204 3 Сеанс контакта с тонким миром. 20.02.18+беседы после
(Отвечающие: Мабу, Фиолетовый цвет, Своб.сознание, Хранители времени Юга)
(Саляева) — А свет не мешает? Ничего?
(Харитонов) — А как? Без света вы тогда меня не увидите.
(Саляева) — А где-нибудь можно, например, в другой комнате свет включить, а в этой притушить немножко?
(Моисеенко) — Да нет, если Гене не мешает, то ему и не будет мешать, наверно.
(Харитонов) — Сейчас попробую. (выключил освещение) Вот так, наверное, слишком темно, да?
(Моисеенко) — Да, слишком темно.
(Саляева) — Почему?
(Харитонов) — Нет?
(Саляева) — Да нет, нормально.
(Харитонов) — Нормально?
(Саляева) — Да-да. Главное, чтобы, в принципе… Руки попробуйте поднять. (Геннадий поднял руки) Ага.
(Моисеенко) — Да, вот видно, да.
(Саляева) — Нормально, да. Главное, чтобы вам хорошо было. То, что имеется в виду… (пауза) Ну давай, с Богом! (Обрыв.)
(Саляева) — …8… 9… (Обрыв.)(ускорение воспроизведения в 10 раз)
(ХрВрм) — Из присутствующих мы видим только кота. Но у него нет вопросов. Во всяком случае, не слышно, чтобы он их задавал.
(Саляева) — Здравствуйте! Кто с нами разговаривает? (пауза) Вы нас слышите? (пауза) 1… 2…
(ХрВрм) — Остановитесь! Вы пропустили множество цифр.
(Саляева) — 4…5…6…7…8…9… Что-то не поняли мы, как бы не слышно, что вы говорите. Повторите, пожалуйста, ещё раз.
(Моисеенко) — (шёпотом) Пропустили множество цифр.
(ХрВрм) — Из присутствующих мы видим только кота. Но у него нет к нам вопросов.
(Саляева) — Что-то я это… Ты понимаешь?.. (Обрыв.)
(Моисеенко) — Они видят только Геннадия, Переводчика.
(Саляева) — Понятно. А если мы видео включим.
(ХрВрм) — <…> кот. Но он молчит, он не задаёт вопросов.
(Саляева) — Вопросы, значит. Почему руки не двигаются?
(ХрВрм) — От кого защищаться?
(Саляева) — А, защищаться не от кого? А кто с нами тогда разговаривает? Кто пришёл?
(ХрВрм) — Хорошо, мы повторим. <…> из присутствующих, кроме кота. <…> защищаться. Вы не можете повлиять.
(Саляева) — А разве мы не влияем на вас, я и ещё один человек?
(ХрВрм) — Вообще-то вас четверо. (Обрыв.)
(Саляева) — Нет, у нас всё хорошо слышно, но почему-то плохо разбираю. Давай я ещё выйду и войду? Или ты мне позвонишь?
(Моисеенко) — Нет, нормально всё. Можешь так не делать.
(Саляева) — Да? Ага, хорошо. Это краски пришли? Вы краски?
(ХрВрм) — Сейчас гораздо меньше. Позвать их?
(Саляева) — Что он сказал?
(Моисеенко) — Спросили: позвать краски?
(Саляева) — Угу, давайте, позовите, пожалуйста. Можно фиолетовые краски, если есть там? Синие там… Ну, в принципе, без разницы, но позовите, пожалуйста.
(ХрВрм) — А в чём вы видите разницу цветов?
(Моисеенко) — В чём ты видишь разницу цветов?
(Саляева) — А, ну не знаю… это как бы… потому что раньше говорили, что нехватка цветов. И вот интересно, если у нас опять не хватает цветов — значит, другие цвета, возможно, не придут. А если они придут — значит, у нас достаточно цветов. ЦвЕта достаточно.
(ХрВрм) — Мы повторимся. Мы видим только кота.
(Саляева) — А нас вы никак не сможете увидеть.
(ХрВрм) — <…> Они для него нейтральны, в отличие от вас. Вы задаёте свои тона, и даёте всего лишь мысли. Кот — просто носитель всех цветов. И он не задаётся вопросом, что и… (Срыв.)
(Моисеенко) — 1… 2… 3… 4… 5… 6…
(ХрВрм) — Остановитесь! Вы при счёте пропустили множество цифр.
(Моисеенко) — Это обрыв связи. Мы пользуемся современными средствами связи, дистанционно.
(Саляева) — А как мы можем сейчас исправить свою ошибку?
(ХрВрм) — Вы говорили о красках.
(Саляева) — Позовите, пожалуйста, краски.
(ХрВрм) — Какой цвет? И что вы ожидаете?
(Саляева) — Вопросы задать. Хотим помочь Переводчику.
(Моисеенко) — По поводу выздоровления.
(Саляева) — По поводу чего?
(ХрВрм) — Какой цвет вы ожидаете услышать?
(Саляева) — Уже не имеет значение, какой цвет придёт, пусть любой цвет приходит. Зададим вопросы любому цвету — значение не имеет.
(ХрВрм) — Вы говорили, фиолетовый.
(Саляева) — Ну мы идём как бы у вас на поводу: как вы скажете, так и будет.
(ХрВрм) — Нет уж, вы говорили о фиолетовом цвете. Если бы вы шли на поводу, мы бы позвали цвет оранжевый. Но вы хотите фиолетовый.
(Саляева) — Давайте. (пауза)
(ЦветФ) — Про меня чаще говорят, что я никакой.
(Саляева) — А, не хотят приходить сюда? Почему?
(Моисеенко) — Нет, пришёл фиолетовый, и спрашивает тебя.
(Саляева) — Пришёл фиолетовый? Здравствуйте! Сейчас, получается, красок не хватает: кроме кота, Переводчик никого не видит, но всё равно вы пришли. А до этого, почему не могли прийти? Когда были два сеанса до этого, почему вы не приходили, а сейчас пришли?
(ЦветФ) — <…>. Потому что всегда есть полная палитра. Но дело в том, что каждый человек настраивается на определённый цвет. И в зависимости от настроения, у него цвет меняется. Меняется постоянно, в зависимости от настроения, от желания, от окружающей темпера…
(Саляева) — Получается, до этого вы не хотели разговаривать со спрашивающими, потому что они, как бы получается, не были настроены на вас, вот и всё? (длинная пауза)
(ЦветФ) — <…> говорит, что цвет фиолетовый присущ мужчине, а женщина имеет его мало. Ну а по-настоящему, нет чистых цветов. Всегда есть оттенки, оттенки есть у всех, у каждого: мужчина или женщина — это не важно. И мы всегда с удовольствием общаемся с подобными нами цветами. Но когда не хватает цветов, диалоги уже не полные, и…
(Саляева) — Хорошо, вы меня знаете? (длинная пауза)
(Моисеенко) — Спроси, в каком ты цвете?
(Саляева) — Ну, вообще, как бы вы меня знаете?.. Вы можете увидеть, какие у меня сейчас цвета открыты? Какие больше всего цвета во мне преобладают?
(ЦветФ) — Нет, если мы выделим все цвета, мы тогда общались бы независимо, есть у вас эти цвета или нет. А если я цвет фиолетовый, я буду видеть только всё фиолетовым.
(Саляева) — Угу.
(ЦветФ) — Мы говорили о цвете оранжевом. Вы помните? Вот ваш цвет.
(Саляева) — Ага. Ну, вот когда начался сеанс, когда руки начали подниматься, у меня чуть сердце не выпрыгнуло. Вот. И, получается, у меня оранжевый цвет возбудился, да? (пауза) Больше, видимо, его сейчас.
(Моисеенко) — Спрашивай.
(Саляева) — Ага, хорошо. Вы меня знаете, вот если я сейчас начну вопросы задавать, примерно про себя, вот какие-нибудь вопросы? (длинная пауза) 1… (Срыв.) 8… 9…
(ХрВрм) — Ничего не получится. Но если вы хотите продолжить, говорите с самим Переводчиком. Дайте тогда счёт от 31 до 37.
