «чуть больше знаю — больше прав». И вы становитесь рабом, рабом своего я. И вы уже становитесь вором. Ибо всезнание присваиваете себе и пытаетесь сохранить в себе и спрятать поглубже. Потому и даются вам имена.
(Моисеенко) — Угу. Скажите, а вы объяснили нашему Переводчику все его беспокойства по поводу его состояния, в котором он сейчас находится? Вот он понимает, что происходит?(Сидоров) — Безопасность его есть?(Харитонов) — И знаешь, бабка поверила ему. Т. е. получилось такое вот, как объяснить. Вот она подошла к нему. Она рьяная такая, кидается на него: «сожгу-сожгу». Только что не матерится. А он ей так спокойно стоит. А у него ещё одежды все такие белые, борода. Я честно говорю, я очень часто задаю вопрос. Как вообще различить белое на белом? Как различают? Ну она как-то сумела различить. Вот. И вдруг понимаешь, Дедушка говорит: «Познакомься». Я: «Да я знаю её». «Нет, познакомься. Это Омела». А я сразу не соображу, думаю: «Что за Омела?». Омела, ну и что, что Омела, что такое. И вдруг понимаешь, я чётко прям вдруг как бы увидел картину. Я девчонка, у меня губы какие-то развороченные, и я немая девчонка. И понимаешь, я где-то в каком-то болоте. И она… Я, понимаешь, тону в этом болоте, и она меня оттуда вытаскивает. Она вытаскивает, даёт мне палку. Старая такая, совершенно непохожая на эту Омелу, да. <…> И она такая, знаешь, как <…>, вот это что-то похожее такое есть, знаешь такое. Манера движения, говорить. Естественно конечно не такая страшная. И она кидает мне палку. И вытаскивает меня, помогает вытащить из болота. И накалывается на какую-то колючку. Вот. И она меня вытаскивает оттуда, и я чётко вдруг, я начинаю вспоминать множество-множество событий, связанных с этим временем. И я чётко понимаю, что это 1012 год, где вот у меня будет сын, который меня сожжёт, понимаешь. Я почему-то всё это вижу. И я почему-то вижу это девчонкой этой же. Она такая испуганная, ошарашенная. А бабка бьёт меня по щекам, типа, что с тобой, что с тобой. А я вдруг вижу это всё. Но я почему-то вижу это через как… Теперь-то я понимаю, что через телевизор как бы. А там-то не понимал, что такое телевизор. Не понимал, полу чается. И вот эту всю вижу картину, и потом вдруг я слышу голос, получается, свой голос, который сейчас, да. И он рассказывает эту историю рассказывает. И я вижу со стороны. Лежит этот… Ну в данном случае я как девушка рассуждаю. Лежит какой-то мужлан, около него сидят подобные такие же, вот. И у них какая-то коробка жужжащая, они почему-то над этой коробкой ковыряются такой, что-то «тише-тише там, а то собьётся, здесь не нажимай». Я не понимаю в этих вопросах, нажимай, не нажимай что-то. Но я понимаю, что они беспокоятся об этой коробке. А вот этот, лежит кто там, машет руками, и… Рассказывает про меня историю. Что будет со мной в будущем. Они не слышат, они в это время занимаются коробкой. И я тогда такая разгневанная такая на них: «Я чуть не утопла, а вы тут уроды». И я на них кидаюсь. Ну я кидаюсь, я же не настоящая в данном, ненастоящая. А этот, который про меня рассказывает, он меня увидел, остановился такой, и как бы подзывает меня. Подзывает меня и говорит: «Не надо, не надо. Они сами <…>, всё нормально, всё хорошо. Только ты пости, что я всё рассказал, я же не знал, что ты будешь слушать. Давай я тебе скажу какие-то там заветные слова скажу, и ты об этом забудешь». Я такая: «Не надо, не надо, я хочу это всё помнить». И он такой: «Ну тогда ты знаешь, что будет дальше». И всё. И я как бы опять на этом болоте, бабушка меня бьёт по щекам, я очухалась. И я понимаю, что она умирает. Уже начала умирать, только что, потому что она напоролась на эту колючку и получила, ну как у вас говорят — заражение, да.(Моисеенко) — Угу.(Харитонов) — Вот. И я — причина, причина вот этих вот событий. А получилось так, что у меня очень много зла на эту бабушку, но она же всё-таки как бы… Понимаете, у меня, я как бы родилась совершенно одинокая, потому что я девочка. А девочка никогда никому не была нужна. Потому что что такое девочка? Она пожила, её отдали, и всё, и ещё забрали эту вещь. <…> И меня променяли. Променяли бабушке Омеле. И она меня воспитывала. Воспитывала, учила травам. А её вся деревня боится, вся деревня её ненавидит. А сами веруют понемножку, от соседей прячутся, чтобы помочь, чтобы при родах помочь, чтоб там ничего не случилось, <…>, то деревце где-то загнило, то где-то у кого-то ранка покорябалась. Вот они тайком бегают к ней, и скрывают <…>. И получилась я. А потом я полюбила. Он красивый. Он меня тоже любил. Но если я стану женщиной <…> колдовства, чародейства. И бабушка <…>.