2018.03.25
(Отвечающие: Первые, Мабу, Хранители времени Юга)







































(ХрВрм) — Вы выбрали маленькое помещение, и в физическом плане вы слишком близки. Будет трудно, но мы будем пробовать.

(ХрВрм) — Мы не говорили этого. И куда вы уйдёте? За стену?

(ХрВрм) — Какой будет формат беседы? Вопросы-ответы?


(ХрВрм) — Вы позвали нас, и мы вас слушаем.



(ХрВрм) — Мы поняли вас, хоть вы и противоречите себе: вы просите закрыть и тут же говорите перейти на другой уровень. Их невозможно закрыть, как и невозможно открыть. Они всегда были и будут. Единственное, что можно сделать, это чтобы Переводчик перестал вам переводить. Но однажды вы спрашивали, как выглядит перевод. Вам повторить, или вы?..

(ХрВрм) — О чём вы говорите?

(ХрВрм) — Нет. Что вы сейчас?.. От чего вы сейчас отказались? Вы сказали, что знаете.






(ХрВрм) — Если Переводчик будет вести диалоги в обычном состоянии, то вы будете говорить об успешности.


(ХрВрм) — Человек хочет чудеса.

(ХрВрм) — И он поверит любому, лишь бы это было сказано мистическим шёпотом или каким-то необычным путём. И тогда вы поверите любому, — любой чуши, любому абсолютно всему, лишь бы это было сказано необычно. Если будет сказано в обычной речи — вы не воспримете.

(ХрВрм) — Вы хотите жертв.

(ХрВрм) — Мы слышали в сторону Переводчика слова о трусости. Что он трусит…

(ХрВрм) — …продолжать контакты дальше?

(ХрВрм) — Это вы требуете жертвы…

(ХрВрм) — Мы с вами не спорим. Мы говорим, что мы слышим, что мы видим.

(ХрВрм) — И мы видим, что люди готовы пожертвовать им, ради своего просто любопытства…

(ХрВрм) — …и лени, чтобы найти ответы самим.

(ХрВрм) — И при этом речь идёт о высокодуховном. Как это… (Срыв.) Вы слишком близки, и он отвлекается на защиту. (Гера отодвинулся) Не пытайтесь! Вы не уйдёте на то расстояние, которое было бы правильно.

(ХрВрм) — Если бы вас было трое, было бы легче.

(ХрВрм) — От трёх до семи — вы практически компенсируете друг друга. До трёх — кто-то пересиливает. После семи — вы накидываетесь толпой.


(ХрВрм) — Нет.



(ХрВрм) — Вы хотите, чтобы мы разговаривали с компьютером?


(ХрВрм) — Вот теперь мы слышим голос. До того мы видели только компьютер.


(ХрВрм) — Давайте попробуем сделаем так: мы сбавим тон, чтобы было легче разговаривать.

(ХрВрм) — Нет, наоборот.

(ХрВрм) — Мы говорили вам только что о троих, и хотя мы не считаем, что сейчас вас трое, и всё же эффект обмана существует.

(ХрВрм) — Мы не обвиняем вас.

(ХрВрм) — Не оправдывайтесь. Мы повторимся: мы не обвиняем вас.






(ХрВрм) — Когда мы говорили, что невозможно запретить контакты и невозможно их начать, — мы говорим о визуальности, о вашем восприятии и не больше.

(ХрВрм) — В данном случае, мы при всём желании не можем уйти, покинуть, или другими путями избавиться. Но мы можем и хотим, чтобы он перестал быть Переводчиком, хотя бы на время.


(ХрВрм) — Пусть будет год.


(ХрВрм) — Ну почему же? Разве мы будем говорить о разрушении дружеских отношений? Нет конечно. Просто не затрагивайте эти темы. Да они и не затронутся.


(ХрВрм) — Это он сделает всё сам. Нас единственное что… как вам сказать… в вопросах-ответах. Если мы скажем, что можете продолжать вопросы-ответы — вы замучаете, вы не дадите отдохнуть.

(ХрВрм) — Тогда мы лучше скажем так, что и это надо пре… (прекратить) (Срыв.)

(ХрВрм) — Мы говорили о тесноте.


(ХрВрм) — Но чувства останутся.

(ХрВрм) — Мы просто лишаем возможности ему переводить, только и всего. Мы попытались вам напомнить, как выглядит перевод — вы сказали, что вы вспомните, и мы остановились, и не стали дальше продолжать.

(ХрВрм) — Мы не можем вам показать визуальную картинку, как он видит, но можем показать, как мозг переводит в слова.

(ХрВрм) — Пожалуйста. (длинная пауза) «Учитывая состояние того, что когда она было, чтобы она стала когда невидима, а если это видимое станет отрицательную или положительную сторону, то мы будем вынуждены повторить». (пауза) Как вы думаете, о чём эта речь?


(ХрВрм) — А теперь мы, точнее, он переведёт это уже вслух - «Шёпот». Это то, что не видит и не слышит и не признаёт сознание.

(ХрВрм) — Глупая защита. Даже сейчас он не может услышать повтор своих сеансов. Мы избавим его от этой болезни.

(ХрВрм) — Да.

(ХрВрм) — Защита.

(ХрВрм) — Нет, это защита.

(ХрВрм) — Вынужденная мера. Потому что, когда он прослушивает записи, то он входит в подобное состояние, но входит без защиты.

(ХрВрм) — Ибо мы в данный момент далеки от него.

(ХрВрм) — Да.


(ХрВрм) — Вы не поняли. Мы говорим о прослушивании его сеансов, когда он прослушивает свои сеансы.


(ХрВрм) — Теперь мы говорим, что мы знаем способ, как исправить эту проблему. А если сложить всё вместе, и сказать поподробнее, чтобы мы снизили тон… Мы говорили, что невозможно уйти, и невозможно начать.

(ХрВрм) — И мы говорили, что визуально он не будет чувствовать нас.

(ХрВрм) — А если быть точнее, он не сможет переводить. Пожалуйста, вы можете от него услышать словесный мусор, — конечно, можете, — который мы только что произносили, и когда он переводил уже в нормальную картинку.

(ХрВрм) — Но мы остаёмся здесь, мы всегда рядом. И, благодаря этому, мы сможем позвол… (Срыв.)

(ХрВрм) — К сожалению, мы вынуждены подтвердить все события связанные с 17-ым июля 1992 года. Вы поняли, о чём мы говорим?

(ХрВрм) — Также мы подтверждаем о реальности личности под псевдонимом RST… (Талызина Маргарита Сергеевна) (Срыв.)

(ХрВрм) — Впрочем, мы отвлеклись.

(ХрВрм) — Вообще-то там всё сказано.

(ХрВрм) — Вспомните свой первый диалог.

(ХрВрм) — И ваши споры о душе. В этих фразах уже есть ответ.

(ХрВрм) — Но давайте о другом, чтобы было понятно всем.

(ХрВрм) — Ну почему же? Хотите — задавайте.

(ХрВрм) — Хорошо, мы повторим ещё раз: мы подтверждаем реальность и все события, связанные с личностью под псевдонимом RST. Мы ответили вам о выдуманности?

(ХрВрм) — Мы говорим об индивидууме совершенно отдельном.

(ХрВрм) — Если быть очень точным, то мы решили, что вы не будете давать никакие счета, чтобы не ошиблись.

(ХрВрм) — Мы, конечно, доверяем вам, но и опасаемся. Не в обиду.



(ХрВрм) — Мы вовсе не называли цифру, сколько раз вы ошиблись за всё время.

(ХрВрм) — Нет, это общее количество.

(ХрВрм) — Вам назвать эту цифру?

(ХрВрм) — Нет.

(ХрВрм) — Почти. Ну не важно, порядок тот же.


(ХрВрм) — Нет.

(ХрВрм) — Пусть будет так.

(ХрВрм) — Однажды к нам пришла женщина с мальчиком, и попросили за него. И мы выполняем её просьбу.

(ХрВрм) — Когда приходят, как вы говорите «Первые» или какие-то иные, другие, то практически без защиты.


(ХрВрм) — Да.



(ХрВрм) — Мы вам пытались уже рассказывать о первовзрыве, хотя совсем всё иное. Но если бы вы сложили мозаики, если бы вы вспомнили о семи мирах, и когда мы говорили уже вам…

(ХрВрм) — И когда… я говорил?.. Я говорил… (Срыв.)

(ХрВрм) — У вас есть теория взрыва.

(ХрВрм) — Не будем вдаваться в подробности, что называется взрывом, верно ли это понятие — не важно. Появилось начало, материализовалось, если хотите, начало. Пусть это будет энергия или что-то иное, вам это сейчас непонятно будет. И вот это начАло началО разрастаться, создавать миры, множество миров. С первого взгляда можно было бы подумать, что говорится о случайности. Но случайность, это всего лишь шёпот, шёпот богов. И мы охраняем, охраняем порядок этой случайности. Вся наша задача заключается только в этом, и всё. Иных, других задач у нас нет. Мы и есть начало. И мы… (Срыв.) (пауза) Раньше было проще. Раньше вы давали счёт.

(ХрВрм) — Мы сказали «раньше». Не просим его и сейчас.

(ХрВрм) — Наоборот, просим, чтобы вы этого не делали.

(ХрВрм) — Но она не находится вначале.

(ХрВрм) — Никак не находится вначале. Ни в коем случае.

(ХрВрм) — Нет, зачем же вы так? Вы созданы по подобию божьему, а не по подобию машины. И машина всего лишь только старается вернуть, и всё. Вернуть со всеми изъянами, которые есть в вас, со всеми… (Срыв.)


(ХрВрм) — Почему вы говорите шёпотом?

(ХрВрм) — Нам трудно показать, объяснить, как мы выглядим. Наша задача… Потому что мы находимся вначале, когда ещё было только первое слово, которое вы забыли.

(ХрВрм) — Вы так далеки сейчас от этого слова, и вы слышите только отголоски. (Срыв.)

(ХрВрм) — Мы слушаем вас.

(ХрВрм) — Что вы подразумеваете под этим словом?

(ХрВрм) — Начали не мы.

(ХрВрм) — Мы только охраняем. И как мы объясним, если мы не можем объяснить вам, кто мы? И как мы объясним то? А ещё мы хотели вам до этого сказать, но вы перебили, о семи телах.

(ХрВрм) — Вспомните, там был момент, когда он переходит в мир, где он является богом, и где всё, что связано с ним, надо говорить на «Вы».

(ХрВрм) — Так кто творец тогда этого мира?