(Моисеенко) — Предлагает поговорить с подсознанием Переводчика.
(Саляева) — Угу. С 31 до 39 сейчас нужно дать, да?
(ХрВрм) — До 37.
(Моисеенко) — С 37. (пауза)
(Саляева) — До 39, да? (пауза)
(Моисеенко) — Я так понял с 37 до 31.
(ХрВрм) — Нет.
(Моисеенко) — Нет?
(ХрВрм) — С 31 до 37. И закройте, пожалуйста, от 37 до 31.
(Саляева) — Ага, получается, с 31 сначала до 37, а потом обратно так же, да?
(ХрВрм) — Когда закрывать бу… (Срыв.)
(Моисеенко) — Когда закрывать будешь, с 31 до 37.
(Саляева) — Ага, всё, поняла.
(Моисеенко) — А когда открывать, с 37 до 31.
(Саляева) — Всё, поняла, угу. (пауза) 31… 32…
(Моисеенко) — 37-36.
(Саляева) — Нет! 33… 34… 35…
(ХрВрм) — Остановитесь!
(Моисеенко) — Остановись.
(Саляева) — Ага.
(ХрВрм) — Вы говорили 37-36. Верните его обратно, и начните сначала.
(Саляева) — Угу. С 37 до 36, а потом с 31 до 39, да?..
(ХрВрм) — Уже и кот посчитал, произнёс 36-37, пока как он у вас только появился этот счёт. (пауза) А вы настроены на другой счёт. Соберитесь, и соединитесь!
(Моисеенко) — Надо посчитать от 1 до 9, как я понял, чтобы настроиться. (пауза)
(Саляева) — Давай я перезвоню, я плохо слышу просто.
(Моисеенко) — От 1 до 9 считаем.
(Саляева) — Ты меня слышишь?
(Моисеенко) — Да я слышу тебя.
(ХрВрм) — Остановитесь!
(Саляева) — Ты считай, я перезвоню.
(ХрВрм) — Давайте попробуем вспомнить. Вы начали считать, другой вас поправил, и произнёс 36-37.
(Моисеенко) — Да.
(ХрВрм) — Это счёт. Это счёт был его счёт. А вы говорили другой счёт. Вы уже в разных красках.
(Саляева) — Угу.
(ХрВрм) — Мы попросили вас исправить. Раз вы произнесли счёт 36-37, закройте этот счёт. Назовите 37-36, а потом с 31 до 37. А когда будете закрывать…
(Моисеенко) — 37… 36…
(ХрВрм) — …37-31.
(Саляева) — Теперь с 31 считай. (пауза) 31… 32… 33… 34… 35… 36… 37… (пауза) Ты меня слышишь?
(СвСоз) — Я себя вижу.
(Саляева) — Видишь себя?
(СвСоз) — Нет, вижу тебя… ну, таким вот… розовым, наверное. Каким-то таким цветом, такой вот розовой куклой. Да, куклой. Такая, розовая кукла.
(Саляева) — Угу. Секунду. Дорогой, я перезвоню, и ты мне позвони тоже, ладно?
(Моисеенко) — Вообще, очень хорошая связь…
(Саляева) — У меня не слышно.
(Моисеенко) — …т. е. тебе нужно делать на компьютере.
(СвСоз) — И Мишу… тебя вижу гвоздём, таким, немножко ржавеньким.
(Моисеенко) — Ржавенький, т. е. я такой оттенок коричневатый, да?
(СвСоз) — Ну да, наверно, да. Ну я не вижу прям конкретно вас, а вижу как бы такие вот фигуры. Это кукла… э-э… Динара, такая розовая, ярко розовая, прям сильно розовая такая. И тебя как бы… (Обрыв.)
(Моисеенко) — Геннадий? Всё нормально?
(Харитонов) — Ну я как бы слышу лучше, но что-то как-то… Скайп пропал, что ли, получается… Вообще что-то получилось?
(Моисеенко) — Да, получилось. Вышли краски. Видимо, «Первые» — они пропустили краски… Фиолетовые пустили…
(Саляева) — А что он…
(Моисеенко) — Сейчас, подожди, я тебя добавлю, и мы поговорим сейчас. (Обрыв.)
(Моисеенко) — Всё соединились. Можно общаться.
(Саляева) — Вы там живой? (со смехом)
(Харитонов) — Да, живой. Я сейчас давление мерил… <…> и такого вроде никогда не было, чтобы руки оставались поднятыми, и чтобы я проснулся. И голова кружит — 86 на 66…
(Саляева) — Подождите, я счёт дам обратный. И ты тоже дай счёт обратный. 37… 36… 35… 34… 32… 31. (пропустила 33)
(Моисеенко) — Почему ты пропустила одну цифру? 31.
(Саляева) — Нет, я не пропустила. Видать связь, — связь наверно. (пауза) Ну давай ещё раз: 37… 37… 36… 35… 34… 33… 32… 31… (дважды 37) 9… (Обрыв.) 1… (Обрыв.)
(Саляева) — …а я счёт даю.
(Моисеенко) — Как будто звука нет.
(Саляева) — Попробуй выключить, и его заново включить. (Обрыв.)
(Моисеенко) — Гена?
(Харитонов) — Сейчас слышишь?
(Моисеенко) — Вот, сейчас слышу. Я тебе сейчас напрямую позвонил, а Динара пошла на другом компьютере включаться.
(Харитонов) — А то я вас всех слышал.
(Моисеенко) — Да, вот сейчас я тебя хорошо слышу.
(Моисеенко) — Ага. Скажи, как ты себя чувствуешь? Нет ли… Какое у тебя состояние сейчас? (пауза) О! Опять звук пропал. Гена? (Обрыв.)
(Моисеенко) — Ген, слышишь меня?
(Харитонов) — Я всё слышу. А меня не слышно?
(Моисеенко) — Сейчас слышу. Но почему-то происходит какая-то фигня, что иногда не слышно.
(Харитонов) — Ну я не знаю даже. Дело в том, что я до телефона даже не дотрагиваюсь.
(Моисеенко) — Нормально, Ген. Сейчас я тебя слышу. Давай, рассказывай.
(Харитонов) — А, рассказывать? Ну, я видел вас. Получается… мы… на поляне сидели… что-то такое вот. Ну да, по-моему, сидели на поляне, и всё время кто-то куда-то убегал: то в кусты, то ещё куда-то. Вот такое ощущение, что вот мы только начинаем разговаривать, и раз, кто-то убежал. «Ой, я сейчас!» — раз, и убежал куда-то. Слышно меня?
(Моисеенко) — Да слышу, говори!
(Харитонов) — Раз, и убежал. То Динара убежит, то ты убежишь… и вот постоянно такое было. И… кот…
(Моисеенко) — Кот? У тебя там кот рядом?
(Харитонов) — …А, ну он здесь рядом. Да, у меня тут кот рядом — вон что! Потому что постоянно кот присутствует: сидит, наблюдает, ухмыляется. И я даже пытаюсь как-то прочитать его мысли… Вот.
(Моисеенко) — Угу.
(Харитонов) — Ну, в принципе, всё. А так, что ещё?.. А, ну вот, что я проснулся, а руки подняты. Такого никогда не было.
(Моисеенко) — Вот, как раз я об этом интересовался. Вот что будет… Вот как раз ты узнал что будет. И что? Руки подняты, и ты не можешь их опустить, так было?
(Харитонов) — Ну руки были подняты, и просто я проснулся, посмотрел, и…
(Моисеенко) — А как ты опустил их?
(Харитонов) — Блин, ты, конечно, смеяться будешь, но, по-моему, мне кот давал счёт.
(Моисеенко) — (смеётся)
(Харитонов) — От 37 до 31.
(Моисеенко) — Кот давал?
(Харитонов) — Да. Мне показалось, что да.