(Харитонов) — Вот, понимаешь, получается, Миш, что вот эти вилы… Как бы тебе объяснить, вот они стоят, и я подхожу к ней, и у меня такая шальная мысль: «Это же всё-таки не грабли — можно наступить, ничего страшного». И как бы специально пытаюсь наступить на эти вилы. <…>(Моисеенко) — Ага. Алё.(Сидоров) — Переключение, Миш, идёт, подожди.(Моисеенко) — Да, слушаю, да-да-да, слушаю. Говорите. Очень интересно рассказываете, говорите. Ну рассказывай. Что там происходило?— <…> время. Непонятое чувство времени. Мучительно больно. Боль рисовала ему странные картины. Между тенями появлялось нечто, не заметное ему. Размытые границы, <…>. Он хотел увидеть, что там, в пустоте, за тенями. «За тенями?» Новое чувство испугало глубиной, объёмом. Множество неудачных попыток <…> тени отделили их. «Они другие, они не я. Кто я, кто?» Тени не давали ответ. Он всматривался в каждую из них, и только один вопрос: «Кто я?» Однажды спросил по-другому: «<…>» взбесил его. <…> неведомой ярости кинулся разметать тени. Случилось страшное. Он оказался в совершенной пустоте. Яркий свет без привычки <…>. «Зачем, что я натворил, что? Да как же это я?» И снова ярость. Ярость, направленная на себя, против себя. Пустота расступилась, слабо проявленные границы. Он, боясь, что не успеет, спрятался в глубине новой тени. Тень укутала, <…> мысли. Пробуждение <…> обновлённым <…> дальше свет. «Множество теней не могли заполнить меня». Тень стала преобладать и властвовать. <…> Обилие новых теней ткали неповторимый узор. Он научился различать их. Каждая тень стала индивидуальностью. Различные движения, различные манеры, проявления в яркости, в пустоте увлекали его. И частота вопроса о себе всё реже и реже наносила рану. Его <…> смягчалась. И вскоре она перестала пробуждать в нём страх, народившую привычку <…> складками теней. И даже каждая складка отличалась от других: проявлением цвета, ощущением глубины. Изменились тени. Они <…> пустотой, точнее <…> разнообразия цветов. Красота пленила его. Сразу создала цвет, тень. В воспоминаниях постоянно терялся <…>. Тогда каждому предмету памяти придумывал имя. Процесс создания имени ему дал фантазии, но он старался не нарушать тайну <…>. Тень <…> стала доброй. Всё реже и реже покидал он дом. И однажды, неожиданно для себя, не смог вспомнить последнее пробуждение. Одно из <…> событий, он впервые потерял привычную точку отсчёта. Пропажа обнаружилась во время очередного желания погулять.
(Моисеенко) — Угу, да, слушаем. Да, слушаем, да. Да, мы внимательно слушаем, да.— Придёт мечта твоя, человек.
Для многих неведома.
Исполнятся мечты твои, человек.
Но будь осторожен — всё исполнится,
И явное, и тайное.
И нет оправдания для лжи,
Что <…> с собой <…>.
И никто не признает, что настоящее-то неведомо,
Ибо хочется верить в лучшее, в радости.
И в худшее в печали <…>.
Для многих неведома.
Исполнятся мечты твои, человек.
Но будь осторожен — всё исполнится,
И явное, и тайное.
И нет оправдания для лжи,
Что <…> с собой <…>.
И никто не признает, что настоящее-то неведомо,
Ибо хочется верить в лучшее, в радости.
И в худшее в печали <…>.
(Моисеенко) — А можно вопросы задать? По технике безопасности, как часто можно Переводчика беспокоить вопросами? Насколько, продолжительность какая должна быть? И есть ли…(Сидоров) — Защита.(Моисеенко) — Защита какая-то, чтобы не было проблем. Непонятно, объяснили вы ему до конца технику защиты, что с ним происходит, или не объяснили. Просто одно из условий, почему мы сейчас общаемся — это желание Переводчика сознать, что с ним происходит, его это беспокоит. Хотелось бы, чтоб он это понял.(Сидоров) — Возьми паузу, Миш.(Харитонов) — Знаешь, Миш, получилось так, что я как бы решил показать свою силу, не знаю, что мне в голову стукнуло, я до сих пор не могу понять. И я почему-то стал вдруг как, или включился что ль на девушку. Она стояла сзади меня, и я в принципе видел только при входе, когда заходили, и всё. Увидел, и всё, она сзади меня всё время стояла. И я стал описывать её, как бы, описывать. И увлёкся, грубо говоря. Я описал даже родинки в тех местах, которые никто никогда не видел. Даже это я описал. Ну естественно как бы вот… Особенно испугалась девушка. Потому что… И я почему-то на фоне этого испуга… Может вот это оправдание моё будет. На фоне этого испуга я вдруг понял, что как бы девушка, она просто не верит этой бабке. Не верит этой бабке, а просто как бы… Ну пристроилась к ней, и всё. Понимаешь, вот. А здесь получается, когда я это всё рассказал, но у неё появилось, что да, это может существовать <…>. Что человек может