(ХрВрм) — Хорошо, давайте попробуем вернёмся немножко в прошлое. Повторим, освежим вашу память. Когда на одном сеансе вы спрашивали о смерти, — как умирает человек и что происходит дальше, — вам было сказано о семи телах.

(ХрВрм) — И о семи мирах, попадающих после смерти.

(ХрВрм) — Мы не говорили о снах души. Давайте не будем путать!


(ХрВрм) — Сон души — это вот сейчас вы спите как раз. Причём довольно сочно храпите — вот это и есть сон души, когда она отдала всё вашему телу, вашему разуму. И разум делает всё, что хочешь. И ему наплевать на всех и на вся. И на ту же душу тоже. Даже если он признает, что она есть, — а он допускает возможность, — он всё равно относится к ней, как к чему-то… (Срыв.)



(ХрВрм) — Нет…

— …вы прервали… мы прервались, и было бы неплохо продолжить.






(ХрВрм) — Когда мы говорили «тело седьмое», там, где вы являетесь богом, — вы являетесь творцом этого мира, вы уже бог. Вы создаёте все миры. Вы причина того первовзрыва, который привёл вас к столь больш… смерть, смерть, переход с шестого на седьмое тело — это вы назвали первовзрывом.

(ХрВрм) — Взрывом. Итого, вы бог. Вы создали вселенную. Вы ищете себя в ней, не находите. Вы создаёте себя, множество себя, и видите, что ваши копии не очень-то хороши.

(ХрВрм) — Говорилось вам об этом, говорилось, вы не помните. И теперь вся ваша задача — уйти с этого мира или остаться в нём. Уйти, уничтожив этот мир, или всё-таки дать ему свободу. Свободу, именно истинную свободу, а не ту: «Да мне наплевать, что с ними! Они мне надоели!» Бывает и такое. И по этим причинам может бог уйти. Или когда вы говорите: «Они свободны! Пусть они сами идут дальше! Пусть творят свои миры!» Пускай не сразу, пускай через шесть, семь, но будет в них седьмая смерть, и они станут богами, станут подобны мне, а я же пойду далее. Мы говорили вам?

(ХрВрм) — Как подробнее сказать? Как подробнее вам описать? И вот кто-то, ушедший, ставший истинно богом, стал причиной этого первовзрыва. И сколько множество, представьте, сколько множество миров, и в каждом свой творец. Но смысл, смысл вам знать это? Смысл вам знать о параллельных мирах, если вы в этой жизни не можете разобраться с собою? Зачем вам знать ещё о других? Вам интересна была бы тема о демонах, потому что они виноваты, они вас баламутят. А вы ни при чём, вы как всегда ни при чём. (пауза)(спрашивающие о чём-то шепчут между собой) В диалогах не принято шептаться.




(ХрВрм) — Похоже, вы всё-таки не слушали. Это вы пропустили. Итак, после седьмого мира, что происходит? (пауза) Вот вам контрольный вопрос, что в курсе вы или нет.

— Вот седьмой мир. Всё, бог решил уйти…

(ХрВрм) — Вот. И вы говорили, что слушали?

(ХрВрм) — Нет, вы не слушали. После мира седьмого, он попадает в мир первый, и начинает всё сначала. Это его пугает, и он говорит, что всё напрасно. И хорошо, если вы заметите, что это было другое первое, другое начало, совершенно иное. Всё-таки вы движетесь по спирали, а не по кругу.

(ХрВрм) — И никогда не спешите говорить «понято».


(ХрВрм) — Как же повторяется, если мы вам только что сказали, что приходит в мир…

— …от бога, приходит снова в мир первый, теряется, и думает: почему, почему всё сначала? И всё, и теряются силы, теряется воля, теряется стремление, теряется всё, рвутся все связи. А если бы он был внимательней, если бы он истинно всё понял, он бы увидел, что это другое начало, другой виток спирали.

(ХрВрм) — Хм, далее первые, вторые, третьи, и опять до седьмого, и далее, далее… Вы в этом-то хоть разберитесь мире!

(ХрВрм) — Вы хотите заглянуть в мир совершенно иной, где даже нет слов наших.

(ХрВрм) — Мы должны ответить? Или вы должны найти?


(ХрВрм) — «Грузом». Вы так просто бросаетесь словами, и даже не понимаете значение. Груз — это говорит уже о том, что он вам мешает.


(ХрВрм) — Груз — это мешает. Мешает движению в любом случае. Первое понятие «груз» — это когда вас нагрузили и вам трудно идти, это первое понятие — всё остальное вами выдуманное. И когда вы применяете слово «груз», вы уже тормозите себя, и тормозите довольно-то сильно.

(ХрВрм) — Багаж?!

(ХрВрм) — И что в вашем багаже? Собачонка?

(ХрВрм) — Мы говорили вам о первых семи мирах. И мы говорили вам, что после седьмого мира он придёт в первый. С каким багажом он придёт? Нет, не багажами, только что об этом говорили. Какой у него может быть багаж? Какой у него может быть груз?

(ХрВрм) — Он пришёл к началу, к новому началу. А как объяснить вам, что это другое начало, что это другой виток, если нет слов? Там совершенно всё иное, там совершенно другие вселенные, другие понятия. Давайте попробуем… Был поднят вопрос… (Срыв.) (длинная пауза) Трудно без костылей в качестве счёта. Ваш мир дуален - «да-нет, да-нет». Вот смотрите, проведём грубый пример. Мы сейчас говорим вам, разденьтесь и выйдите на улицу голым. Если вы не сделаете этого, мы должны огорчиться, что вы не поверили нам. А если вы сделаете это, мы опять же огорчимся, потому что вы стали слепы и выполняете всё бездумно. Не работает «да-нет»? Не работает. Есть ещё другие критерии кроме «да-нет», но мир ваш дуален. И компромиссы — это просто откладывание решения. Ни да, ни нет — это ничего, в вашем мире это ничего. Вы спросите, как уйти от этого? А не создавайте ситуации, когда требуется «да-нет»… (Срыв.) (длинная пауза)
(СвСоз) — Хм, у меня четыре пальца. Прикольно. Как у мультяшного героя. Там для упрощения рисуют три пальца и один большой. Вот и у меня так же сейчас.



(ХрВрм) — Как просто вы относитесь к словам. Как вы их переламываете, не задумываясь. Мы не говорили этого. Мы сказали, что вы не должны создавать ситуацию, приводящую к выбору, — это совершенно разные вещи. Вот так вы всё иска… (искажаете) (Срыв.) Да что мне эти руки-то дались?..









(ХрВрм) — Не ссорьтесь — не придётся мириться.

(ХрВрм) — Можно и так. Это всё зависит от меры вашей испорченности, от меры вашего восприятия мира. Кто-то видит плохое, кто-то видит хорошее.


(ХрВрм) — Нет эмоций — чурбан.

(ХрВрм) — Это жизнь. Это нормальная обычная жизнь, которую вы живёте. Но вы ставите выше себя, выше всего мира. Вот в этом ваша проблема. Вы никогда не уступите. Откуда идут ваши обиды? Вы считаете, что вас обидели, вы считаете, что вас обманули, вам не доверяют, вам не докладывают, — много чего. Вот вам корень обиды. А обида уже разрастается на любые другие чувства. И даже то же чувство ревности — тоже обида.




(ХрВрм) — Вы говорите за себя или за других?







(ХрВрм) — В хорошем вопросе уже есть и ответ.


(ХрВрм) — Давайте попробуем разберём понятие «ревность» и «любовь», и совместимы ли они. Если вы кого-то любите, то вы желаете ему только добра, только добра и больше ничего. Но почему же тогда, если вы видите, что этому человеку лучше с другим человеком, и будет счастливым, вы начинаете ревновать? И вы забыли про любовь. И вы уже не хотите, чтобы она была счастливая — вы хотите, чтобы это было «моё». В чём ошибка?

(ХрВрм) — А может, здесь вообще нет понятия любви? Может, просто это была жадность?


(ХрВрм) — Если бы истинно любили, то о какой ревности может идти речь? Вы готовы отдать весь мир любимой, и не на словах, и тут же начинаете ревновать кому-то. Где любовь ваша?

(ХрВрм) — А если вы истинно любите, создастся ли та ситуация, где надо будет сделать выбор «да-нет»? Ну давайте попробуем. Вы хотели бы узнать, как уйти от «да-нет»? Хорошо, будем говорить, что вы истинно кого-то любите, и она нашла другого, и вы понимаете, что она будет счастливей с ним, — у вас есть выбор «да-нет»?

(ХрВрм) — Значит, выбор остался. А раз выбор остался, то значит, любовь ещё не так чиста. И вам вроде надо выбирать. А вот если бы вы истинно любили, у вас бы не стало бы вопросов «да-нет», вы бы просто отпустили.


(ХрВрм) — Да это можно назвать любыми словами.

(ХрВрм) — Ко всему. Абсолютно ко всему. Даже к Богу.

(ХрВрм) — Мы не говорили так конкретно. Приведён просто пример.

(ХрВрм) — Можете применить его куда угодно.

(ХрВрм) — И куда нужно, и куда не нужно. Вы это умеете.


(ХрВрм) — Ну препятствуете же. Препятствуете. Думаете «да-нет», переживаете. <…> …

(ХрВрм) — Мы перебили вас.

(ХрВрм) — Поймите, если вы истинно любите, у вас не будет выбора «да-нет», у вас не будет таких переживаний. Вы будете стараться помочь этому человеку, и вашему любимому, чтобы они соединились, чтобы они действительно были счастливы, истинно счастливы. У вас даже есть… (Срыв.)
(СвСоз) — Хм, я, кажется, смысл понял этих рук. Это такой счёт у меня получается. Хм, хитро, хитро.
(ХрВрм) — Да, действительно он сам себе считает. Давайте продолжим.

(ХрВрм) — Мы и этому будем вас учить?

(ХрВрм) — Ну мы только что приводили вам пример. Что вам ещё нужно?

(ХрВрм) — А причём здесь любовь? Вы не можете совместить «да-нет», и любовь вы не можете оторвать друг от друга, эти понятия «да-нет» и любовь? Не можете, раз задаёте такой вопрос.





(ХрВрм) — Гораздо больше. Только вы придумали красивое название в оправдание своей корысти, и всё.

(ХрВрм) — Да, с одной стороны это да. Но это не такая уж и большая. Не первая.

(ХрВрм) — Однажды Мабу вам уже рассказывал о том, как он попал в мир, где не врут. Вы не помните? Это было совершенно недавно.

(ХрВрм) — Нет, это не выход.

(ХрВрм) — Между правдой и ложью?