(Моисеенко) — Нет, вообще Динара вроде давала тебе. Нет? А вообще может быть. Так вот теоретически предположить, то кот мог быть таким Хранителем запасным. (продолжает смеяться)
(Харитонов) — Нет, потому что он прям рядом был, и я… да, получается, как кот давал. Потому что, я так понял, что Скайпа в это время не было.
(Моисеенко) — Странно, а кто же четвёртый? Т. е. всё-таки кот, да? Всё-таки четвёртый — это кот, получается, да?
(Харитонов) — Наверно, да. Получается, наверно, да. Во всяком случае, он во всех моих воспоминаниях присутствует.
(Моисеенко) — В общем, получается, смотри какая ситуация: я постоянно Динару поправлял — она тебя плохо слышала, неразборчиво. Плюс, кто вышел первый на контакт, они говорили: «Вы пропускаете». А пропуск выразился в том, что я пропу… половина… через раз цифры слышал, счёт. Т. е. связь выпадала. Просто не было громкого произношения из твоего телефона порядка от 1 до 9. Было, например «1», а потом «3» могло произойти, т. е. «2» выпадало. И вот некоторые цифры выпадали, и они жаловались, что вы столько цифр напропускали… Вот. И Динаре было плохо слышно — мне было хорошо. Я говорю: «Динар, не отключайся!..» Я прям шик… всё отлично, запись идёт, звук прекрасный, я разборчиво слышу, а она плохо. Т. е. это была проблема усиления звука с её стороны. Вот. А так, в принципе, я тебе могу сбросить… Но они там сетовали: я вижу только одного Переводчика… они говорят, кого позвать… краски, и Динара говорит, давайте краски. И начала спрашивать у них там что-то про кра… у красок, — фиолетовую.
(Харитонов) — Нет, сбрасывать мне бесполезно: я всё равно не смогу их прослушивать, у меня с этим проблема.
(Моисеенко) — В каком смысле?
(Харитонов) — Я не могу прослушивать запись. Если это был контакт, я не смогу прослушивать.
(Моисеенко) — А что происходит, когда ты прослушиваешь свой контакт?
(Харитонов) — Ну я даже толком не могу сказать… ну просто… ну я не знаю как. Выпадает, по-моему. Я уже пытался, и это мы уже давно заметили, ещё, когда тогда было, я их не слушал. И мне Рита, чтобы вот эти контакты, чтобы они как бы во мне остались, вот эти записи, она их пускала через специальное устройство на повышенной скорости. И… такой вот эффект реверберации, что как будто было такое вот… какая-то тональность всё время менялась, и на очень большой скорости. И тогда я мог как бы прослушать. А так нет, кассеты я никогда не слушал.
(Моисеенко) — Ну, а когда короткие ролики я делал, там твой голос был, ты же вроде как его мог прослушать, иногда. (пауза) Или нет, или это тоже?..
(Харитонов) — Нет, я это проскакиваю просто.
(Саляева) — Гена?
(Харитонов) — Да-да, слушаю.
(Моисеенко) — Ты наушники-то одень.
(Харитонов) — Да-да.
(Моисеенко) — Да, мы слышим Динар, говори.
(Харитонов) — Слышим-слышим.
(Саляева) — Алло!
(Моисеенко) — Говори, мы слышим.
(Саляева) — Сейчас, сейчас-сейчас-сейчас. (чем-то увлеклась у себя)
(Харитонов) — Я эти ролики не слушал, Миш!
(Моисеенко) — Да, мы слышим, говори, Динар! Мы тебя очень хорошо слышим. (Обрыв.)
(Саляева) — Ну что, как, нормально всё хоть?
(Моисеенко) — Да. Гена говорит, что ему кот давал обратный счёт.
(Саляева) — Кот обратный счёт давал? Что, серьёзно? (с улыбкой)
(Моисеенко) — У него ощущение было… четверо на контакте присутствовало, говорит. Потому что он просыпается и у него руки, говорит, подняты. И ему кот, говорит, давал обратный счёт от 37 до 31. А я говорю, вроде мы давали.
(Саляева) — Ну потому что это… я говорю, что меня учителя тоже считали… от 1 до 9 сами считали, и сами же, получается, они обратный счёт мне давали. Я же выходила как-то. Они могут, да.
(Моисеенко) — Сейчас, погоди. Гена ты нас слышишь, скажи? (пауза) А, вот сейчас опять у Гены звук пропал. Да что ж такое? Какая-то техническая аномалия получается. Я когда отдельно Гене звоню — слышу звук, а когда вместе — звук выпадает.
(Саляева) — Попробуй меня убрать, и ещё раз позвони! Ты сейчас его не слышишь?
(Моисеенко) — Нет, не слышу, сейчас попробую. Давай. (Обрыв.)
(Харитонов) — Сейчас слышно?
(Моисеенко) — Да, сейчас слышно. Вот какая-то странная аномалия происходит с этим Скайпом. Геннадий рассказывал, что смеялся тоже… Ты слышал наш разговор?
(Харитонов) — Да, слышал. Я вас и вижу и слышу. У меня проблем никаких нет. Всё время и вижу вас, и всё время слышу. (Обрыв.)
(Моисеенко) — Да, Геннадий я тебя слышу.
(Харитонов) — Я вас слышал, что вы хотите через WhatsApp с Динарой общаться.
(Моисеенко) — Да.
(Харитонов) — Ну т. е. я вас и вижу, и слышу прекрасно. Вот сейчас тебя вижу. (Обрыв.)
(Харитонов) — Нет, у меня наушники есть, но дело в том, что в них то громко, то тихо. И вряд ли это получится так хорошо, потому что мне будет в уши бить. Я вас прекрасно и так слышу. Есть вот ещё микрофон, хотя какая разница, если вы меня не слышите в этот микрофон? И в наушниках тоже вряд ли услышите.
(Саляева) — У меня там, может быть, просто это… Скайп работает через наушники… будет принимать звук. Есть какая-то проблема одна… Ну, всегда с двух сторон нужно наушники как бы одевать, обычно. Не просто так наверно… не знаю. Может, попробовать?
(Харитонов) — Ну хорошо, я сейчас попробую возьму наушники (Обрыв.) Ну вот я сейчас одел наушники.
(Моисеенко) — Сейчас, подожди, я попробую соединю… соединю… Подожди Динар.
(Саляева) — Давайте мы сначала разберёмся. Вы помните, кто первый вышел?
(Харитонов) — Я думаю, что это Хранители.
(Моисеенко) — Да, похоже было.
(Саляева) — Нет, мне кажется это не Хранители, потому что я спросила: «Это Хранители?» А они спросили: «А от кого защищаться?»
(Моисеенко) — Нет, нет. Они говорят: «От кого защищать?» По поводу того, что на контакте присутствует только один Переводчик, и типа не от кого защищать.
(Саляева) — И кот один, поэтому это не Хранители.
(Моисеенко) — А они сказали… ты спросила: «Это краски?» Нет, они ничего не ответили. «Вам кого, — говорит, — нужно подключить?» Ты говоришь: «Краски».
(Саляева) — Я говорю фиолетовый цвет, а они говорят: «Почему фиолетовый?» А я говорю, чтобы понять, имеется в виду, кто вышел. Ну вот раньше же на двух сеансах не было, получается, каких-то там красок, поэтому краски не могли прийти. А вот сейчас, получается, специально спросила… ну, фиолетовый можно? Т. е. все краски или нет? Вот что мне интересно. А они сказали: «Ну, давайте», — и фиолетовый пришёл. Но я уже не слышала, что он говорил: связь была плохая.
(Моисеенко) — Геннадий, ты нас слышишь сейчас?
(Харитонов) — Слышу-слышу.
(Моисеенко) — Ага, всё отлично. Значит, сейчас связь есть. (усмехнулся) Ой, ёлки-палки. Так, ну что делаем? Пробуем ещё раз или прекращаем на сегодня эксперимент? (пауза) Ген, как ты?
(Саляева) — Как Гена захочет.
(Харитонов) — Я не знаю. Ну, смотрите сами как. (Обрыв.) Ну вот он, у меня на груди сейчас лежит, просто и всё. (микрофон)
(Моисеенко) — Нормально, нормально. Звук на груди, всё.