знать то, что не может знать, вообще говоря. Потому что я совсем её не знаю, девушку, и у неё оторопь такая. Бабка-то поняла, видно у неё не в первый раз это, может быть, или она обладала этими вещами, вот. И получилось так, что… А получилось это когда? Когда Дедушка был мой <…>, и ушёл. Ну и я как бы сам всё это дело сделал. А в итоге потом получилось, как бы к лучшему потом получилось, но рисковал я здорово. А получилось так, что потом где-то через недельку мы когда пришли… Уже по-моему с Сергеем пришли, не с Герой. Гера по-моему однажды был, вот. Сергей <…>. И вот пришли, и бабка по секрету, не знаю, что произошло, но говорит. <…> «Танечка, как ты изменилась». Она стала такая послушная, ей стало всё интересно. «А то я скажу вот это, вот это, зажги свечки, она <…>. А сейчас она: «А для чего, а как, а когда?». Ей стало всё интересно, она всё хочет». Т. е. как бы вот.(Моисеенко) — А ты меня слышишь, Ген?(Харитонов) — Как бы не верила… Слышу.(Моисеенко) — Скажи, пожалуйста. Тебе объяснили технику безопасности и вот эти все моменты твоих состояний, которые в последнее время тебя беспокоят? Ты помнишь это объяснение? От Первых, или от Мабу, или от кого там?(Харитонов) — Да нет. Я даже не понял вопроса, если честно.(Моисеенко) — Ну вот смотри. Вопрос такой. Тебе пытались объяснить, как взаимодействовать с тем, что ты сейчас гуляешь, как ты подключаешься, вот эти все состояния тебя немножко беспокоили в каком-то смысле, как с этим взаимодействовать. И тебе пытались объяснить, как с этим взаимодействовать. Это объяснение ты принял или не принял?(Сидоров) — Не, подожди, Миш. Или ты что-то путаешь, или что-то не поняли. Я гуляю с Мабу, поэтому мне бояться нечего. Я с ним гуляю.(Моисеенко) — Да, ты гуляешь, и я так понял, то ли Мабу, то ли Первые тебе пытались объяснить, что в какой-то из моментов то, как какое-то твоё состояние, которое ты сейчас, что-то с этим делать.(Харитонов) — Не понял.(Сидоров) — Миш, можно я скажу?(Моисеенко) — Да, давай говори.(Харитонов) — Я всё время был с Мабу, я всегда. Я, как начались контакты, я всегда был с Мабу.(Моисеенко) — Да, я понял.(Харитонов) — Он меня укладывал, он за мной беспокоился. Я как бы всё время с ним всегда был, я не помню, чтоб был без него.(Моисеенко) — Да-да. Алексей, ты просто, Геннадия уводили, пока мы общались, он там где-то отдельно гулял.(Сидоров) — Слушай, Ген, вопрос такой, знаешь, что мне интересно стало. Мабу утверждает, что он тебя лечит от твоего безумия. А безумием он считает твоё сейчас состояние на Земле, общаясь с нами, твоё сознание здесь.(Харитонов) — Да, он считает меня безумным, потому что я не умею делать вещи… Точнее, я умел делать эти вещи, но со мной что-то произошло, я разучился делать их. И он считает… Я как бы впал в безумство, в его понятии. Но учитывая, что он не делает тонкого, наверно он прав, наверно я действительно безумен. Потому что понимаешь, я помню даже самую первую контакт, я помню самый первый контакт. Это когда ещё Олег Соколов, как бы он начинал. Мы пришли к нему с Герой и слово за слово, мол: «А давай попробуем контакт». И как бы меня положили. НУ я лежу-лежу, лежу-лежу. Они там ждут от меня, вот. И потом я говорю: «НУ кто-то говорите, что ль чего-то <…>». Ну и они решили типа считать. Ну я лежу и лежу, считают. Потом появляется Мабу. Такой вылез, это самое: «Чего валяешься?». «Работа у меня». И он меня за руки тянет: «Давай-давай, поднимай руки, поднимай». Такой, мол, давай ещё. Ну и всё, дальше пошло потом. Сперва махание рукой, да-нет, потом типа писать, вот. А получилось так, что у меня глаза закрыты, а мне Мабу говорит: «Влево, вправо», как бы вот так. И я как бы рисую. По его словам рисую, как он говорит. Получалось вообще неплохо, я там домики рисовал какие-то, потом крыши сходились, не разваливались, вот. А потом в один прекрасный день Гера там… Они путали, где, как. Это было <…> да-нет, потом снова да, нет, да, нет. И значит, Мабу, я чётко вижу, Мабу подошёл, дал подзатыльник Гере. Прям довольно-таки сзади сильно, аж шлёпнул его. И Гера: «Да, вслух говори!», психом таким, хорошо ему Мабу врезал. И вот и всё, начались разговоры эти. И всё, и всегда Мабу такой как бы вот, всегда мне помогал в этих делах. А я как бы помню, ну как тебе объяснить… Иногда я помню, как Мабу, так сказать что ли. Умения вот эти вот. Ну я пытаюсь что-то сделать, не получается. А если получается,, то как-то криво. Ты знаешь, получается то… Ну научился я носом линейку шевелить, допустим, но толку от этого. Ну имеется в виду, что она у меня отталкивалась. Шарик металлический, нос подошёл, шарик не притягивался, а отталкивался. Или цветной телевизор, там кинескоп ещё был <…> поднёс — телевизор испортился. Надо включать-выключать, чтоб катушка размагнитилась, работала. Но толку от этого? Или там, ну такие делал там. Ну, глаза, это всё… Да? Мабу говорит, что я иду по ложному кругу. Я начинаю вспоминать другое. Т. е. Мабу появился только в контактах, а он не является… Да, я с ним согласен, я точно безумен. Потому что у меня сейчас такое раздвоение получается.