(ХрВрм) — Хорошо. Что в вашем понятии правда?



(ХрВрм) — Как есть. Ну хорошо, давайте как есть. (пауза) Что такое метр?



(ХрВрм) — Ну хорошо. Но вы только что сказали, что надо уйти. А придёт кто-то другой, а у него другая условность. Где правда?

(ХрВрм) — И где правда? Так кто прав-то?

(ХрВрм) — Это правда, когда вы говорите об одном метре, да?

(ХрВрм) — Но только называете разными именами?


(ХрВрм) — Хорошо, давайте тогда… довольно неудачный пример. Давайте более удачный пример приведём — гравитация, ускорение.


(ХрВрм) — Вам говорили о языках. Вам говорили о вибрациях.

(ХрВрм) — Говорили первые языки.

(ХрВрм) — Как вы думаете, в первом языке метр назывался метром или ярд ярдом? Или футы?

(ХрВрм) — Ну всё-таки, как вы думаете? А что знание? Ну хорошо, давайте попробуем обратимся в племена к их именам. Там у них есть метр?




(ХрВрм) — Вы противоречите. Вы говорите о единой системе, а система — это уже не может являться чем-то отдельным.

(ХрВрм) — Ну вы сейчас хотите познать тайну вселенной.

(ХрВрм) — Хорошо, давайте тогда скажем так: вот висит картина, вы видите её.

(ХрВрм) — Один скажет «красивая», другой скажет «не красивая», — кто прав? У кого правда? Один объект. Ладно, мы не будем говорить о ярдах, о метрах. Вот, один и тот же объект.


(ХрВрм) — Мы говорили о правде и лжи. Так что по вашим понятиям правда? И что такое ложь? В вашем понятии правда, это всё зависит от опыта. Мы правильно вас поняли?

(ХрВрм) — А придёт кто-то более опытный, тогда он правдивей вас?

(ХрВрм) — Значит, вы лгали?


(ХрВрм) — Хорошо, себе не врал. Тогда давайте вспомним шестую палату. Падает Луна. Он себе не врёт, и вся палата помогает ему поддержать Луну, чтобы она не упала. Для них это правда, она падает, а для врачей? А для сторонних?


(ХрВрм) — Уже ближе. Гораздо ближе.

(ХрВрм) — В мелочах.

(ХрВрм) — Если было бы точнее, но сейчас не об этом речь.

(ХрВрм) — Была первая причина, скажем так, Бог — так будет легче объяснить вам. Он создал вас, создал вас по подобию своему. Но вас множество — значит, он множественен? И вы все разные, у вас у каждого своя правда, у каждого своя ложь, у каждого свой взгляд, у каждого своё понятие, у каждого свои чувства. А есть ли что-то общее единое, общее во всех вас? (пауза) Вот это общее, вот это единое… Только найдите сами, не спрашивайте нас. Вот это и будет истина в вас, а всё остальное лишь тела и условности.



(ХрВрм) — Грубейшая ошибка.

(ХрВрм) — Душа не может являться наблюдателем. Наблюдатель — это «ничегонеделание», только и всего. Душа же пытается что-то сделать. Вам говорили, объясняли, что такое душа.

(ХрВрм) — Вам говорили, что есть энергия, есть потоки энергии. Не будем говорить или разделять их на мужские или на женские, или ещё на какие-то, просто есть потоки энергии. И вот в этих потоках… а есть огромное течение, и одно из течений создаёт сгустки, создаёт такие обособленные участки. И этот обособленный участок мы можем назвать духом, если хотите. И этот дух начинает осознавать себя, что он не такой как все. Это можно назвать уже сознанием души. Вот вам и душа, вот вам и осознание. И в итоге получается, что душа — есть то самое, что ещё есть вокруг, но только оно выделяет себя, у неё появилось сознание. И оно пытается сознание расширить, она пытается познакомиться с такими же как она, потому что ей скучно одной.



(ХрВрм) — Вы сказали «понятно», и мы остановились.




(ХрВрм) — Энергия является материей.

(ХрВрм) — Какой бы не была, пусть тонкая материя, толстая, как вы распределяете, но это всё-таки материя. А если быть точнее, это отражение, материальное отражение. И так вас множест… (Срыв.) (пауза)

(ХрВрм) — Течение огромное, пространство огромное. Как вы думаете, один пузырёчек вылез и всё? Всего одна душа вылезла и возомнила себя, что она одна единственная?

(ХрВрм) — А если мы вспомним…

(ХрВрм) — …что мы говорили полчаса назад, о семи мирах. Вот теперь представьте, что вот этот пузырёчек, в итоге кем он потом станет? Он создаст такой же мир.

(ХрВрм) — Но только ему надо сперва вырасти, а не просто хлопнуть. Просто хлопнуть, это будет просто пустой «ба-бах».




(ХрВрм) — Он до того глуп, что Ему надо со стороны узнать, кто он такой? Это у вас так. Вы ходите к экстрасенсам, вы гадаете на картах, вы читаете и слушаете звездочётов. Вы считаете и Бог такой?

(ХрВрм) — Зачем? Что за опыт вы здесь приобретаете?

(ХрВрм) — Для чего? И для чего Богу нужен этот опыт?

(ХрВрм) — Куда?


(ХрВрм) — Если он есть всё и вся, куда ему расти?


(ХрВрм) — Да вы со своей задачей разберитесь, что вы к Богу-то лезете? (спрашивающие смеются)

(ХрВрм) — Как хитро вы объяснили всем, что вы Бог.

(ХрВрм) — Мы бы хотели, чтобы в первую очередь вы научились стать «человеками», в высоком смысле слова «человеками». А потом всё остальное прибудет. Вам откроют дверь, и вы пойдёте далее. А пока вы рассуждаете о любви, но не знаете, что это такое; вы говорите о душе, хотя ни разу даже не видели и не ощущали её. И когда чувства преобладают над разумом, и когда разум гнёт чувства, вы это называете жизнью. Вы уничтожаете друг друга, хотя ни разу не сумели создать новую жизнь. Но вы почему-то решили, что имеете право убивать. Кто пустит вас? Кто допустит вас?

(ХрВрм) — И как вы можете говорить о задачах Бога, если своих задач-то не знаете? Да если бы и знали даже, всё равно не стали бы выполнять их. Потому что они для вас были бы непонятны и чужды вам. Ибо глупо отдавать последнюю рубашку — я же замёрзну.

(ХрВрм) — Глупо отдавать последний кусок хлеба — я же сдохну, а мне нужно дальше жить.

(ХрВрм) — Даже делая добрые дела, вы ставите себе заметочку, кладёте в мешочек камушек, а потом радуетесь, как тяжелеет этот мешочек - «Сколько я уже сделал добрых дел!» И где-то в споре говорите: «Да я, да чтобы я, да никогда! Я, знаешь, сколько много дел сделал?» И уже готовитесь, наряжаетесь, в Рай хотите попасть с мешочком добра. И на вратах будете показывать архангелу: «Смотрите, какой у меня полный мешочек!»

(ХрВрм) — Да.


(ХрВрм) — Нет, вы понимаете, как вам удобно. Это было бы правильно. Вы всё понимаете, как вам удобней.

(ХрВрм) — Мы вам всегда говорили, что чувства не должны главенствовать над разумом. Но и разум не должен главенствовать над чувствами. Вы должны быть едины. Едины. Самое первое вы должны сделать — соединить чувство и разум. И вот вы уже ближе к человеку.

(ХрВрм) — Вам дать какой-то рецепт надо?

(ХрВрм) — Доверять себе. Мы могли бы так сказать, но вы опять поймёте как вам удобнее. Доверять себе, и вы будете всегда правы, а остальные нет. Как вам объяснить? Когда мы говорим вам, что вы должны верить себе, истинно верить себе, но вы воспринимаете так, что вот я прав, а остальные нет. Как нам вам объяснить, что это совершенно разные вещи, если чувства в вас преобладают? Чувства змеиные. Вы помните о ядре?

(ХрВрм) — И в то же время… (Срыв.) Вам говорят, что вы боги, и вы начинаете творить, что хотите. Вы оправдываетесь… нет, не оправдываетесь, потому что бог не может оправдываться. Вам всё вседозволено, вы можете делать всё, что хотите. И вы умудряетесь оправдывать всё, абсолютно всё. Мы говорили, как вы говорите «первым», что они не правы. Зачем они говорят вам о единстве, если это рано, это рано. Нельзя им говорить о единстве. Они говорили: мы хотим, мы верим, что они поймут. Глупо, всё глупо. И мы не признаём ваши, так называемые, контакты.

(ХрВрм) — Это ваше дело. Это ваше дело. Это ваши слова, что вы не должны вмешиваться…

(ХрВрм) — В жизнь соседа. Это ваше. Когда вы можете пройти мимо беды, потому что говорите: «Значит, по карме отвечает!» Ваше? Ваше. Это ваше понятие единства, когда можно украсть и сказать: «Это же всё общее!» Ваше? Ваше. Вот вы и понимаете, как вам удобнее. И как с вами говорить? Как говорить вам о единстве? Как вам давать какие-то рецепты, если вы тут же всё исковеркаете? Почему вы говорите о высокой духовности, и тут же говорите: «Распять его! Распять его! Он должен отвечать на все вопросы!» И вам плевать на всё. Ваше любопытство, ваша лень, чтобы находить самим. Вы ищете… вы ищете жертву, но не себя. Что вы, как можно поставить себя любимого в жертву? Пусть другие ищут за вас ответы вам.


(ХрВрм) — Даст.

(ХрВрм) — Но сумеете ли вы это сделать? Хотелось бы верить.

(ХрВрм) — Будете давить себя. Понимаете, есть истина… есть истина в том, что когда вы начнёте давить себя, давить принудительно своё Эго, это будет называться унижением себя.

(ХрВрм) — Мы говорим «унижением себя», мы не говорим об искусственности.

(ХрВрм) — Не от души. Но мы будем приветствовать это, потому что рано или поздно всё-таки вы начнёте понимать. Это лучше, когда вы говорите, идёте с гордой головой, и не видите ничего, что топчется под ногами. Лучше, когда вы оглядываетесь; лучше, когда вы, как вы говорите, проявляете трусость. А в вашем понятии трусость — это что-то такое не хорошее, скотское. Потому что гордыня чаще в вас говорит, гордыня. Вы не можете… (Срыв.)









(ХрВрм) — И снова вы всё перепутали. Это был Мабу.











(ХрВрм) — Так у нас и получается вопрос-ответ. Не выходит у нас беседы.