(Саляева) — Так, подожди. А там прищепки нет никакой?
(Харитонов) — Нет, нету.
(Саляева) — Ну тогда да… и получается с левой стороны будет шнур идти, чтобы… руки попробуйте поднять, чтобы… шнуры там, как они, двигаются, не двигаются? Нормально?
(Харитонов) — Ну я не знаю. Вот я руками шевелю.
(Саляева) — Ага, всё. Ну, я думаю, нормально будет.
(Моисеенко) — Вот сейчас звук очень хорошо, отлично прям слышно! Замечательно!
(Саляева) — Всё, и главное чтобы вот эти… как там они называются-то… в ушах хорошо стояли. Вот. (наушники)
(Моисеенко) — Из ушей не выпали.
(Саляева) — Да, и вы так быстро вошли, кстати, в это состояние. Прям завидую. Ну сколько — десять минут всего.
(Моисеенко) — Нет, там несколько минут ему нужно, чтобы руки стали подниматься.
(Саляева) — Я вот посмотрела… десять минут, и уже заговорили они там что-то. Вот. А мой счёт помог или нет? Или не нужно счёт давать?
(Харитонов) — Да нет, наверно. Счёт-то вам нужен. Если мы выходим как обычно, получается, счёт вам нужен.
(Моисеенко) — Динар, ты растерялась вначале. Ты должна понять вообще, что… цель какая сейчас.
(Саляева) — В смысле? То же самое сейчас. Просто видишь, я не слышала, и…
(Моисеенко) — Выходят Хранители, они спрашивают: «С кем вы хотите говорить?» С кем ты хочешь говорить?
(Саляева) — Вот, я как бы ни одного слова не разобрала. Говорю же, у меня связь плохая была.
(Моисеенко) — А если сейчас будет хорошая, ты что ответишь?
(Саляева) — Ну я же тебе писала. Говорю, если я буду что-то не понимать, то ты говори, спрашивай.
(Моисеенко) — А-а.
(Саляева) — Я же тебе писала сегодня много раз. Говорю, что если что-то не то — значит, ты спрашивай.
(Моисеенко) — Хорошо. Я просто сейчас, теперь понял, да. Получается, если что, тогда… если совсем плохая связь, тогда я перенимаю инициативу и задаю вопросы.
(Саляева) — Конечно, да. Я тебе говорила, если отойти надо будет или ещё что, ты задавай вопросы.
(Моисеенко) — Всё, договорились, всё. Мы с тобой сначала говорили, что ты сначала ведёшь диалог, поэтому я тебе слово дал.
(Саляева) — А, ну я вот видишь, не слышала, и надо было тебе вести диалог. Ну всё, сейчас, надеюсь, нормально будет. С первого раза-то никогда ничего не получается.
(Харитонов) — Нет, первый ком блином должен быть (со смехом).
(Саляева) — (смеётся) Я просто переживаю за вас. Вот. Очень-очень.
(Харитонов) — У меня охрана вон лежит здесь рядом.
(Моисеенко) — Если что, кот обратный счёт даст.
(Саляева) — А это… мне скажите ещё раз. Вот, получается, на подсознание выйти, это с 31 до 37, что ли?
(Моисеенко) — Нет, наоборот они сказали: с 37 до 31 в подсознание, а выйти из него с 31 до 37. Правильно, Ген?
(Харитонов) — Нет, тогда наоборот получается.
(Саляева) — Да. Я тебе говорю, а ты со мной спорить начал. Чтобы войти, надо с 31 до 37 получается. Не до 39, а до 37, да?
(Харитонов) — Обратный счёт, он всегда закрывает.
(Саляева) — Нет-нет, вот войти чтобы, до 37 же надо, а не до 39?
(Харитонов) — А, ну это я не знаю. Это вы же слушали.
(Саляева) — А, ну вот, до 37 значит.
(Харитонов) — Вообще-то, такие тонкости я не знаю. Я же вижу… по-другому немного вижу же.
(Саляева) — А вы меня не видите там?.. или я там…
(Моисеенко) — Геннадий, расскажите, где мы на поляне там сидели, она не слышала это.
(Харитонов) — Да, мы сидели на поляне, и только начинаем разговаривать… костёр… ну он такой, слабенький. И, то один куда-то побежит в кусты, то другой побежит в кусты. И в итоге получается как бы… Ну я так понял, что в кусты наверное, потому что куда ещё можно на поляне убежать-то? И в итоге мы никак не могли начать разговаривать.
(Саляева) — Да, они сказали, что мы не собраны. А у нас просто связь плохая была: то один отвечает, то другой. Вот и получается так.
(Моисеенко) — Вот смотри, Динар, как было. Ты когда считала, у тебя выпадало, например «1»… потом «2» не слышно, «3»… потом «4»
(Саляева) — Вот. Связь плохая.
(Моисеенко) — …потом «7»… И получается, — вы уже столько цифр пропустили, — говорят.
(Саляева) — Вот я и говорю, что, может быть, считать тогда, когда руки начнут подниматься.
(Моисеенко) — И ты постарайся контролировать, — понять, что это твоя цифра услышана.
(Саляева) — А как я узнаю? Видишь, связь пропадает тут.
(Моисеенко) — Короче, я постараюсь с тобой вместе проговаривать счёт. Если тебя не слышно, тогда меня будет хотя бы слышно.
(Саляева) — Да, так сделаем, значит. Вы слышите, всё нормально, да?
(Моисеенко) — Да.
(Харитонов) — Да, я слышу. Прям громко, хорошо слышу.
(Моисеенко) — Всё, давайте начинаем.
(Саляева) — А подожди, подожди. А вот так хорошо слышите, вот так вот? Хорошо слышно? (приблизила микрофон)
(Харитонов) — Хорошо слышим, да.
(Моисеенко) — А они всё равно услышат, они шёпот даже услышат.
(Саляева) — Главное, что б да, мы вас тоже услышали.
(Моисеенко) — Они обостряют слух в этом смысле, и спокойно можно говорить шёпотом. Я тебе даже шёпотом говорил, и то они слышали.
(Саляева) — Ладно, короче, смотри. Давай, Миша, если что… ты там хорошо слышишь? Связь хорошая? Ну у меня тоже сейчас появилась вроде связь с компьютера.
(Моисеенко) — Давай. Ну сейчас уже 12 часов ночи, и у нас связь у всех должна быть хорошая.
(Саляева) — А у нас полтретьего ночи. (усмехнулась) Всё, давай. Что, не будем давать счёт, когда руки начнут подыматься, или что? Как решили?
(Моисеенко) — Это у Гены надо спросить.
(Саляева) — Да, Гена, я спрашиваю у тебя? (длинная пауза) Видишь, опять звук пропал.
(Моисеенко) — Опять звук пропал. (Обрыв.)
(Саляева) — Если получится, то будем вам подключать кабельное. (со смехом)
(Моисеенко) — Ген, мы пока…
(Харитонов) — А здесь кабельное не подключишь.
(Саляева) — Что?
(Харитонов) — У нас кабельное не подключишь. Это посёлок.
(Моисеенко) — Ну и что, проводят они, просто это другая цена.
(Харитонов) — Но это слишком большая цена. Ну ладно, давай, я готов. Пока не пропала связь, я готов.
(Саляева) — Ну давайте. Давай вместе считать. Ты тоже, Миш, считай.
— 1… (Обрыв.) 5… 6… 7…
(Мабу) — Вы меня просили, как я догадался рисовать?
— 8…
(Мабу) — А я им руки показал…
— 9…
(Саляева) — Здравствуй!
(Моисеенко) — Это кот?
(Саляева) — Это Мабу? Мабу, это ты? Ты меня слышишь?
(Мабу) — Слышу.
(Саляева) — А ты меня в первый раз слышишь?
(Мабу) — Нет.
(Саляева) — Ты меня уже слышал?
(Мабу) — Слышал.