(Моисеенко) — Смешно.(Харитонов) — Я помню, как <…> начинал, и помню, как без него начинал. <…> история. Ты знаешь, Миш, у меня проблема такая, что происходит раздваивание. Вы пропали, да?(Моисеенко) — Нет, слушаем, говори.(Харитонов) — Бывает, что я вижу одновременно два мира. Я думал, что это просто двоится, болезнь глаз, или вот что двоится. Но я стал замечать, что это два разных вообще-то изображения. Едет, допустим, машина. Я вижу две машины. Чтобы увидеть одну машину, мне надо очень сильно напрячься. А я вижу их две. И у них разные номера. У них разный цвет и что-то такое вот. И очень много похожего, очень много похожего, но всё равно есть какое-то изменение. И вот понимаешь, я сейчас наткнулся на то… Сейчас мне, получается, Мабу что ли подсказал. Но у меня теперь раздвоение воспоминаний. Т. е. я помню, как контакты… Я не очень понимаю, почему я помню, если я не помню контакты, не должен помнить, ноя почему-то помню, причём два варианта помню: с Мабу и без Мабу. Т. е. Мабу-то в обоих вариантах есть, но Мабу появился просто, как один из персонажей. А здесь он чуть ли не с детства со мной, да. Получается, с детства со мной. Вот видишь, вот так крыша едет.(Сидоров) — Может быть, Мабу — это ты в прошлой жизни на самом деле?(Моисеенко) — В настоящей прошлой жизни.(Харитонов) — И Мабу <…>.(Сидоров) — Не, подожди.(Харитонов) — Не получается никак. Получается, что есть Мабу, а есть я. Кто?(Сидоров) — Ну а почему ты не можешь быть в том времени, Мабу?(Харитонов) — Я Убом.(Моисеенко) — Убом — это брат его. Гена — это брат Мабу.(Сидоров) — Зеркальное.(Моисеенко) — Угу.(Сидоров) — А то, что ты сейчас параллельно Мабу слышишь, ты можешь постоянно с ним говорить параллельно?(Харитонов) — Ну как бы говорит, я слышу его. Как обычно слышу. Как тебя, так же и его слышу.(Сидоров) — Т. е. получается, ты сейчас слышишь три…(Харитонов) — <…> А?(Сидоров) — Получается, ты слышишь сейчас троих, да? Мишу, меня и Мабу?(Харитонов) — Четверых. Четверых.(Сидоров) — А кто четвёртый?(Харитонов) — Я сам. Я тоже себя слышу. <…>(Сидоров) — Т. е. ты в изменённом состоянии?(Харитонов) — Ну я не знаю, в изменённом или нет.(Сидоров) — Но если ты себя со стороны слышишь, значит ты четвёртый?(Харитонов) — Да, я слышу себя со стороны, чётко слышу. И не так, как обычно, а вот именно со стороны.(Сидоров) — Ты отделён от своего тела сейчас, получается.(Харитонов) — Нет, почему, нет. Не отделён.(Сидоров) — Если ты слышишь себя со стороны, ты как индеец себя называешь отдельно, отдельно.(Харитонов) — Не, я не могу это объяснить, Лёш. Получается, что я как бы в теле, но голос-то мой… Я могу даже сказать, он впереди меня где-то на уровне чуть выше макушки, сантиметров 15-20. Вот здесь он, впереди меня. Если я сейчас поверну голову, он тоже, соответственно… А, раз-два, раз-два, вышел зайчик. Нихрена он <…>. Не, он стоит на месте. Подожди, дай я попробую, я поэкспериментирую. Так, <…>. Нет. Он остаётся на месте, я верчусь. А слышу я его всё равно на месте. Получается, я сижу сейчас около полок, и получается, он около полок этот голос находится, если я правильно повернусь, он всё равно находится возле полок, он со мной не поворачивается. А <…> поворачиваюсь. Ну не знаю, такой эффект. Что ещё могу интересного рассказать? Давай я буду писать, что я вижу, а вы… Не, вы пока не говорите, так бывает такое, или не бывает. Потому что я уже начинаю в себе сомневаться.(Моисеенко) — Давай, говори, что видишь.(Харитонов) — Сейчас у меня собака, пришла ко мне собака, она здесь живёт. Не знаю, как разобраться с этими делами: у меня собака говорящая.(Моисеенко) — А что говорит собака, кстати?(Харитонов) — Ну я же не щенок.(Моисеенко) — Спроси её, там у неё ничего не болит.(Харитонов) — <…> А, он, извини, он. Ещё и обижается, когда я «она» называю.(Моисеенко) — Так, что у неё болит?(Харитонов) — Не, ничего не болит. У тебя болит? Нога у неё болит, лапа. <…> У, да это не болит, это <…>. Всё-всё-всё, я убрал. Да ладно тебе. Да, однако. Это уже не очень <…>. Да, я соглашаюсь с Мабу — я безумен. Собака говорящая…(Моисеенко) — Слушай, ну почему, она же тоже мыслит, просто ты находишься в потоке её мыслей, и всё понимаешь на том уровне… Ты сейчас в этом же находишься уровне, вот и всё.