(ХрВрм) — Не будем винить друг друга. Как получается, так пускай и будет.


(ХрВрм) — У нас было три вопроса, но мы решили не задавать их.

(ХрВрм) — Хорошо. Давайте вас спросим, пока только вас. Как вы ощущаете иное? Неважно что, просто иное. Ваши ощущения.

(ХрВрм) — Ну почему же? Вам могут дать игрушечный автомобиль, — управляйте сколько хотите! И это будет правда для ребёнка.

(ХрВрм) — Не будет никакого обмана. А вы прослушайте потом, что вы сейчас ответили, и подумайте, почему вы ответили так? И почему так мало в вас тогда иного?

(ХрВрм) — Мы говорим с вами.

(ХрВрм) — Мы вас спросили простой вопрос, и ожидаем от вас простого ответа. Как вы ощущаете иное в себе? А вы же нам прочитали целую лекцию, и так и не ответили. Хотя с этого мы могли бы сделать вывод, хотелось бы, что мы ошибаемся, что вы не ощущаете иного, потому что поставили рамки, о которых вы сейчас только что произнесли.



(ХрВрм) — Что вам ещё надо? Смотрите, сколько много у вас есть, а вы ищете ещё где-то извне. И при этом вы можете искать даже в грязи, не боясь испачкаться, — это страшно. У вас уже множество есть восприятия иного, восприятие себя, а вы ищете извне. Вы не доверяете себе? Вы не доверяете вашим слезам? Вы не доверяете вашим снам? Вы не доверяете своей интуиции? Почему?

(ХрВрм) — «В этом воплощении». Вы пугаете нас. Вам не нравится ваше воплощение?

(ХрВрм) — Оно пусто? Оно глупо?

(ХрВрм) — Давайте думать об этой жизни. Вы помните о прошлой жизни что-нибудь? Вы помните что-нибудь о будущей жизни? Зачем вы рассказываете нам сказки о каких-то других жизнях?

(ХрВрм) — Давайте об этой жизни. И будьте вы шире! Вы в этой жизни живите этой жизнью. Зачем вы пудрите, «засираете» себе мозги… Что за слово-то такое?.. (длинная пауза)

(ХрВрм) — Вы не знаете, какую маску применить на данный момент.


(ХрВрм) — Множество. Всё зависит от обстоятельства: где страх, где чтобы не обидеть, где чтобы угодить, где промолчать…

(ХрВрм) — А мы вас спрашивали о применении вашего иного к другим людям?

(ХрВрм) — А зачем тогда говорите об этом?

(ХрВрм) — А какой вопрос мучает сейчас вас, который вы постоянно спрашиваете у себя самого? Вы можете на него ответить сами? Если вы не хотите вслух, мы поймём. В каждом из вас есть такие вопросы, и вы боитесь ответа, вы боитесь признаться себе. Вот это и отдаляет вас. А если бы вы могли ответить себе, хотя бы себе откровенно… Когда-то вы спрашивали, и вам отвечали о покаянии: что это, и какова сила покаяния. Покаяние — это когда вы искренне признаётесь в своих грехах. Вы себе-то боитесь признаться про себя, никому не говоря, прячете, одеваете маски, потому что вы прячетесь от всех, прячетесь и прячетесь. А здесь вы приходите и говорите постороннему человеку, совершенно постороннему, вы говорите то, что всю жизнь прятали. Вот сила покаяния. Так покайтесь себе! Сами себе покайтесь! (длинная пауза)


(ХрВрм) — Это очень просто. Здесь простой рецепт: что ты видишь в людях, то есть и ты.

(ХрВрм) — Весь мир ваш — отражение ваше, и всего лишь. И всё то, что вы увидели в человеке другом — это, значит, есть и в вас.

(ХрВрм) — Да.

(ХрВрм) — Да.

(ХрВрм) — Кто-то из вас спрашивал: есть ли двойник Переводчика? Или нам показалось?





(ХрВрм) — Пожалуйста, езжайте в Африку…

(ХрВрм) — Там его двойник.

(ХрВрм) — Единственное, что плохо, он живёт в племени людоедов.

(ХрВрм) — Нет, это не шутка.

(ХрВрм) — Ну пусть будет называться колдуном.



(ХрВрм) — Ну почему же? Вы же говорите, что с первыми разговариваете, с подобными. И мы говорим вам, что всего только два человека говорят.

(ХрВрм) — Мы не в курсе.





(ХрВрм) — Мы попробуем повторить ещё раз. Мы против, мы всегда были против.

(ХрВрм) — Этих контактов, как вы называете.

(ХрВрм) — Мы всегда говорили и спорили, что нельзя вам говорить о единстве — бесполезно. Вы извратите всё. Но они надеялись — мы допускали. Они ошибаются.

(ХрВрм) — Но рано или поздно они не ошибутся. Придёт время, и вы поймёте о единстве. Я не говорю сейчас о вас, или, как вы выразились, этого воплощения.

(ХрВрм) — Мы никогда не признаем понятие «это воплощение», никогда. По простой причине: вы не знаете о других воплощениях, но говорите о них. Вы говорите о том, чего для вас нет.

(ХрВрм) — В данном случае, вы есть тот, кто вы есть. Всё. Вы смените себя, как вы есть. И не надо говорить о других, не надо думать о воплощениях каких-то, кто, как рассуждает камень, как рассуждает Бог. Да и ещё даже, мало того, а какие у нас задачи? Вы свои-то задачи установите, и выполните их успешно.

(ХрВрм) — И тогда не надо будет вам никаких контактов, никаких сеансов, вопросов-ответов… (Срыв.)



(ХрВрм) — Мы не боги, хотя можно было бы принять нас за богов, но только из-за могущества, которое тяготит чаще нас. Потому что мы тоже можем совершать ошибки. И наша задача всего лишь только сохранить начало. Но мы совершенно недовольны теми, кто говорит, что как глупо мы поступили, что пустили женщину с мальчиком, рискнув всеми мирами. Пока вы так рассуждаете, вы далеки ото всех.


(ХрВрм) — Мы слышим вас.

(ХрВрм) — И хотим напомнить, что шёпотом не разговаривают.


(ХрВрм) — Если бы это были Первые — значит, сами себе так говорили?





(ХрВрм) — Хотите услышать Первых?






(Первые) — Спрашивайте.

(Первые) — Мы вас не спрашивали.

(Первые) — Вы невнимательны.

(Первые) — Попрощались.

(Первые) — Нет, он просто будет жить, как жил до этого.

(Первые) — Мы не можем покинуть вас.

(Первые) — В чём зависимость ваша такая? Почему так зависимы от этих контактов?

(Первые) — Тогда мы проиграли, тогда Хранители правы.

(Первые) — Потому что мы будем являться вашим поводырём, и не больше. Куда поведём, туда и пойдёте. А где ваше «Я»?


(Первые) — Нет.

(Первые) — И мы согласимся с ними.

(Первые) — Согласимся.

(Первые) — Как вы разделяете. Что в вашем понятии иное, а что?..

(Первые) — Наука много чего не объясняет. Это всё иное?

(Первые) — Мы повторимся. Человечество многое не может объяснить — это всё иное? Как вы объясните понятие красоты? Вообще любое чувство. Как можно объяснить любое чувство? Вы можете объяснить? Вот вы представитель человечества. Объясните, пожалуйста!



(Первые) — И вы решаете уравнение с двумя неизвестными. Красота. Вы уделяете внимание… (длинная пауза)

(Первые) — А что же является вашим мерилом?

(Первые) — Как вы думаете, это ваше личное мерило или нет?

(Первые) — А мы спрашиваем, это ваше личное мерило или нет?

(Первые) — Почему?

(Первые) — Для кого-то это музыка нравится, для кого-то нет, кто-то её терпеть не может. Вспомните проблему «отцы и дети».

(Первые) — Конечно. Хотя красота остаётся красотой независимо.

(Первые) — Вы меняетесь.

(Первые) — Красота — это совокупность множества чувств, но не одного чувства. Нет такого чувства «красота», есть только понятие «красота». Но все ваши чувства просыпаются. Вспомните, вы переживаете — значит, есть печаль. Вы вспоминаете… Возьмите старые фотографии, сколько чувств появляется, и одно ли лишь чувство появляется?






(ХрВрм) — Мы сможем ответить.

(ХрВрм) — Вы задали правильно вопрос. Вы заговорили об источнике. Источников множество: есть художники, есть поэты, есть математики, есть физики, есть учёные, есть астрологи, есть кто угодно, и каждый из них является источником. Так вам нужен источник или лишь понятие?.. (Срыв.)
(ХрВрм) — Отвечать нам или, как вы говорите, Первым?




(Первые) — Чувство — это зов души. То божественное, что даётся вам, понятие красоты. Через красоту говорит с вами Бог — не через боль, не через гневность, не через алчность, — через красоту. И даже не через любовь, — через красоту. Потому что любовь… Он не может до вас достучаться: воспринимаете неверно. И чтобы достучаться до вас, чтобы сказать, что я есть, и что вы есть, вам дано чувство красоты.

(Первые) — А вы хотите по полочкам разобрать это чувство: сколько его, чего. А мы говорим вам, что красота включает все известные вам чувства, все ваши эмоции, если быть точнее, все ваши эмоции, все. Потому что красота может вызвать в вас и гнев, и разочарование, и любовь, и преданность… (Срыв.) Спрашивайте.

(Первые) — Но слёзы не только от боли. Есть слёзы и от радости. Если мы будем говорить, там о мышечных тканях или что-то подобное, — это будет глупо, конечно, выглядеть. Хотя первоистина была как раз в том, чтобы вас расслабить. Ибо когда человек плачет, истинно плачет, он расслаблен, все чувства его расслаблены, все мышцы его расслаблены, он более открытый.



(ХрВрм) — Попробуйте повторить последнюю фразу, то, что вы сейчас сказали.

(ХрВрм) — Нет, вы сейчас пытались ответить собеседнику.

(ХрВрм) — Нет.






(ХрВрм) — Ваши постоянные собеседники ответили так, что когда человек плачет, он расслаблен.

(ХрВрм) — Мы согласимся, он расслаблен, он становится более открытым. В этот момент душа ближе к телу, пусть будет так. Но в этот момент он более ранимый.

(ХрВрм) — И потому ваше сознание пытается скрыть слёзы, остановить их. Потому что знает, что вы сейчас ранимы. И вы боретесь сознанием, и сознание глушит слёзы ваши. И вы потом пытаетесь найти оправдание, к сожалению. Ибо вы потом уже начинаете, точнее, продолжаете жить с тем же сознанием. А слёзы высохли, вы уже забыли.