(Саляева) — А как меня зовут, я тебе говорила? (пауза) Мабу, я тебе говорила, как меня зовут? (пауза) Ты здесь? (пауза)
— 1… 2… 3…
(Мабу) — Чего ты мне мешаешь рисовать?
— 4… 5…
(Мабу) — Я тебя рисую.
— 6… 7… 8… 9…
(Мабу) — Вы где?
(Саляева) — Нет, мы здесь. Мы здесь. Ты нас слышишь? (пауза) Ты слышишь нас, Мабу? (пауза) Ты меня рисуешь?
(Мабу) — Рисую.
(Саляева) — Да? А как я выгляжу?
(Мабу) — Некрасиво.
(Саляева) — Не красивая? (со смехом) Ну, ты красиво рисуешь, всё равно.
(Мабу) — Травы много.
(Моисеенко) — Травы много. Я понял травы много, наверно.
(Саляева) — Но ты всё равно меня красиво нарисуешь, правда?
(Мабу) — Нет.
(Саляева) — Нет?
(Мабу) — Это я буду обманывать? Вот некрасивая, и некрасиво нарисую.
(Саляева) — А я тебе говорила, как меня зовут? (пауза) Ты помнишь?
(Саляева) — Молодец. (пауза) Мы хотели бы попросить у тебя прощения, Мабу. Потому что многие к тебе, наверно, неправильно относились: что-то, может быть, говорили тебе, какие-то слова, которые тебе не понравились.
(Моисеенко) — Да, прости нас, пожалуйста, Мабу. Мы хотели, чтоб ты поменял маску, и надел маску умного, а не ребёнка, как мы считали тебя. Можешь так сделать?
(Мабу) — А я никогда не одевал маску. Вы меня принимаете так.
(Саляева) — Ну мы в любом случае к тебе хорошо относимся. Как бы любя, какой бы ты не был… ну, каким бы мы тебя не представляли, маленьким или взрослым. Как бы всё равно мы любя к тебе относимся.
(Моисеенко) — Мабу, скажи, а ты осознаёшь единство?
(Мабу) — А есть множество единств. Единство чего?
(Моисеенко) — Ну, э…
(Мабу) — Есть единство ощущения племени, есть единство ощущения богами, есть ощущение единства самого себя.
(Саляева) — Вот, например, мы разговариваем с богами… Ты подслушиваешь иногда, правильно? Вот. С ними ты тоже разговариваешь?
(Мабу) — Я не могу подслушивать. Я просто разговариваю.
(Саляева) — Разговариваешь с ними, да? А ты понимаешь, например, что они и ты это единое целое? Они — это, получается, ты же, но, ушедшие вперёд, намного дальше. Они, получается, познали единство и стали как бы богами. Вот. И если ты… с ними, получается, как бы… ну, примешь их… если ты разрешишь им действовать через тебя, и, получается, ты будешь действовать через них, потому что вы единое целое. И тогда, получается, ты познаешь единство с Богом. Они все вместе — те, которые познали единство, они и есть тот Бог, которого, например…
(Мабу) — Если мы будем… Мы с тобой будем разговаривать в будущем ещё два раза, но я могу спутать и посчитать, что мы говорили.
(Саляева) — А мне, значит, вот недавно совсем, ну как бы мне показали то, что как будто бы я телепатически проводила… ну, как бы присутствовала на сеансах. И один сеанс, получается… на одном сеансе я присутствовала именно с тобой. То ли общалась, то ли ещё что-то. И почему-то моя дочь должна помнить этот сеанс, и не знаю почему.
(Мабу) — Она сейчас не спит.
(Саляева) — Да. Проснулась. (с усмешкой) Ну ничего страшного, в туалет пошла.
(Моисеенко) — Мабу, скажи, а понимаешь ли ты, что мы из другого мира? И как ты чувствуешь этот наш мир? Расскажи.
(Мабу) — Вначале, когда вы считали меня дурачком, я видел вас тенями.
(Саляева) — Как?
(Моисеенко) — Тенями. Тенью.
(Саляева) — А сейчас как нас видишь?
(Мабу) — Белым. Чаще серым. Белое и серое. И пятнами. И лишь только с одной из вас, я мог приходить и видеть её полностью.
(Саляева) — Угу.
(Мабу) — Но пришло время, и мне пришлось проводить её в мир другой.
(Саляева) — Ну она всего лишь перешла в другой мир, вот и всё. И ты с ней до сих пор можешь общаться. Ты это знаешь? (пауза) Ты можешь задать ей любой вопрос, и она тебе ответит. И ты по голосу узнаешь, что это она отвечает тебе. Попробуй так сделать.
(Мабу) — По голосу не узнаешь.
(Саляева) — А попробуй сейчас, вот, например, мысленно задать вопрос той женщине, о которой ты говоришь, — мысленно любой вопрос, — и послушай, и ты услышишь ответ. (пауза) Получается?
(Моисеенко) — Подожди, он узнаёт.
(Мабу) — Нет. Я жду, когда вы поймёте, что вы не зря давали счёт, и я достаточно умён.
(Моисеенко) — Я понял. Мабу, скажи, пожалуйста, ты можешь ответить на мои некоторые вопросы? (пауза) Можешь, например, ответить на вопрос: для чего у нас, у людей, заблокированы многие функции восприятия? Можешь привести примеры, когда обладая ими, что, например, происходило бы. Почему было принято решение блокировки? И кто нам приходится те, кто ограничивает подобные возможности у нас?
(Мабу) — Через 11 лет придут берки и уничтожат нас. Зачем мне нужны эти знания? Хорошо, что когда дадите обратный счёт для меня, я повторю его с вами, — я об этом забуду. Мне эти знания не нужны. Потому что они будут тяготить меня, и я буду ждать смерти.
(Моисеенко) — Угу, очень хорошо, спасибо.
(Саляева) — Упс. Ты всё очень правильно говоришь. И извини, что, может быть, неправильно как-то вопросы задаём. Просто очень сильно волнуемся и переживаем. Например, вот я, потому что как бы физически я первый раз общаюсь с тобой, и очень как бы волнительно. Вот. Вот ты, например, вот это тело часто меняешь? Выходишь из тела.
(Мабу) — В первый раз? А для меня мы уже говорили три раза. И я должен сейчас не спутать времена. А это происходило очень часто. Хорошо, что вы были невнимательны и не обращали на это внимание.
(Саляева) — Мы и сейчас многое не понимаем, к сожалению.
(Моисеенко) — Мабу, можно тебя спросить?..
(Мабу) — Нет, не к сожалению.
(Саляева) — Ну вот, например, мы, получается… чувство — это самое главное. Вот то, что мы должны понять, — чувство мы должны получить. Потому что, выходя из тела, например, мы будем помнить и знать то, которое мы получили, вот знания, через чувства. Чувство — это самое главное, получается. Ты это знаешь же?
(Мабу) — Нет, нет.
(Саляева) — Не знаешь?
(Мабу) — Я знаю, что чувства не являются главным.
(Саляева) — А что ещё является главным?
(Мабу) — Ну вы считаете это главным, и поэтому подчиняетесь чувствам. И разум ваш порою слаб.
(Саляева) — Ну надо, конечно же, чувства держать всё-таки, как получается, в узде, чтобы совсем уж не расчувствоваться. Ты меня слышишь?
(Мабу) — И на будущую Землю, пошли шесть братьев.
(Саляева) — Угу.
(Моисеенко) — Это о ком?
(Мабу) — <…> эфирный, и ви… (Срыв.)
(Моисеенко) — Это о ком? Можно узнать, о ком ты говоришь? (пауза) Ты слышишь? (пауза) Мы разговариваем с Мабу или с кем-то другим?
(Саляева) — Мне кажется, связь теряется, не слышно его голоса.
(Моисеенко) — Нет.
(Саляева) — Он вроде говорит.
(Моисеенко) — Он говорил. (длинная пауза) Родной, можешь сказать что-нибудь? (пауза) Есть вопрос, можно задать?