(Харитонов) — Я не знаю, он ушёл, теперь не знаю.(Сидоров) — Мабу у тебя рядом, я хочу с Мабу поговорить?(Харитонов) — Я не знаю, в принципе. Наверно рядом.(Сидоров) — Можем с ним поговорить, могу с ним поговорить?(Моисеенко) — Ты просто спрашивай.(Харитонов) — Наверно могу.(Моисеенко) — Просто спрашивай.(Харитонов) — Ну да, наверно да.(Сидоров) — Почему нам сказали сейчас через тебя, что мы присваиваем чужие знания, если будем знать имена монахов?(Харитонов) — Они не так сказали. Они сказали, что надо знать имена монахов, потому что именно эти монахи будут обучать. Если будут другие монахи — значит будут другие имена. А если хотите обучаться, у кого учится Мабу, то значит, вот эти имена. А эти имена несут в себе значения. И эти имена, им очень-очень-очень много времён. Очень-очень много времён, потому что уже очень-очень давно они здесь, монахи. И очень много поменялось, как, имеется в виду, поменялись монахи, но а имена даются тем, кто занимает… Ну как. Чего?(Сидоров) — Это как заклинания, как руны?(Харитонов) — Преемственность. Нет, это память. Одно из… Второй закон Руна — это он отвечает за память, что должны хранить память. Обязательно должны хранить память, это законы Руна, которые соблюдаются, и их нельзя нарушать ни в каких… Не существует никаких оправданий для того, чтоб их нарушить.(Сидоров) — А можешь сказать законы Руна?(Харитонов) — Ну, Мабу говорит, что в данном случае, второй закон Руна — говорит о памяти, что… Память запоминает всё, и не изменять. Любая буковка, там… Не, а если прочитать, как звучит? Не, я так не повторю. Ну как звучит, я не могу повторить, к сожалению. Потому что…(Сидоров) — Пусть Мабу сам говорит. Пусть Мабу сам скажет, законы Руна какие есть. Мабу, можешь сказать, законы Руна какие?(Харитонов) — Странно. Такого никогда не было: кровь и носа пошла. Вроде как я не жаловался на нос. Ну нос как бы болит нос, но несильно, правда.(Сидоров) — Что, закончим, может, на сегодня, много уже?(Моисеенко) — Да, давай, наверно, Ген, заканчивать, и просто если что-то есть сказать — скажи, хорошо? Или тебя ещё…(Харитонов) — А я… Я не знаю, что мне говорить. Потому что…(Сидоров) — Как себя чувствуешь, скажи.(Харитонов) — Да шут его знает. Судя по вашим разговорам, я тут что-то творю непонятное. Потому что я слышу вот…(Моисеенко) — Ген, ты приди в себя сейчас.(Сидоров) — Зайди сам в себя.(Харитонов) — Что делать?(Сидоров) — Зайди сам в себя.(Моисеенко) — Да, приходи сам в себя, и надо завершать просто беседу.(Харитонов) — Хорошо, в какого себя?(Сидоров) — Это Мабу.(Моисеенко) — Который весёлый, жизнерадостный, и всё у него отлично, и здоровье.(Сидоров) — Подожди-подожди. Это Мабу.(Харитонов) — Значит, если я буду бегать по цеху кричать, «я сошла с ума, я тут не причём». Пойдёт?(Моисеенко) — Нет, не надо.(Сидоров) — Как самочувствие?(Харитонов) — Самочувствие у меня какое. Нос у меня болит, аж кровь потекла. Ну в принципе это связано с контактом, значит получается всё-таки контакт…(Сидоров) — У тебя кровь из носа идёт?(Харитонов) — Несильно. Так, нормально. Подожди-ка. Мы вообще зачем затеивали всё это дело, Лёш. Чтобы выяснить насчёт техники безопасности.(Моисеенко) — Да, ты выяснил?(Харитонов) — А как я выясню, вы же вопросы должны задавать, а сам я как выясню.(Моисеенко) — Ну там что-то было, надо переслушать, что-то было, Ген.(Харитонов) — Понимаешь. Давай попробую свои ощущения ощутить.(Моисеенко) — Да, расскажи.(Харитонов) — Ощущения… В принципе я косвенно могу рассказать об ощущениях. Я не могу рассказать о 90ых годах, потому что я их не помню. А вот ощущения, скажем так, когда мы на стульях были, да, контакты.(Моисеенко) — Да, расскажи.(Харитонов) — Вот, я там помню хорошо Алексея помню, потому что он стоял как бы такой глыбой огромной, здоровый такой. Стоял, меня закрывал, типа защищал меня от какого-то Сатаны, что-то такое защищал. Что-то такое было ощущение, я хорошо помню это ощущение, <…>. Помню мы тогда с ним ещё незнакомы что ль были, но я почему-то помню эти ощущения. Он там: «А зачем, а кто такой», — страж такой. Но дело не в этом. Дело в том, что я просыпался, я чувствовал, что был контакт. Ну естественно, в туалет сразу бежишь, я и сейчас чувствую… Я как бы ощущал этих Первых что ли. И ощущал даже каким-то теплом что ль. Чем-то таким, я бы сказал — мамкой — но думаю, не мамка, конечно, но такое ощущение, что мамка рядом. Которой я могу довериться, защититься, и она меня не обидит, ничего. А как