(ХрВрм) — Смотря какие слёзы? Вы себе льстите. Вы всё забываете. Это ваши фразы…

(ХрВрм) — …что время лечит раны. Как глупо.

(ХрВрм) — «Вы льстите себе» — это было о человечестве? В данном случае ваш собеседник — всё человечество?




(ХрВрм) — Мы вначале говорили вам, что следим за ним.




(ХрВрм) — Мы пока не будем задавать вопросы. Мы хотели бы, чтобы вы научились задавать себе вопросы, и искали ответы в себе, в первую очередь в себе. Если не нашли в себе, то ищите, но ищите сами, а не бегайте и не попрошайничайте, что а как это так. Пусть мы грубы, в отличие от ваших постоянных. Может быть, так достучимся. Добротой вам уже стучали.

(Первые) — Спрашивайте.

(Первые) — Если вы подобие божие, вам дан разум, вам даны чувства, вам дано сердце в высоком понятии, вам дано всё, и вы что-то хотите опровергнуть, откинуть?



(Первые) — Из какого сна?


(Первые) — Как в вашем понятии уйти от сна?

(Первые) — А чему цепляться, если сон ваш — жизнь ваша?


(Первые) — А мы когда-то говорили о том, что вы должны разъединять? Или мы говорили, чтобы соединять?

(Первые) — Вы должны всё воспринимать, применяя все чувства, применяя разум и сознание. Если будете понимать только чувствами — сами понимаете. Если будете понимать только разумом — тоже глупо. Вы должны воспринимать всё…

(Первые) — …и всем. Медитируйте, кто вам мешает?


(Первые) — А что в вашем понятии медитация? Разделение чувств?


(Первые) — Кто вам сказал это?

(Первые) — Медитация — это просто отдохнуть.

(Первые) — Просто отдохнуть от потока ваших мыслей.

(Первые) — Полезна или не полезна — это не имеет значения. Отдохнуть, создать тишину в вашей голове, чтобы всё успокоилось. Ибо вы сейчас добрались даже до снов, у вас сны должны быть управляемы. Т. е. даже здесь мозг не может найти себе покой, и не может без вашего вмешательства разобраться со своими делами. Потому что вы такой ярый советник, вы такой помощник, вы всё стараетесь ему помочь, залазите во сны, в осознанные сны. Да когда же вам бедным вами заниматься тогда? Когда же порядок наводить ему?

(Первые) — Мы бы сказали о трёх стадиях сна. Первая стадия — это когда на вас влияет окружающее.

(Первые) — Если вы захотели в туалет, вам будет сниться ручей или то самое место, в которое вы должны сходить.

(Первые) — Это первая стадия сна. Вторая стадия сна — это когда вы пытаетесь осознанно где-то, что-то, куда-то залезть. Когда вы не понимаете, почему умеете летать, и при этом вы не пугаетесь того, что вы летаете.

(Первые) — Но, к сожалению, в этом сне, вами чаще управляет эгоистическое чувство. И чем выше вы поднимаетесь в небо во время сна, тем больше шансов, что вами управляет сейчас гордыня.

(Первые) — И за счёт гордыни вы взлетаете вверх. Почему? Да потому что ваше первое впечатление: «Как всё мелкое кругом!» Вот эта фраза, ничего не обещающая, ну да, действительно, внизу всё мелкое.

(Первые) — Да, конечно. Но эта фраза звучит уже, что вы выше всех, и все, по сравнению с вами, мелкие. Потому что во сне нет пустых слов, нет. Их значение прямое, и никакое кривое. И если вы услышали, и если произнесли и подумали: «Ах, какие все мелкие!» — значит, вы всех считаете мелкими.

(Первые) — И не надо будет выдумывать какие-то оправдания. Это действительно так…

(Первые) — …вы так считаете. Но если вы подниметесь в небо, если вы будете смотреть на всех, и не будет применено слово «мелкое», тогда мы можем говорить и радоваться за вас. Но если же вы поднимаетесь: «Люди, не бойтесь, я спасу вас!» А что это в вас говорит? Люди, значит, слабее вас? Гордыня говорит в вас? Гордыня.

(Первые) — Вот так вот вас понемножку-то приучаем.




(Первые) — Наслаждайтесь.

(Первые) — Наслаждайтесь.






(Первые) — Сознание, хоть и управляет в какой-то мере сном вашим, но не совсем.

(Первые) — Оно становится дырявым решетом. И поэтому всё ваше, ваши маски, что вы прятали, во сне проявляются. И если есть в вас элементы какого-то страха, то будете летать низенька. Но это не значит, что если вы высоко поднялись, вы бесстрашные. Мы вам только что говорили, что это может быть просто проявлением гордыни.

(Первые) — И есть стадия сна, о которой вы не помните. Вы не помните их.

(Первые) — Но вы…

(Первые) — Нет, если вы говорите, что вот я не помню в этом сне — значит, уже не первая стадия. Просто вы склерозник, и не больше.

(Первые) — А первая стадия… Ах, третья стадия сна — это та стадия, о которой вы даже не будете понимать, что вы вообще спали-то, сон какой-то видели. Многие говорят, мы не видим сны.

(Первые) — А может быть, просто они были в той стадии, где сон вам не показывал картинки, и потихоньку занимался своими делами, наводил порядок.


(Первые) — У вас есть ещё собеседник?





(Первые) — Мы говорили вам, вы спрашивали «есть ли смысл?», и мы говорили вам, что раз разговариваем с вами — значит, есть смысл.


(Первые) — Но мы не говорили о публикациях, просто о пустых публикациях.






(Первые) — У нас разнятся взгляды с Хранителями. Хранители считают, что мы сделали всё неправильно. И во многом нам приходится, к сожалению, с ними соглашаться.


(Первые) — Они — Начало. Как вы думаете, они старше?

(Первые) — Они — Начало. У нас есть конечное понимание миров, у нас есть конечное понимание, как вы говорите «да-нет».

(Первые) — Есть миры, где есть множество вариантов на какой-то один вопрос. А есть миры, где есть всего лишь только два варианта «да-нет»: это вот ваш мир, и вы должны справиться с этим, а есть миры, где есть только одно да или нет. Там даже выбора нет. И всё равно получается, и вы там тоже должны подняться, суметь подняться и не создавать ситуацию, которая должна привести к выбору, хотя бы даже единственному выбору. И у нас есть конечное число выборов, у них — бесконечность. Это те миры, с которыми невозможно разговаривать просто так.




(Первые) — Да.


(Первые) — Нет, мы не говорим об этом. Вы слишком прямо поняли это, возгордились, что каждое ваше движение, это множество создаваемых миров, и вы боги этих миров — нет, совершенно нет. Вы создаёте такие колючки, ворс, мы бы вам сказали так, которые тут же отмирают. Вы подумали об этом, да и забыли.

(Первые) — И очень редко, когда вы создаёте миры, которые живут долго, очень редко. И эти миры потом ассимилируются, сливаются с другими параллелями, которые созданы не вами, а другими. И вот так происходит воссоединение. Неужели вы думаете, что сколько вас, сколько вы создали параллелей, и теперь давайте умножим на количество людей и на количество их параллелей? Совершенно нет. Миры ваши ассимилируются, соединяются с другими мирами, ибо вы всё-таки живёте в обществе. Не забывайте об этом!


(Геннадий вдруг как бы стал рассматривать свои руки, пальцы)

(СвСоз) — Я не Мабу, меня так не проведёшь. (пауза) Я же не пальцы считаю.

(СвСоз) — Ну нет, тогда был момент, когда я считал пальцы, ну чтобы счёт просто был. А сейчас нет.




(СвСоз) — Да тут я.


(СвСоз) — Ну не знаю — где тело, и где я.


(СвСоз) — Да, наверно, нет. Это надо выходить тогда.


(СвСоз) — Ну, золотые слова. Жалко, что это только я так сейчас сказал. Сказали бы они, хотя бы Хранители или Первые, было бы, наверное, лучше, конечно, — все поверили бы. А то моему сознанию, кто поверит? Там действительно всё правильно, так и должно быть. Чем больше вопросов задаёшь себе, и причём, наверное, даже не задаёшь, а правильно было бы, возникают сами вопросы… Когда сам задаёшь — это всё-таки сознание. А когда возникают вопросы сами, и ты ищешь на них ответ, ищешь в себе, ищешь в людях, не спрашивая их, а просто в их движении, в их поведении… Потому что они являются твоим зеркалом.

(СвСоз) — Вот если мы будем искать лучшее, то конечно не найдём.

(СвСоз) — Нет. Если вы ищете по понятиям лучшая религия, то конечно, что мы найдём-то?

(СвСоз) — Мы будем искать религию более удобную нам.

(СвСоз) — Поэтому я говорю, что надо жить нормально. А мы будем выбирать религию, которая поудобнее.

(СвСоз) — И на… (Срыв.) (пауза)







(Первые) — Да, мы слышали.

(Первые) — Нет понятия внешнего. Это правильно было подмечено вами. Если вы задали вопрос — значит, он коснулся вас.

(Первые) — Значит, он уже внутри вас. Случайно ли вы задали или просто так, или нет. Вы пока, к сожалению, не умеете это определять. Может, он у вас годами, а для вас случайно выскочил сейчас. И вы будете искать. Многие вопросы пугают вас, и ответы, возможные ответы пугают вас ещё больше. И вы оттягиваете момент познавания, вы стараетесь оттянуть это время. И начинаете лгать, оправдываться, находите множество причин — некогда, или что-то ещё, не до того — вот так вся ваша жизнь. Вы родились, «да некогда — надо учиться!» Начали учиться, «да некогда — надо работать!» А там жена, дети — да некогда, всё некогда. И наступает старость, и уже на смертном одре вы говорите: «Надо! Пришло время!» Да только уже поздно. Вот так и живёте. Так же пытаетесь ответить на вопросы свои. А те вопросы, которые вы находите легко, — в энциклопедиях, в интернете, или вам посоветовали какие-то религии, — это бестолковые вопросы, которые вам вообще-то были не нужны, абсолютно не нужны. Это только так, ваше Эго тешилось познать побольше, и не больше. Те вопросы, которые вам действительно нужны, они внутри вас, они проросли в вас, и ответы эти есть в вас. И найдёте их извне, увидите, но вы не сможете задать их, ибо они ваши. А всё остальное ложно, все остальные вопросы ложны. Кругла Земля или не кругла, — а вам это нужно? Есть ли там жизнь на Марсе или нет, — а вам это надо? Что в вас заставляет задавать такие глупые вопросы? У вас большинство глупых вопросов, большинство. И мы бы сказали, все вопросы, которые вы задаёте, практически глупы. Потому что они лишь только хотят пощекотать ваши нервы, ваше сознание, точнее, разум. А когда не хватает вам, вы находите другие способы: грибочки, покурить, выпить, понюхать — всё из той серии, всё из одной серии, — пощекотать себе нервы. Или вы говорите «отдохнули», обманывая себя. Не хватает этого, — ну что ж, — есть индустрия, которая развлечёт вас. Хотите, на любой вкус любые чувства — хотите ужастики, хотите мелодрама, всё что хотите, всё для вас. Лишь бы вы были не заняты своими внутренними вопросами, а задавали глупые вопросы: «А как там, в следующей серии?» Наверно, так важно в вашей жизни, что там дальше будет с героем. И вы все переживаете за него. И чаще все переживания ваши ложны, ибо кто-то боится, что вы будете переживать по-настоящему. Потому и переживаете в разных героев вымышленных, в выдуманных. (Срыв.)