(Саляева) — Ты сейчас очень сильно переживаешь насчёт будущего.
(Моисеенко) — Мы его не закрыли. Мы открыли и не закрыли его ещё. Можно когда закончим разговор, закрыть счёт, который мы считали в обратном порядке. (пауза) Ты поняла?
(Саляева) — Закрой. Нет, не поняла, закрой.
(Моисеенко) — Но мы ещё разговариваем с ним. Он открытый ещё, Мабу. Мабу, можно тебя спросить? (пауза) Давай, я его спрошу. Скажи, пожалуйста, коллективное пение высокодуховных песен перед началом диалогов, может ли поднять уровень или добавить красок, необходимых для более качественного диалога? (пауза) Ты слышишь нас?
(Саляева) — Он говорит! Видишь, мы его не слышим. Рот-то открывается!
(Моисеенко) — Ага, сейчас я сброшу. (Обрыв.)
(Моисеенко) — Мабу, извини, временно остановился диалог. Ты слышишь сейчас нас?
(Мабу) — Я всегда вас слышу.
(Моисеенко) — Я ещё разговариваю с Мабу? (пауза) Извини, родной, просто сейчас пропала связь, и я хотел бы переспросить вопрос, потому что он не услышан был. Коллективное пение высокодуховных песен перед началом сеанса, может ли поднять уровень или добавить красок, необходимых для более качественного диалога?
(Мабу) — Ну, я отвечал, и я попробую ответить ещё раз: да.
(Моисеенко) — А каких оттенков лучше добиваться? В каких красках? Цвет.
(Мабу) — Ну вы всё равно же в них не разбираетесь. Просто настраиваетесь, как можете, и всё.
(Моисеенко) — Скажи, пожалуйста, а ты можешь назвать наибольшее качество, достигнутое в результате общения с персонажами сеансов? Примерное сочетание мышления, чувствования, которое необходимо добиться.
(Мабу) — Доверие.
(Моисеенко) — Угу.
(Мабу) — Больше ничего нет.
(Моисеенко) — Скажи, пожалуйста, а вот неосознавание единства, является ли изюминкой этой планеты и моего существования?
(Мабу) — Почему изюминкой?
(Моисеенко) — Ну, как я понимаю, что вне этого земного воплощения, я бы осознавал единство… это то существование моё, которое сейчас. Оно как бы ограничивает это познание этого единства. И мне кажется это изюминка какая-то.
(Мабу) — Вы меня спрашивали, как много я гуляю по мирам.
(Моисеенко) — Да.
(Мабу) — А я видел множество миров, где нет единства. А видел миры, страшные миры, где все прекрасно осознавали единство, но мир от этого не был счастлив.
(Моисеенко) — 1… (Обрыв.)
(Мабу) — 4… 5… 4… 1…
(Моисеенко) — О, я тебя слышу! Мабу, это ты?
(Мабу) — 74… 86… 64…
(Моисеенко) — А что ты за цифры называешь?
(Мабу) — 51… 17… 82… Остановиться.
(Моисеенко) — С кем я сейчас разговариваю? (пауза) Я всё. Связь восстановлена. С кем я сейчас разговариваю? Можно узнать? У меня есть вопросы. (пауза) Можно задавать вопросы?
(ХрВрм) — Мы бы вам советовали прекратить.
(Моисеенко) — А я сейчас разговариваю с кем? Кто отвечает? (пауза) Мне дать обратный счёт для Мабу? Напомните цифру обратного счёта для Мабу? (пауза) Ой, опять, что ли, связь пропала? (Обрыв.)
(Моисеенко) — Меня слышно сейчас?
(СвСоз) — А меня?
(Моисеенко) — Да. С кем я разговариваю?
(СвСоз) — Дело в том, что получилось не за… Получается, такое ощущение, что меня сейчас нет. Потому что я… если я правильно понял, когда вы решили со мной говорить и не закрыли счёт — с Мабу не закрыли счёт, и ещё с кем-то не закрыли счёт. Получается, сейчас целая толпа вот здесь вот кружится вокруг меня.
(Моисеенко) — Ага. (отвлёкся на подключении) Сейчас, я соединяюсь. Соединяюсь. (Обрыв.) Алло!
(СвСоз) — Да-да.
(Моисеенко) — Закрыть счёт с тобой или с Мабу? Я правильно понял?
(СвСоз) — Наверное, да. Ну, Мабу здесь, но…
(Моисеенко) — А можно с Мабу ещё пообщаться?
(СвСоз) — А я не знаю.
(Моисеенко) — Обратный счёт с Мабу, это тот, который нам был назван?..
(СвСоз) — Я не знаю. Я не видел, я не слышал.
(Моисеенко) — Ага. (пауза) Ты меня слышишь сейчас, да? Можно с тобой поговорить?
(СвСоз) — Да, я слышу.
(Моисеенко) — Как ты себя сейчас ощущаешь, или меня? Что… какие-то чувства есть?
(СвСоз) — Да я не знаю, что сказать… как ощущаю себя. Я вижу себя со стороны. В принципе, я могу сейчас выйти во двор, и прийти обратно. Но я не так, как вот описывают, что я вижу своё тело со стороны, нет. Я просто вижу себя, и я вот это тело, которое сейчас лежит. Я сейчас именно этим телом поднимусь, выйду на улицу, и приду обратно. Нет у меня ощущения разделения от тела.
(Моисеенко) — Угу.
(СвСоз) — Ну, в принципе, давай, я попробую сейчас так и сделаю. Я пойду сейчас, дойду до пса.
(Моисеенко) — Это ты имеешь в виду вне тела дойдёшь?
(СвСоз) — Нет, я же говорил, что я не ощущаю себя вне тела. Я вижу: вот тело, моё тело лежит с поднятыми руками, вот я уже встаю, всё… я иду… Я понимаю, что вы, скорее всего, видите одну статичную картинку. Ну вот я сейчас одеваю фуфайку.
(Моисеенко) — Угу.
(СвСоз) — Я сейчас выхожу. Сапог у меня один… я всё время его заворачиваю, невольно, когда одеваю. Сейчас… Всё, я оделся, я сейчас выхожу на улицу… Я на улице.
(Моисеенко) — Как, холодно сейчас или тепло?
(СвСоз) — Нет, сейчас тепло.
(Моисеенко) — Какое время года на дворе?
(СвСоз) — Сегодня какое число? Февраль?
(Моисеенко) — Ага.
(СвСоз) — Нет, я в реальном времени… в реальном времени, просто немножко изменённое, может, как-то. Не знаю, вы, видно, давали какой-то счёт, чтобы я вот в это состояние вошёл.
(Моисеенко) — Угу.
(СвСоз) — Я даже… (длинная пауза) Нет, так не получится. (пауза) Нет, ну можно, в принципе, попробовать, а зачем?
(Моисеенко) — Геннадий, а тебе можно в таком состоянии вопросы позадавать? (длинная пауза)
(СвСоз) — Да, можно. Просто я сейчас разговаривал, и просто я отвлёкся. (Обрыв.)
(СвСоз) — Слышу.
(Моисеенко) — Я пытаюсь соединиться с Динарой, и у меня сейчас со связью проблемы. Поэтому сейчас получается такая заминка. (пауза)
(СвСоз) — Ну вот у меня ощущение вот сейчас, что нас, — связано это, может быть, со связью или что, но вот такое ощущение, что вот как вот… краски, да. Вот я вижу как бы вас, но вижу как-то издалека, как-то очень смутно, в каком-то тумане. И как-то вот… как-то не реально. Как-то не реально я вас вижу. Потом мне надо очень напрягаться, чтобы как-то вот не потерять.
(Саляева) — Извини, пожалуйста. Что ты видишь сейчас?
(СвСоз) — Море.
(Саляева) — Ага, замечательно. Попробуй сейчас с намерением, на полном серьёзе сказать, чтобы… что ты полностью принадлежишь своей душе, и чтобы душа проявляла себя через тебя, и чтобы ты проявлял себя в душе. Чтобы вы соединились мысленно, на полном серьёзе. С намерением скажи, чтобы душа соединилась с тобой. Прям попроси их, вот прям с намерением, от сердца попроси. (длинная пауза)
(Моисеенко) — Ты слышишь нас?