раз вот тогда, когда Алексей там стоял на страже, значит, да, на стульях этих. Вот приходили кто-то. Они не желают нам зла. Но они, знаешь, как учитель строгий. «Это можно, это нельзя», — понимаешь, в этом духе. Они меня как бы пугали вот так вот. Ну как, не пугали, а своей строгостью. И я помню, что они как бы вот… Там был такой момент, я не знаю кто-то сказал: «Одежды, одеться не во что», что-то такое вот. Они с таким жёстким напором, значит там, в ответ дали такое, «одеться не во что». Что-то такое связано, в общем кто-то пожаловался на бедноту, грубо говоря. И они там грубо. И я когда проснулся, у меня было ощущение такой контрастности, эти вот… Тёплые, мамка и строгий такой учитель. Не папка именно, а строгий такой учитель. У меня, я их ощущал, я их чувствовал, они живые для меня были. Ну как-то так наверно объяснить. А эти вот, два получается сеанса было, вот. Не сейчас, сейчас тоже другое ощущение. А вот эти два сеанса. Понимаешь, тебя как бы вот, чуть ли не пинком подтолкнули на середину зала, и ты голый стоишь, на тебя толпа народа смотрит, и ты должен читать. Понимаешь, ты должен читать. Причём если ещё не дай бог что-то не так прочитаешь, то что-то должно случиться. И понимаешь, это вот очень тяжело, я после этого как бы болел. Не было такого, знаешь, как тебе… И даже Мабу не мог. Мабу — он такой, он рядом побывал, как-то легче становится, понимаешь. Не знаю, энергия что ли добрая случается, не знаю. Но даже он здесь сильно не помогал, понимаешь, не огораживал. Или его мало было, я не знаю. Но получалось, что даже Мабу не мог в данном случае меня сильно так… А вот сейчас ощущение. Вот вначале я, как бы меня, вначале меня толкнули. Вот всё, начало — один к одному. Меня вталкивают туда пинком, я стою такой голый, но зал пустой. И потом вдруг начинает как бы расцветать, что ли, я не знаю, как объяснить. Ну появляется свет, грубо говоря. Появляется свет, я слышу, как мне говорят, по-моему опять Лёша по-моему что ли. Типа, руки смотри, и я понимаю, что если я буду сейчас глядеть на руки, это будет защита какая-то. Соответственно, у меня опять ассоциация на эти контакты со стулом. Понимаешь, такая вот круговерть непонятная. Но я не знаю, я толком не помню эти контакты, что там я, вы наверно помните, что там было на стульях. И здесь у меня появляется одежда, я как бы не чувствую. Ну как, не в прямом смысле одежда, я просто начинаю себя чувствовать как бы прикрывающим. И тут ещё заходит Мабу и тащит меня. Я конечно упираюсь. <…> ёлки-палки, он меня тащит, да пошла отсюда. И он меня выталкивает, а я обратно хочу идти, вот. Ну он меня выталкивает ото дверей, и мы как бы уходим. И всё, и больше в этот зал, я возвращаюсь — уже вы просите меня вернуться в этот зал. Я уже по вашей, меня никто не заталкивает, а я сам туда захожу, и вы меня просите посмотреть, что там в зале, что там то да сё. Алексей назвал ряд, погляди, есть ли там ряды, пронумерованы они или нет. Я говорю: «Да нет, я не вижу, чтоб какие-то ряды здесь были». А ты говоришь, Миша: «Может, ты не в ту сторону идёшь, может ты за сцену зашёл, ты не проходил там, никакие занавесы не были?». Я говорю: «Да нет, не было». «Вернись обратно». Я возвращаюсь обратно, «да нет здесь никаких <…>». Потом вдруг я резко появляюсь где-то на природе. Появляюсь где-то на природе. Какая-то девчонка. То ли купается, то ли тонет. Такое ощущение, что она всё-таки тонет, потому что какая-то женщина помогает ей это… Да, наверно тонет, нор я не знаю, я не уверен в этом. Потом, значит, я опять куда-то прыгаю. И вдруг я слышу разговоры про… А, я рассказываю про Омелу, а вы начинаете там… Такое ощущение, я чётко понимаю, что вы сейчас говорите не про Омелу, а что-то было другое, потому что вы… И у меня сразу такое вот, ошарашиваете, и о себя начинаю опять ощущать таким обнажённым каким-то, что-то не совпадает как-то. Я говорю одно, а вы обсуждаете другое, явно не мне вопросы задаёте. Значит, опять были какие-то включения, а я их не заметил. Понимаешь моё состояние? Я не знаю, как тебе объяснить. Вот, пьяница какой-то, может, чёртика увидел…(Сидоров) — Ген, ты не переживай, не переживай. Главное — конечная ситуация. Тебе сейчас…(Харитонов) — Ну если не считать носа, то всё хорошо.(Моисеенко) — Ладно, давай наверно потихоньку закругляться. И что потом…(Харитонов) — И часы. Часы-часы.(Моисеенко) — Что часы?(Харитонов) — У меня, ты задал вопрос? Ты задал вопрос, как часто.(Моисеенко) — Как часто можно с тобой беседовать. Да, как часто можно с тобой беседовать, я задавал вопрос.