(Первые) — Ну конечно же тёмные силы. Как, вы же ни при чём. Демоны. Вы всегда любите сваливать на всех, но только не на себя.









(СвСоз) — У нас во дворе дядь Саша жил, такой лысый, маленький толстячок. Его ненавидели, наверное, все. Потому что со всеми он ругался, да и мир он ненавидел. Потом уже более-менее взрослым, я его узнал, что у него сыновья погибли, где-то в лагерях, и поэтому, он и жена его… Ну жену я плохо помню, потому что она как бы всё время была занята. Но бывало, конечно, что мокрой тряпкой пройдётся, кто мимо проходит, просто так. И даже не обзывается, ничего, просто так. А дядь Саша постоянно гонял нас: мог палкой кинуть… Довольно-то больно, когда ты бежишь и палкой бьёт тебя сзади, и ты падаешь, а он хохочет. (пауза) И вот как-то прохожу, смотрю, а он сидит на песочнице и плачет. (пауза) Я был очень удивлён. Я вообще… я видел, как плачут взрослые, но чтобы он плакал… Злые вообще плакать не могут. Они не умеют этого делать, они же злые. А он плачет. Я встал рядом, долго на него смотрел, и что-то стало его жалко. Я полез к нему на коленки, и говорю: «Дядь Саш, давай я тебе помогу! Давай вместе плакать!» А он: «В чём ты мне поможешь?» - «Плакать…» И я разревелся. И вот так вот мы сидели с ним и плакали. Я у него на коленках плачу, а он у меня подо мной плачет. Ну и сдружились. Я сдружился с врагом. Соответственно, весь двор стал против меня. Те же пацаны кричали на меня «предатель!». А я почему-то сдружился с ним. Он мне фотографии показывал, своих детей… А плакал он из-за того, что у него умерла жена. Вот так вот мы с ним и сдружились.

(СвСоз) — И вот тогда, в то время я впервые познакомился с дедушкой. Мне приснился дядя Саша, он залез в колодец и разглядывал звёзды, как когда-то я попробовал это сделать. А он их не видел, и заплакал. А я стал зажигать спички, чтобы он увидел спички и подумал, что это звёзды.

(СвСоз) — И я жалел, что у меня нет бенгальских огней. Они тогда точно были бы похожи на звёзды. И когда я попытался всё это делать, и когда захотел, чтобы у меня получились бенгальские огни, появился дедушка, и он мне протянул горящую палочку. А я стал ею махать и кричать: «Дядя Саша, дядя Саша — звёзды, звёзды!» (пауза) И проснулся. На следующий день дедушка опять пришёл ко мне. Это сейчас я теперь умничаю и могу сказать, что благодаря тому, что я пожалел дядю Сашу, это помогло мне познакомиться с дедушкой. Вот тогда я просто с ним подружился, подружился с дедушкой крепко. И первое время приходил он ко мне постоянно, каждую ночь, каждую ночь он приходил ко мне. А потом пришли мужчина и женщина. И они не учили меня, они не читали мне какие-то нравоучения, нет. И так же журили, если какой-то поступок, как и родители. Хотя я пытался защиту найти в них, рассказывая свою историю о произошедшем, но они всё равно журили меня. И я помню, как они учили меня идти по жизни. Дорога, дорога, и камушки. А камушки — это препятствия. И я так перепрыгиваю, так весело, счастливо, а что, они маленькие. Что, их трудно перепрыгнуть, что ли? А они становятся всё больше и больше, больше и больше. И я уже не перепрыгиваю, а перелазаю через них. И вдруг я увидел такой огромный-огромный камень. И я понимаю, что мне его перелезть очень трудно. И я пытаюсь, всё равно пытаюсь, я лезу-лезу, соскальзываю, а он скользкий, мхом поросший. И вот я всё время соскальзываю, соскальзываю, никак не могу перелезть. И я ему: «Ты упрямый, и я упрямый… Ты упрямый, и я упрямый…» А мужчина и женщина стоят позади камня, и говорят: «Остановись! Посмотри, что на нём написано!» И я стал читать, что на нём написано. А я не умею читать, я ещё маленький. Но я пытаюсь это прочитать, а они мне говорят: «Там написано, что ты можешь его обойти справа или слева, или пойти прямо». Но за то, чтобы обойти, ты должен чем-то заплатить. А я спрашиваю: «Чем?» - «Всегда будет подсказка. Всегда будет написано, чем ты должен расплатиться». А я вот смотрю, и мне кажется, что там что-то плохое. И я говорю: «А если что-то плохое там, я должен согласиться?» - «Да, ты можешь временно согласиться, а не хочешь — иди прямо». - «Нет, я тогда пойду прямо!» И я начинаю лезть-лезть на этот камень, и всё никак, никак. Они мне протягивают руки: «Давай, давай, держись за них!» - «Нет, я сам! Я сам!» И никак толком не перелезу. Я уж не помню, перелез я или нет, но я помню, как они сказали: «Если ты не хочешь, даже временно на что-то согласиться, и идёшь прямо, то хотя бы не отталкивай руку помощи». Вот так они меня учили. И без нравоуч… (Срыв.)





(ХрВрм) — Вы спрашивали, как стать контактёром.

(ХрВрм) — О техниках. О технологии. Вот маленький эпизодик из жизни. Хотите, мы можем продолжить подобное?




(ХрВрм) — Как вы скажете. Мы можем прекратить, мы можем продолжать дальше — это решать сейчас вам, это ваше будет решение.

(ХрВрм) — Но помните, что не менее года. А, может быть, и более. И, может быть, даже не здесь и не сейчас.











(ХрВрм) — Данным намёком, мы просто расска… был рассказ-воспоминание, его воспоминание детства. А не какой-то прямой рецепт.

(ХрВрм) — Мы можем попробовать, чтобы он вспомнил ещё, связанное с этим.



(СвСоз) — Стёпка — мужик взрослый, но пришибленный, как все говорят. Говорят, что у него был маленький сын, и он погиб, как-то глупо погиб. Но я не знаю, как он погиб. Просто я помню, что говорили «глупо погиб». И отец не признал, что погиб сын, и посчитал, что погиб он. И получилось так, что вот он стал этим мальчишкой как бы, Стёпка. Его и любили, и не любили одновременно. А наши бараки стояли довольно-то кучно, и поэтому мы все знали друг друга. Это сейчас сосед не знает соседа, а раньше знали все друг друга, — все беды, помогали всегда друг другу. А Стёпка жил один. После смерти сына, и после того как он стал дурачком, жена его бросила. Он жил один. Ничего у него не получалось: и приготовить толком ничего не может… И вот несколько женщин постоянно ему что-то готовили. Где-то что-то отвалилось — приходили мужики. И всегда доверяли, доверяли ему дитя. Они знали, что он дитя будет защищать всегда. Если какое-то дитё выскочило на дорогу, он будет крутиться вокруг этого дитя, охранять его. Все звали его Стёпка. Но почему-то, когда я называл его Стёпкой, мне давали по губам, и говорили: «Степан. Он взрослый, ты должен его уважать». (пауза) Его часто били. Его часто били из-за того, что он выигрывал в шахматы. Он здорово играл в шахматы. И никто никогда не мог его обыграть в шахматы. И человеку обидно, что какой-то придурок его обыграл. А некоторые ненавидели его, ненавидели его и пытались научить его, что такое плохо. Стёпка вообще не понимал, что его могут обидеть, вообще не понимал. Что бы мы с ним ни делали, он всё улыбался, и всё не мог понять, что его просто обижали. И некоторые пытались, да так усердно пытались научить, чтобы он начал понимать, чтобы он жил в реальном мире. «Вот тебе реальный мир, где есть боль, где есть зло!» — и бьют, чтобы он понимал, что есть зло. А он какой-то трудно-обучаемый попался. (пауза) Мы с ним здорово, мы с ним здорово дружили: мы с ним строили землянки, мы с ним искали звёзды, когда лезли в колодец. В нём просыпалась какая-то взрослость. Вот когда рядом ребёнок и какая-то малейшая опасность, в нём просыпалась какая-то взрослость, — какая-то не заметная, но просыпалась. Даже когда я залазил в колодец, он прекрасно понимал. Он вязал эту верёвку, и вязал ещё на себе, чтобы не дай бог, — и спускал меня в этот колодец. И он понимал, что если он спустится в колодец, я его не подниму. Вот эта вот всё-таки была в нём эта взрослость, такая не заметная. И вот когда он меня спустил в колодец, я поглядел, а звёзд я не вижу. А он кричит вверху: «Ну что, Ген, звёзды видишь?» А я говорю: «Вижу!» Ну как я могу сказать, что я их не вижу — он же обидится. И я сказал, что вижу, вижу звёзды. А смысл в том, что днём можно увидеть звёзды из колодца. Но не увидел я никаких звёзд. Может быть, колодец не глубокий, не знаю, но я их не видел. А Стёпке сказал, что видел. И вот, где-то через неделю, пропал Стёпка. Всех на уши подняли, всех. Приехала Милиция, искали, нет Стёпки, и всё — нет Степана, нет Степана, нет Стёпки. Куда исчез? А он два дня в колодце. Он залез в колодец, и не может оттуда вылезти. И вот два дня просидел в колодце. И мне стало страшно, что он поймёт, что я его обманул, и он меня побьёт. И я стал его бояться. Вот он идёт, а я прячусь. Хотя я никогда не прятался, а наоборот — бежал к нему, орал там: «Стёпка! Стёпка!», и всё, мы вместе бежали, как он говорил, за горизонт, — смотреть горизонт. А смотреть горизонт — это мы ложились на землю, и он показывал: «Смотри, вот видишь рядом горизонт? Дотянись до него рукой! За бугорочек… какой-то бугорочек». И я дотягивался, и я трогал, я щупал этот горизонт. Это было такое счастье. Потому что когда мы вставали, то до горизонта я уже никак не мог дотянуться. И вот я от него бегал. Я не помню, сколько дней я бегал от него — два, три — я не помню. Но один раз всё-таки получилось так, что я не смог сбежать. И он меня хватает, — и я уже сжался весь в комок, и думаю: сейчас он меня будет бить. А он: «А я видел звёзды! А я видел звёзды!..» Ну теперь-то я понимаю, что он ночевал там и видел звёзды. Но тогда я готов был залезть в колодец снова, и увидеть. Мне стало обидно, почему Стёпка увидел звёзды, а я нет? Ну почему такая несправедливость? Я же вроде бы нормальный, а звёзд я не увидел. И мне стало обидно. А ночью пришёл дедушка, я ему рассказал эту историю, он усмехнулся: «А пойдём, погуляем!» И мы пошли. Мы пошли на луг. Я помню, что был день… я хорошо это помню. И я помню, что вся поляна была в цветах. Так красиво! И я стал разглядывать эту поляну. А она вся, куда бы я ни глядел, везде цветы, цветы, цветы, — разные цветы, красивые цветы. И я всё дальше, дальше, и вдруг я понял, что я уже на небе вижу звёзды.
(СвСоз) — И дедушка сказал, что если ты будешь… ты будешь лишь звёзды видеть только тогда, когда ты поймёшь, что такой же как все, а может быть даже и хуже. «Почему вдруг хуже? Что я хуже Стёпки?» А он мне так, шутя, как бы ладонью губы мои прижал, и говорит: «Никогда не сравнивай! Никогда. Иначе ты не увидишь звёзды». Вот так. Потом появилась семья - «новые» приехали. Приехали мужчина и женщина, и Антошка. Всегда Антошка, — Антошка, Антошка, Антошка. Потом, когда мы пошли в школу, даже учителя называли его Антошкой, — Антошка, Антошка, и всё тут. И вот они невзлюбили Стёпку, и куда-то нажаловались, — то ли мохнатая рука, то ли что. Честно говоря, не знаю как, но получилось так, что Стёпку забрали. Через месяцев восемь он вернулся с больницы «залеченный» — никакой. Когда я кинулся встречать его, он: «Ты кто?..» И так вот он ходил потом дурачком во всех смыслах.