(ХрВрм) — Если эта душа сейчас оторвана от вас, кто тогда управляет вами?
(Саляева) — А кто это говорит?
(ХрВрм) — Без имён вы не можете.
(Моисеенко) — Угу.
(ХрВрм) — Т. е. вы ставите маяки, и определяете по маякам, кто с вами разговаривает. И в зависимости…
(Моисеенко) — Ну мы немножко глупенькие. Поэтому дети.
(Саляева) — Хранители это.
(ХрВрм) — Мы не говорили о глупости — мы говорили о зависимости, о зависимости имён, о зависимости от ваших терминов, и не больше.
(Саляева) — Хорошо, мы больше не будем спрашивать.
(ХрВрм) — И мы можем назвать любое имя, и вы не сможете ни опровергнуть, ни доказать истинность этого имени.
(Саляева) — Хорошо, мы больше не будем спрашивать. (пауза) Просто ко мне сегодня хранители вышли, и они сказали, что… (длинная пауза) Нет-нет, всё в порядке, просто… (слышен обрывистый звук) Нет, всё в порядке. Имеется в виду, просто Хранители вышли и поэтому ты не слышал нас. Хранители отвечали. (пауза) Да. Они просто как бы недовольны, что сказала, что нужно соединиться с душой. Тогда, получается, нужно открыть все чакры, все семь чакр. (пауза)
(Моисеенко) — Я не слышу, я плохо слышу. Тебя слышу, а Переводчика не слышу.
(Саляева) — А, сейчас, секунду. (пауза)
(ХрВрм) — Что в вашем понятии…
(Моисеенко) — Сейчас слышу.
(ХрВрм) — …открыть чакры? Представьте себе, что одна из ваших чакр будет закрыта. Что произойдёт?
(Саляева) — Я не в том смысле, что их нужно как бы открыть, а открыть, имеется в виду, полностью. Ну вот мне один раз подсознание, получается, открыло полностью все семь чакр. Вот когда оно открывало каждую чакру, в каждую чакру огромное количество энергии входило. Вот. И я хочу, чтобы это, наверно, и в пользу и в плюс, и поэтому хочу, чтобы у Переводчика так же было.
(ХрВрм) — Давайте попробуем уйти от терминов, просто попробовать уйти от терминов. Не применяйте слово, — в данном случае, слово открыть или слово закрыть.
(Саляева) — Угу.
(ХрВрм) — Когда-то вам говорили, что всё зависит от терминов ваших. И если вы говорите, и вы говорите… (Срыв.)
(Моисеенко) — 1… 2… 3… 4… 5…
(ХрВрм) — Один из вас сказал…
(Моисеенко) — 6… 7…
(ХрВрм) — Вы можете почувствовать разницу?
(Моисеенко) — 8… 9…
(ХрВрм) — Один из вас сказал: «Я не пойду…»(пропал звук от Геннадия)
(Саляева) — В смысле «Не пойду»? Куда? (длинная пауза) Сейчас кто на связи? Сейчас Переводчик на связи или?.. Нет. Кто меня сейчас слышит?
(Моисеенко) — Я слышу. (длинная пауза) Вот поэтому надо приезжать лично.
(Саляева) — Да, или Интернет просто хороший иметь. (длинная пауза) Он отвечает, наверное, да?
(ХрВрм) — Попробуем ещё раз.
(Моисеенко) — Угу.
(ХрВрм) — Попробуем, давайте ещё раз.
(Саляева) — Угу.
(ХрВрм) — Вы привыкли говорить терминами. Вы говорите «открыть», вы говорите «закрыть».
(Саляева) — Угу.
(ХрВрм) — Мы попытаемся вам привести пример: пустая бутылка, полная бутылка, полупустая или полуполная. Есть ли в этом разница?
(Моисеенко) — Про каналы, чакры.
(Саляева) — Ну конечно.
(ХрВрм) — Хорошо. Полупустая или полуполная. Физически, есть разница? Наполовину полная, наполовину пустая — разница, скажите, есть? В физическом смысле.
(Саляева) — Ну да.
(ХрВрм) — В чём?
(Саляева) — Количество.
(ХрВрм) — Количество?
(Саляева) — Угу.
(ХрВрм) — Наполовину пустая бутылка или наполовину полная бутылка. В чём разница? В каком количестве?
(Саляева) — Дорогой, в чём разница?
(Моисеенко) — А вы можете сказать, насколько у нас заполнены наши ёмкости?
(ХрВрм) — Вы ответите на вопрос? (пауза) Вы сказали, что в количестве, — в каком количестве?
(Саляева) — Я, честно говоря, не поняла просто вопроса.
(ХрВрм) — Хорошо, перед вами стоят, — пускай будет проще, — стоят две бутылки: одна наполовину полная, другая бутылка будет наполовину пустая.
(Саляева) — Нет разницы.
(ХрВрм) — Нет разницы. (пауза) А если мы будем брать не в физическом смысле, а в эмоциональном. Будет разница?
(Саляева) — Ну тоже, наверно, нет.
(ХрВрм) — Печально.
(Моисеенко) — Скажите, а можно задать вам вопрос? (длинная пауза)
(Саляева) — Э-э… получается… А у нас как… вот у меня, например, полностью заполнена или нет? Как вы видите меня?
(ХрВрм) — Мы говорили только о бутылках. Мы не говорили о ваших сосудах. Мы хотели, чтобы вы увидели разницу хотя бы эмоционально: или для вас она полупустая, или для вас она полуполная. Т. е. что вами движет: надежда или разочарование? И тут же приводим аналогию, и тут же говорим об открытии и закрытии чакр, как выражаетесь вы. И пока вы будете рассуждать об открытии и закрытии чакр, вы потеряете главное. Вы создали мир… (Срыв.)
(Моисеенко) — 1… 2…
(Саляева) — Получается…
(Моисеенко) — 3… 4…
(Саляева) — …нужно нам наполнить чакры…
(Моисеенко) — 5… 6… 7…
(Саляева) — …чтобы в них больше пошло.
(Моисеенко) — 8… 9… Продолжай.
(Саляева) — Я хочу, чтобы, получается, Переводчика стало намного больше, чтобы больше вошло. Чтобы…
(Моисеенко) — Скажите, пожалуйста. Переводчику…
(ХрВрм) — Мы не говорим о чакрах как о сосудах — вы говорите как о сосудах, и вы желаете, или заполнить, или опустошить, или открыть, или закрыть. Мы же не рассуждаем так. И мы просим вас так же не рассуждать так. Ибо вы пытаетесь объяснить физически. И физическое воздействие, как вы говорите, на чакры, не приведёт ни к чему. Это будет искусственное, как и сейчас: вы ведёте искусственный диалог.
(Саляева) — Ну, к сожалению, мы по-другому… пока не получается у нас. Ну вот скажите пожалуйста, для чего тогда, получается, подсознание мне вливало больше энергии в каждую чакру? Вот.
(ХрВрм) — Мы просим вас уйти от слова вливать, выливать…
(Саляева) — Ну я не знаю, как назвать.
(ХрВрм) — …отбирать, вынимать, открыть, закрыть. А вот подумайте. Вы просто порассуждайте, и попробуйте применить множество. У вас же множество слов. Попробуйте применить эти слова в разных вариантах. Не бойтесь ошибиться! Иначе вы просто… (Срыв.)
(Саляева) — Спасибо.
(Моисеенко) — 1…
(ХрВрм) — Дайте обратный счёт 37-31.
— 37… 36… 35… 34… 33… 32… 31.
(ХрВрм) — И не забудьте про Мабу.
(Саляева) — Угу. А…
(ХрВрм) — Напомним: 23-21.
(Моисеенко) — 23… 22… 21. (вместе с Саляевой)
(Саляева) — А сейчас кто на связи с нами?