(Харитонов) — Вот я вижу будильник, который бьют молотком, кувалдой, потому что… Получается, часто, наверно. У меня ощущение, что эта картинка — наверно часто. Это мы с тобой уже… Наверно, хотя я не знаю…(Моисеенко) — Слушай…(Харитонов) — Я вижу картинку, будильник, он как бы разбивается, будильник, а со мной ещё много часов, будильников, и все их не разобьёшь. А вот кто их разбивает, я не знаю.(Моисеенко) — А по твоим ощущениям сколько времени мы болтаем? Ты наверно видишь там в телефоне, да?(Харитонов) — Нет, телефон у меня чёрный экран, он сейчас потухший. А по времени…(Моисеенко) — Да.(Харитонов) — Где-то… Ну не больше сорока минут.(Моисеенко) — Два часа, тридцать семь минут.(Харитонов) — Ну да, где-то полчаса-сорок минут. Два часа?(Моисеенко) — Два часа, тридцать семь минут.(Харитонов) — Не. У меня ощущение, что минут сорок, и то с натяжкой, наверно.(Моисеенко) — Вот видишь, представляешь, как время по-разному бежит и там и тут.(Харитонов) — Что-то про время ты меня спрашивал.(Сидоров) — Ребята, слышите меня?(Харитонов) — Про время я контакты, я контакты слушал про время. Что время у всех разное.(Моисеенко) — Да, Алексей, говори, что ты хотел.(Сидоров) — Ребят, у меня тут. У меня предложение для проверки, чтоб понять, с кем мы общаемся через разговоры по телефону. Может, всё-таки попробуем, я договорюсь с Геной и попробовать стандартный контакт пробный сделать с руками, чтобы, может, выйти на Первых и понять, с кем мы общаемся. Потому что я сомневаюсь, что это Первые, надо немножко разобраться в этой ситуации.(Харитонов) — Я тоже как бы не узнаю. А вы счёт давали?(Моисеенко) — Нет.(Сидоров) — Нет.(Харитонов) — А кто ещё тогда может быть? А «спрашиваете» они говорили?(Сидоров) — Нет, не говорили.(Моисеенко) — Нет, ты сейчас спрашивай, Алексей. Нет? Попробуй спрашивать, они могут ответить…(Харитонов) — Нет, я имел в виду, что они всё время говорили «спрашивайте».(Сидоров) — Ну да, в том-то и дело, что я думаю, стоит пробный. У нас год прошёл, а сейчас какие-то новые персонажи, мне кажется, и они… Я не могу браться судить о них, но просто пробный контакт, можно уточнить, с кем и как мы дольше продолжаем, не продолжаем и т.д.(Моисеенко) — Можно ли приехать для проведения контактов с поднятием рук?(Сидоров) — Не, ну приезжать ничего не будет, давай упрощённую форму попробуем, может, закрытую. В зависимости от её проведения уже запись выложим или нет. Я имею в виду это в целях безопасности контакт провести, без всяких персонажей новых и т.д.(Харитонов) — Это не получится.(Моисеенко) — Почему?(Харитонов) — Без персонажей не получится, я почему-то уверен в этом, я не знаю, почему. Дело в том, что они как бы мои хранители всех персонажей, они как бы. Получается так, что есть уровень защиты…(Сидоров) — Не, я имел в виду, чтоб не было новых людей.(Харитонов) — А, ты в этом имеешь в виду. А моих внутренних персонажей, они мои хранители как бы.(Сидоров) — Я про них ничего плохого не говорю.(Харитонов) — Ну я просто не понял, я просто не понял.(Сидоров) — Я имел в виду персонажей, левых людей чтоб не было, чтобы просто в целях безопасности узнать, что происходить и как дальше действовать. Пока далеко это не зашло. Потому что кровь из носа — это не лучшее впечатление от контактов.(Харитонов) — А как определить, кто левый? <…>(Сидоров) — Я к тому, что сделаем пробный заход с руками по стандартной схеме и посмотрим, что они скажут.(Харитонов) — Не, вот я, понимаешь… 14ый год возьми, 2014ый год. Кузнецов. Между нами, честно говоря, проходил этот контакт, стоит всех этих контактов, которые были до этого, честно скажу. Понимаешь, я не знаю, заметили многие этого или не заметили, но дело в том, что он вошёл в мой сон. Он пришёл ко мне на полянку. Понимаешь, он по-настоящему пришёл ко мне на поляну. Это говорит о том, что мы с ним едины. Это уже говорит о том, что мы с ним едины, ты-то не пришёл ко мне на поляну. И Миша ко мне не пришёл на поляну, и Гера ко мне не пришёл на поляну не попал. Никто из них не пришёл. А он пришёл. И главное что его видели. Понимаешь, Женщина там с Мужчиной увидели его, вот что удивительно, вот тебе раз. Дальше. Вот это зеркало, когда с ним разговаривало. Я же не мог говорить от его зеркала, ну никак же, правильно? Никак я не мог говорить от его зеркала. Потому что я мог говорить за Мабу, потому что где-то что-то там. Но здесь сидит человек. А т.