(СвСоз) — И через какое-то время, — через долгое время, я уже ходил в школу, уже в классе пятом, мы уже переехали из бараков. И Стёпка переехал. И уже не стал таким любимым… Он умер. Просто умер. И говорят, что когда перед смертью он пришёл в себя, — и всё прекрасно понимал. А семья тех, я уже и не помню её. Один раз случился пожар — приехали, посмотрели, поглядели, увидели, что было два или три поджога. Стали искать, кто поджёг, но конечно никто ничего не видел. Потом был ещё два раза поджог. Наконец семья поняла, что им здесь не жить, и они уехали на Спартановку. И вот будучи уже где-то после армии, встречаем их. Я сперва обрадовался, — ну я не узнал их, у меня плохая память, — я обрадовался так, когда они так: «О, здравствуй…», — и начали говорить. И вот они стали жаловаться на жизнь, что жизнь тяжёлая, ничего не получается, и с Антошкой, и у Антошки тоже ничего не выходит… И я вдруг понял, что Антошка-то так и остался Антошкой, так и остался. И никогда он не станет Антоном, он всегда будет Антошкой. (Срыв.)
(СвСоз) — Однажды с Герой мы пришли к тётке. Та сжигала огнём всё, всё плохое. Будучи на собрании Белимова, она пообещала, что сожжёт, — сожжёт этого деда, который к тебе приходит. Потому что это всё не чистое, это грязное, это надо уничтожать, а уничтожать надо огнём. И вот я и Гера пришли к ней в гости. Молодая помощница… И вот она начала жечь. Напустила огня. И я, находясь вот в этом сознании, в таком непонятном — вроде как бы и не в контакте, и непонятно как. И вдруг я увидел дедушку во всём белом. И вот он смотрит перед тобой, и говорит ей, — точнее, получается, я говорю вслух: «Кого собираешься ты сжечь огнём? Не меня ли?» Она: «Да! Я сожгу тебя! Ты враг человеческий!» — и т.д. И он стал смеяться: «Видела ли ты врагов человеческих когда-нибудь, женщина? Можешь ли ты дотронуться до меня? И как я могу бояться огня, если я могу создать любой огонь?» И что-то в ней резко переменилось, — у неё прошёл этот страх, и она почему-то решилась на диалог. И вот мы потом с Герой, мы только потом выяснили, что это та самая Амелла… (Срыв.) (длинная пауза)

(Первые) — Мы всегда говорили вам «спрашивайте», и никогда не говорили «здравствуйте» или «до свидания».

(Первые) — И сейчас мы не говорим вам, ни здравствуй, ни до свидания. Мы не покидаем вас. Вы просто не услышите нас, только и всего.

(Первые) — Нет, Переводчик-то будет слышать нас. Мы говорим о вас.

(Первые) — Потому что он не будет говорить за нас.


(Первые) — Постарайтесь! Возможно.

(Первые) — Верим. Потому и спорим с Хранителями, потому что верим, потому что надеемся. И Переводчик постоянно таскает из жизни в жизнь, пытается исправить. Хотя все уже давно бросили. Уже сколько раз собирался экипаж, и лишь только один человек не мог прийти. И Переводчик не бросал. Это не говорит о его упрямости, — это говорит о его вере. И каков будет приз, какое будет счастье, когда экипаж будет собран. Ради этого стоит жить множество жизней, стоит. И мы верим в это, мы верим.


(ХрВрм) — Они вам рассказывали о кристаллах, вы могли бы вспомнить.

(ХрВрм) — Всё. Дальше мы не скажем.


(ХрВрм) — Напоследок?

(ХрВрм) — Нам столько, что вы даже не знаете этих чисел. На каком последке?

(ХрВрм) — А что для нас год? Ничто, совершенно ничто. Это даже не одно дыхание, это даже не один вздох, — это ничто. Это даже короче, чем миг. Для вас? А что вы хотите? Что вы ожидаете? Чудес? Вы хотите, что через год он заговорит, и вы всё поймёте?

(ХрВрм) — Вы должны использовать не год — вы должны использовать всю жизнь. А если вы будете ожидать, то мы вообще прекратим все эти вещи, потому что не должно у вас быть поводырей, не должно. Вы должны делать всё сами, а не ходить и искать, кто бы он ни был.


(ХрВрм) — Если бы не верили, мы бы не разговаривали, и мы бы никого не допустили. Как вы говорите «Первые» — они заразны, они кого хочешь уговорят.

(ХрВрм) — Какой вы ответ ожидаете услышать? Вот скажите честно.

(ХрВрм) — Зачем тогда сотрясаете воздух бессмысленным вопросом, если вы уже знаете ответ и веруете? Что вас заставило задать этот вопрос?

(ХрВрм) — Какое было бы счастье, если было бы ваше последнее сомнение.

(ХрВрм) — Мы были бы очень довольны.

(ХрВрм) — Мы сказали, что не хотим их задавать.

(ХрВрм) — Вы не помните. Мы передумали. (пауза) Хорошо, давайте сделаем так: пусть каждый из вас, и та молчаливая женщина, задаст по одному вопросу. Или просто что-то хотите сказать, только без хвалебных или ругательских речей.









(ХрВрм) — Этот вопрос и мы задаём себе, и не знаем ответа. Вы играете не честно. На такой вопрос мы не знаем ответа. Сказать просто быть человеком — это будет выглядеть глупо. Сказать так, что просто любить — так же будет выглядеть глупо. Мы не знаем, мы действительно не знаем, мы тоже ищем. В том и тайна, и ваша и наша, что мы многое не знаем, и мы ищем, мы ищем ответы. А если бы мы знали всё и вся, нам бы было очень скучно, и мы бы видели бессмысленность жизни. Потому и говорим вам, честно говорим вам: мы не знаем, что такое любовь, а точнее, как научиться любить. Когда придёт к вам любовь, никакие учебники вам будут не нужны. Вы это сразу поймёте, вы это сразу увидите, вы это сразу почувствуете. И вы сразу скажете, что такое любовь: это когда ты беспокоишься не о себе, а о других, о любимых. Вами когда-то было сказано: когда ты встал пораньше, чтобы сделать любимой чашечку кофе, а видишь, что там уже стоит чашечка для тебя. Вот что такое любовь. А вы подумайте над этими словами. Всё просто. Любовь — это когда вы смотрите картины, слушаете музыку, и в вас просыпается чувство, непонятное вам чувство, чуждое вам чувство. И вы не поймёте, что творится с вами, не находите место себе. Вот что такое любовь. И когда слёзы, мужские, женские, неважно, одолевают вас, и сознание старается, пыхтит, злорадствует, а вы всё равно не можете остановиться — вот что такое любовь.

(ХрВрм) — Мы не ответили вам, ибо не знаем, как ответить. Но множество людей пыталось ответить вам — вся литература, все ваши песни, всё ваше искусство — это корни любви, это попытка объяснить, что такое любовь. Почитаете, послушаете, посмотрите <…>. Конечно, мы можем сейчас тупо начать говорить о феромонах, о запахе, и мы будем говорить о любви физической, — как глупо было бы с нашей стороны. Но многие путают любовь с любовью физической.




(ХрВрм) — Нет, почему же? У нас не было таких строгих условий.


(ХрВрм) — Эта ваша дотошность не позволяет увидеть более тонкое.

(ХрВрм) — Чаще всего вы видите человека ложно, особенно предмет любви. Вы видите его совершенно ложно. Вы не замечаете в нём ничего плохого. Для вас всё идеально. И какая-то его вредная привычка вас умиляет. Но потом вы привыкаете к этому человеку, уходит острота любви, вы привыкаете к нему. И вот это вот привычка, которая вас умиляла, вы её уже терпеть не можете. А потом придёт время, и возненавидите его за эту привычку. Вы остываете, и говорите, что ушла любовь. А мы же скажем вам, что было просто увлечение, влечение, и не больше. Любовь не может уйти, никогда и никак. Если она пришла — она пришла бесповоротно, и она никогда не уйдёт от вас.

(ХрВрм) — Да.

(ХрВрм) — Математика. Угу, значит, любить можно один раз. Я люблю этого человека — так, один раз готово. Так, вот я люблю вот это пирожное, всё, остальное я не люблю — готово. Давайте так разложим всё подряд. Почему вы сразу переходите на количество? Это говорит о том, что вы вообще-то не знаете, что такое любовь. Вы думаете, что есть любовь… И как нам ответить вам? Сказать, что нет, что вы? — любви много может быть! Сегодня вы любите одного человека, завтра любите другого человека… А как же тогда, если вы говорите, что любовь не уходит, вы любите человека, и теперь вы любите сразу обоих, троих, пятерых? <…>?

(ХрВрм) — А зачем вы спрашиваете тогда? Почему не делаете выводы?


(ХрВрм) — Не обижайтесь на нас. Но ласка Первых, как вы их называете, нас не устраивает. Ибо она (женщина) допустила, что вы стали довольно-то халатно относиться к себе… (пауза) И даже сейчас они просят, чтобы мы вас не ругали — мы вас не ругаем.



(ХрВрм) — Да мы и не ругаем вас. Мы просто учим вас так, и всё. Наш мир довольно жесток. Мы постоянно в борьбе. Потому что есть множество, кто приходит и пытается изменить будущее, изменить то Начало. И мы всегда в борьбе. И мы, к сожалению, видим чаще врагов.

(ХрВрм) — Потому и грубы.


(ХрВрм) — Если мы приняли женщину и ребёнка, нарушив все законы, и рискуя, как вы говорите, этим началом, а значит, и всеми мирами, то наверно есть у нас чувства. И повторимся, мы сегодня уже говорили вам, что мы надеемся, что и вы можете так рисковать.

(ХрВрм) — А не чтобы быть скрупулёзным.

(ХрВрм) — Ради любви и дружбы.



(ХрВрм) — Переводчик находится в том состоянии, что он может не менее пяти суток находиться в таком положении, и ничего с ним не случится.








(Первые) — Тогда пусть вам отвечают те, кто говорил вам об этом.







(Первые) — Мир ваш трёхмерен, точнее восприятие ваше, приборы ваши, трёхмерны. Мы могли бы сказать, что мир в целости, именно ваш мир, семимерен. Мы говорили вам об этом.

(Первые) — Но если бы мы могли ещё точнее сказать, не учитывая другие факторы, но мы могли бы сказать о 49 мерности. Можно продолжать и дальше. Есть конечное число, но мы не будем его называть. Так вот приборы ваши, восприятие ваше трёхмерно. Многие пытаются время приравнять ещё к какому-нибудь измерению — нет, это неправильно. Было бы правильно даже сказать, что ваш мир даже не трёхмерен, потому что высота, длина и ширина — это всё практически одно и то же. Это только вектора разные, направления, и всё. Значит, что ваш мир — получается, одномерен в итоге? Одномерен, но только есть разные направления. Этим мы хотим сказать, что есть множество… Ну представьте, мы говорим о 49, ну хотя бы даже о семи, о семи мирах. Вы представляете, сколько в вашем понятии, было бы «семь»? Растянулось бы, и оно стало бы 49 мерным. Да?

(Первые) — Вот вы сейчас умудрились одно измерение назвать тремя именами.

(Первые) — Высота… Правильно? Так?


(Первые) — И нет резких переходов из одного мира в другой, скачкообразного, так сказать, — есть плавный переход. Ну представьте вашу вселенную, такую плёночку, такой пузырёчек с тонкой-тонкой плёночкой.

(Первые) — И вот эта плёнка стремится к нулю, толщина плёнки стремится к нулю, в вашем понятии. А за этой плёнкой есть другие миры, или пустоты, — какая разница, — это сейчас не имеет значения. И вот это стремящее к нулю и есть то, что не даёт скачкообразного перехода.

(Первые) — И вот, в вашем трёхмерном мире появляется 14 сотых. И при этом геометрия показывает вам об этом. И при этом эти закономерности вы найдёте во всех вселенных, которые вы будете измерять, находить в этом мире. Даже если они будут иметь другие мерности, вы найдёте всё равно что это будет так. Поэтому и говорите, что на Марсе нет жизни, на Луне нет жизни, там-то нет жизни. Потому что вы её не видите, она просто в иной мерности, и вы её не видите. Но вы придумали такую отговорочку «параллельный мир». Вот в параллельном мире где-то она есть. Или вот такая отговорочка: что сдвинута по фазе времени. Вы же хотите время применить к четвёртому измерению, правильно?

(Первые) — Вот, и вот этот сдвиг по фазе, и поэтому мы не видим. Нет, всё не так, это всё ваши отговорки. Всё обитаемо, всё абсолютно обитаемо. Везде жизнь, абсолютно везде, где бы вы ни поглядели: на любой планете, на любой звезде есть жизнь, только в разных уровнях. В разных уровнях, но не измерении! Потому что, согласитесь, что в этих семи измерениях… допустим, тот кто ощущает эти семь измерений, ваши три он прекрасно видит. Вы не видите его, а он видит все ваши три измерения. Или он видит вас… (Срыв.)




(Первые) — Ну вот представьте плоский мир, одномерный мир. Ну вот плоский лист, да? И вот вы сейчас пальцем надавили на этот лист. Как вы думаете, жители этого листа, что увидят? Увидят обыкновенное пятно.

(Первые) — Обыкновенное пятно, которое не имеет высоты, и ничего, потому что такого понятия они не имеют. Они даже не будут пытаться мерить высоту, потому что они не знают, что это такое. Зачем мерить то, что не существует? Для них это просто пятно. Это пятно для них будет мгновенно появляться, и мгновенно исчезать. Правильно?

(Первые) — Правильно. А теперь представьте, что ещё какое-то семимерное существо наступило на наш мир. Что мы увидим? Мы увидим что-то необычное, непонятное, которое будет иметь, правда, наши размеры, но будет непонятным.

(Первые) — Будет увиден, увиден будет след.

(Первые) — Но мы будем рассуждать об этом следе, мы будет говорить, что это являться то-то и то-то, это есть то самое, создадим теории, докторские диссертации. Но мы будем говорить только о следе, и не больше. Мы не увидим большего. (Срыв.)
(ХрВрм) — Вы заставляете нас идти к подлогу.

(ХрВрм) — Они попрощались с вами.

(ХрВрм) — Ибо вы попросили. Мы вынуждены были изменить их… (Срыв.)

(ХрВрм) — Вы заставили изменить путь к Переводчику. Но это вы могли бы увидеть по движению рук.



(ХрВрм) — Ваше право.






(ХрВрм) — Мы добавим от себя. Эти 14 сотых заставляют вас быть нерациональными.

(ХрВрм) — Вас устроит такой ответ?








(ХрВрм) — Грубо говоря, вы просто подглядываете в другие измерения. Вы считаете это иными чувствами, иным восприятием мира. Это те самые чувства, это те самые понятия любви, это то самое, что вы не можете понять, что происходит с вами. Вот это и есть вот эти 14 сотых. Если уж хотите цифрами, числами, — пусть будет так. Это будет очень грубо, но приближённо.







(ХрВрм) — Идёт ускорение.

(ХрВрм) — Нет. Ваше восприятие… в вашем понимании происходит ускорение.

(ХрВрм) — Но мы бы сказали по-другому. Мы бы сказали, что вы замедляетесь, и всё кажется для вас быстрее.




(ХрВрм) — Естественный, вы правильно сказали. Естественный. Но на этом естественном круге вы должны успеть стать человеком, или не стать человеком. Вы должны успеть: остаться вам на этом круге, спуститься вниз по спирали, или подняться выше по спирали.

(ХрВрм) — Мы говорили вам всегда… (Срыв.)





(ХрВрм) — Если не будем говорить об индивидууме, а будем говорить о вселенной, то, наверное, мы скажем такой термин: «День Бога».











(Первые) — Каждому из вас при рождении даётся камень, маленький камушек: у кого-то края острые, у кого-то похож на шарик. Вот у кого похож на шарик, он радуется: «Вон он у меня, кругленький, красивенький!» Да ещё если и цветной… И жизнь будет кругла, как говорят, счастливая. Но, к сожалению, чаще бестолковая. Потому что, если нет трудности, человек не обучается, он просто живёт, как какая-нибудь приученная скотинка. А кто приучил его? Нет, зачем говорить о каких-то тёмных, о светлых, нет-нет, — приучили его удобства, удобства жизни. Он раб этих удобств. А кому-то достаётся камушек, весь колючий, его держать-то в руках трудно. И некоторые бросают его, бросают. Вы это называете самоубийством. А некоторые пытаются загладить его углы, зашлифовать его, — искусственно, конечно. И получается, вы создаёте иллюзию, что вы живёте хорошо. Вы всех обманываете: «У меня всё хорошо, у меня всё замечательно!» И держите, копите в душе, а рано или поздно прорвётся, и как прорвётся, мы же не знаем как. А кто-то просто воспринимает камушек, как он есть. Ну колючий, ну и что? Ну и пусть! Зато я могу использовать его грани для чего-нибудь. И я могу эти грани приспособить — там что-то где-то, может быть, надо будет что-то подрезать, может, надо что-то нарисовать, может, надо ещё что-то. И он эти грани использует, он не отрицает, он не откидывает этот камушек. И если даже нанесены раны — ничего, он камушек отодвинет в сторону, переместит его, в руке передвинет, чтобы ранку эту не тревожить, — и будет дальше. И грани эти будет использовать для себя, для других, в помощь: кому-то путы развязать… (длинная пауза)





(СвСоз) — Я разобрал приёмник, чтобы найти там говорящих человечков. Я их там не нашёл. Интересно, а сейчас, получается, я говорю с говорящими человечками? Значит, я их нашёл. (длинная пауза) С левого бока кот лежит. Опускаются руки, и я чувствую, что опускаются небеса: небо опускается вместе с руками на меня.

(Первые) — И не забудьте умыться!


(СвСоз) — Это Белимов дал счёт с 43 до 47, помню. И я, значит, стал таким маленьким, что стал видеть живность в покрывале, на котором лежал.

(СвСоз) — И вот там какое-то… вот что-то такое вот страшное, ужасное чудовище подошло ко мне, и я прям чётко увидел, как оно подняло одну свою клешню, и покрутило у виска: «Придурок!» (все усмехнулись)
(СвСоз) — И я тут же проснулся, и вышел из состояния… (это стало подсказкой для Геннадия самостоятельно выйти из свободного сознания) (длинная пауза) (Геннадий вышел из погружения)

