к. зеркален, а он, получается… А я, получается, зеркало Мабу что ли? Ну ладно. Не-не, не о том говорю сейчас. Мабу, подожди. Как тебе объяснить… Он, получается, в меня вселился что ли. Получается, Георгий Кузнецов — он в меня вселился? Что зеркало стало говорить, понимаешь. Вот эти вещи. Машина. Машина его сразу приняла. Вы же помните диалог? Она не спорила с ним, ничё. А с Герой получилось так, что «да, он в танке», такое что-то, понимаешь. Ну может, из-за того, что там мат присутствовал, я не знаю. Но как-то не поладились они. А здесь-то поладил. И «Ищущие». Понимаешь, первые, другие «Ищущие», <…>. И «Ищущие» — они такие, знаешь, как кувалда, как Маяковский. «Вперёд, давай, гад, все вперёд». А здесь как бы мягче они, понимаешь. И мне кажется, сейчас приди кто-то ещё, подобный Кузнецову — и «Ищущие» будут другие.(Моисеенко) — Угу.(Харитонов) — А я пробовал, это самое. Я пробовал Геру уговорить взять этих «Ищущих» и тех «Ищущих». Вот у меня почему-то чёткое ощущение, что они по сути будут совпадать, ну не по сути… А, по сути, но только в одной ветке будет сказано более мягче. Даже то же окончание. Если вы вспомните окончание, там вспомни, какое окончание — оно совершенно иное, оно доброе окончание. Вот когда в этих. Т. е. получается, зависит ещё от того, кому читаются эти «Ищущие». Т. е. у каждого свои «Ищущие», скорее всего так наверно. Понимаешь? А вот он был совершенно посторонний. Он контакты не слушал ни разу. Живьём он их не слышал ни разу. Но я не знаю, Лёш, вот на лавках — это для тебя был первый контакт, да, наверно? А, ну ты ещё слышал на кассетах всё равно. А я этому, даже на кассетах не слышал, понимаешь.(Сидоров) — Может быть, он четвёртый, Ген?(Харитонов) — Четвёртый? Я об этом не задумывался, если честно.(Сидоров) — Ну, один раз был на контактах?(Харитонов) — Да, один, один.(Сидоров) — Они же сказали, что…(Харитонов) — А почему четвёртый-то? Почему не второй?(Сидоров) — Потому что они же сказали… Нет. Про корабль, про корабль, вашего четвёртого, которого искали.(Харитонов) — Не, подожди. Это Гера искал четвёртого. А найдены ли были второй и третий? Это же вопрос. И они спросили. Они спросили тогда конкретно. «Вы ищете четвёртого? Да вы хотя бы второго-третьего найдите, а потом уже давайте искать будем это самое». Это же они сказали. А корабль? А почему не буду говорить? Я буду говорить. Корабль. Понимаешь, это где-то около 15 000 лет назад, получается, кто-то откуда-то пришёл, с других миров. Причём пришёл с миров совершенно других. То ли вселенных других, не знаю. Потому что потом на Совете… А я чётко помню это Совет. Понимаешь, в данном случае вот он, зал. Вот прям сейчас в этом вот, т. е. был сеанс. Вот здесь вот я стоял в зале, в куче. Т. е. я никого не виду, да, но такой же зал, такой же зал, понимаешь. И там сидят… Там сидят, и я их вижу, правда. Вру, не я, не я, не я, это не я вижу. Кто-то заходит туда, и я понимаю, что я вижу их просто своими глазами. А они выглядят совершенно по-другому. Всё совершенно по-разному, они все. Знаешь, такое ощущение, как эти, сейчас расскажу… «Звёздные войны», там помните собрание, там в фильме собрание, все разные существа — что-то подобное наверно, вот. А для чего это я говорю? Корабль. <…> говорить про корабль? Странно. Почему? А что здесь такого? Каждый должен сам найти свою дорогу к кораблю, получается. Я правильно говорю? Правильно. Без подсказок. Вот такие дела. Вообще-то я говорил о настроении, какое у меня сейчас чувство <…>. Хорошее у меня чувство. Не считая, что у меня болит нос, я не мёрзну. Вначале я мёрз, сейчас я не мёрзну. Плюс ещё что. Послеконтактное меня, конечно, тянет.(Моисеенко) — Давай наверно закругляться всё-таки.(Харитонов) — И у меня ощущение такое, что я, хоть и прошло 40 минут, но как-то вот я нагулялся.(Моисеенко) — Нет, два часа, сорок семь минут прошло.(Харитонов) — Не, это для вас прошло, для меня сорок минут прошло. Я ж про себя говорю. Как я очень много погулял. Почему-то я… Ладно, это надо в следующий раз тогда, потому что я очень много картинок помню сейчас, где я был, во время этих <…> разговоров я побывал в очень многих местах. Я видел переписывающую Библию, я видел, как он погиб, как мальчишка его, точнее, сперва спасал, маленький мальчишка спас его. Потом я видел, как мальчишку казнили, я видел другого мальчишку, прям сейчас всё это видел, как его пять лошадей растерзали, я это всё видел. Всё, молчу.(Моисеенко) — Ген, давай просто мы сейчас завершим, и ты на WhatsApp или пока у тебя смартфон, можешь просто оставить голосовое сообщение о своих воспоминаниях и мне их переслать — и всё.(Харитонов) — Не получится.(Сидоров) — Ну я готов сейчас это, Миш. Я готов сейчас созвониться с Геной и послушать его. Я смотрю, он бодрячком, на поднятом таком тестостероне, давай как бы.(Моисеенко) — Давай, да, запиши, если получится.