(Моисеенко) — Хранители.
(Саляева) — Угу, хорошо. Вы же знаете меня, да? Знаете другого спрашивающего?
(Моисеенко) — Уточни, они сейчас есть или нет?
(Саляева) — Есть, они рядом. Слышат, я думаю. (пауза) Вы же слышите?
(Моисеенко) — Счёт даём от 1 до 9.
(Саляева) — Давай.
(Моисеенко) — 1…
(ХрВрм) — Вы пытаетесь провести диалоги через ненадёжных посредников.
(Моисеенко) — Вы про электронные устройства?
(ХрВрм) — Вы постоянно нас прослушиваете. Вы постоянно нас не слышите.
(Моисеенко) — Да, извиняемся. Неудачный эксперимент, над которым нужно поработать, чтобы… Живьём нужно присутствовать, я считаю. (пауза) Согласны? (пауза)
(ХрВрм) — Скажите спасибо коту. Он вытягивал вас.
(Моисеенко) — Спасибо, котик! Ты нас выручаешь. (пауза) скажите, а вот последний раз, когда я был на контакте, я спрашивал про количество реальностей, которое проскочило в одно мгновение меня в момент задавания вопроса, и вы назвали цифру «326»… Вы слышите меня, да? (Обрыв.)
(ХрВрм) — …теряетесь…
(Моисеенко) — Они там говорят, и у нас связь выпадает. Критикуют, что мы… у нас не устойчивая связь, и мы не слышим. В общем, какая-то фигня. Надо что-то со связью сделать.
(Саляева) — Выводи тогда.
(Моисеенко) — Что?
(Саляева) — Выводи его тогда.
(Моисеенко) — Да, да. Ну я попробую сейчас. Короче, я тогда отключаю тебя, и попробую вывести. Напрямую соединяюсь с Геной, и попробую вывести его. Хорошо?
(Саляева) — Ну давай, тогда с этой групповой выходи… чисто мы позвоним.
(Моисеенко) — Всё, хорошо, давай. (Обрыв.)
(Послесловие)
(Моисеенко) — Здравствуйте! Хочу немного рассказать о том, как проходил этот сеанс. Во-первых, данный сеанс, цель его была, первая — оздоровить Геннадия от предыдущих контактов, от потери энергии. Второе — попросить прощения у Мабу, если он выйдет на контакт, и попросить его поменять маску, стать взрослым. Третье — по возможности задать вопросы, если это будет возможно. Шатко-валко у нас это всё получилось. Вы это всё слышали. Но самое интересное, что временами пропадала связь. Как оказалось, связь пропадала только с нашей стороны. Но со стороны Геннадия всё было слышно: что мы разговаривали «неслышно-неслышно», задавали вопросы, но ответа от него мы не слышали. Но нам голос отвечал на наши вопросы. После того как Геннадий вышел из сеанса, мы, в течение полутора часов, расспрашивали у него, что он помнит. И, как оказалось, он помнит совершенно не те вопросы, которые мы ему задавали. Вернее, и те, которые мы задавали, и те, которые мы не задали. Что интересно, что… получается, что накладка из разных веток реальностей произошла, где в одной ветке мы вопрос задали один, в другой ветке мы вопрос задали другой. И Геннадий услышал и запомнил именно вопрос именно из другой ветки. Это можно услышать по ответам Геннадия из беседы.
(Моисеенко) — Те, кто внимательно слушал контакт, и потом внимательно послушает беседы, это может легко отследить. (Обрыв.)
(Далее идёт обсуждение)
(Моисеенко) — Мы попросили у Мабу прощения за то, что считали его ребёнком, попросили поменять маски. Нам дали счёт, он поменял маску, стал другим, и он ответил на некоторые наши серьёзные вопросы.
(Саляева) — Причём мы ему сказали: «Поменяй маску!» — Миша сказал. И тот резко как начал, как взрослый разговаривать: «А я, — говорит, — всегда был такой. Это вы меня ребёнком представляете…»
(Моисеенко) — Он говорит, пока вы меня дурачком… это вы меня дурачком считали, — говорит.
(Саляева) — Да.
(Харитонов) — А, так это, значит, Мабу был. Блин, значит, тогда я не узнал его.
(Саляева) — Потому что он изменился так сразу. Сразу изменился, и по-другому начал разговаривать.
(Харитонов) — Угу, понятно.
(Саляева) — Ничего не помнишь, да, совсем?
(Харитонов) — Нет, ну я помню, но я почему-то помню… какие-то несовпадения у нас всё-таки есть, какие-то нестыковки.
(Саляева) — А началось всё с того, что он сразу начал отвечать… сразу как бы начал говорить: «Я, — говорит, — не мешай, я тебя рисую!» — меня рисует, он говорит. И потом что-то я… Я говорю… Я спросила у него: «А ты помнишь меня?» Он говорит: «Да, помню». Я несколько раз назад э… приходила, несколько раз уже. Где-то раза три, наверно, к нему. И ещё в будущем буду приходить, что-то раза три, что ли, он сказал. Что-то такое, я не помню.
(Харитонов) — А, подожди, я догадываюсь, о чём речь. Был случай такой с Ольгой Васильевой: он увидел цветы у неё… цветы, и даже как-то умудрился жён пригласить, показать эти цветы. А эти цветы лишь только через месяц, потом, у Ольги появились. Он путает прошлое… э-э… ну, будущие диалоги. Он же вне времени как бы, да?
(Моисеенко) — Угу.
(Харитонов) — И он, получается, может быть, путает будущие диалоги с прошлыми диалогами.
(Моисеенко) — Он да, он говорил об этом в этом контакте.
(Саляева) — Значит, получается, диалоги ещё будут. (со смехом) Правильно?
(Моисеенко) — А ещё я его…
(Саляева) — Потому что только один, первый у нас диалог.
(Моисеенко) — Он ещё говорил, какого мы цвета виделись ему, когда мы считали его ребёнком. Типа мы все какие-то серые были. Помнишь Динар?
(Харитонов) — Да это я знаю, да. Это я помню, потому что я так же видел. Да я же в какой-то мере, получается… вот когда он говорит, и я как бы вот… частью его становлюсь, и, получается, я как бы вижу его глазами. Да, это правда. (пауза) Ну вот он Васильеву видел довольно-то цветасто. Ольгу.
(Саляева) — Да, он говорил, что он её полностью видел. Вот. А я его спр…
(Харитонов) — Да, вот был интересный ответ, что он, как он умудрился жён привести сюда. Мы сами-то не можем туда прийти, а он ещё и жён умудрился привести, показать им те же цветы, дать им понюхать. Вот этот вот момент интересный, надо бы расспросить.
(Саляева) — Ну я вот предполагаю, как это происходит, но вот надо пробовать как бы на опыте. Но вот связь плохая прям ни туда, ни сюда, конечно. Вот. Никто, получается, и не может выйти толком. Кто-то постоянно… ну там… получается, кто-то говорит-говорит, а связь теряется и ничего не записывается.
(Моисеенко) — Вот я заметил, что связь устойчивая через смартфон идёт. Вот через смартфон без компьютера, когда. Вот никакого выпадения не происходит. Прям чётко всё.
(Саляева) — Вот у меня почему-то сейчас чётко, вообще всё хорошо.
(Моисеенко) — Я предлагаю вот так вот пробовать, именно через смартфон, а не через компьютер.
(Саляева) — А у нас-то ничего не изменилось. Это ты на смартфон поменял, получается. Правильно?
(Моисеенко) — Сейчас я поменял на смартфон, и записываю внешне на диктофон, просто мало ли, интересное что.
(Саляева) — Значит, проблема в тебе была, что ли?
(Моисеенко) — Нет. В принципе, проблема в самой программе Скайп, которая загружена на стационарный компьютер.
(Саляева) — Нет-нет, это Мегафон, наверное, потому что у меня тоже раньше и Билайн вот такой был, и Мегафон такой был. Я вот отказалась, и… ну как бы проводной, получается, подключили, и вот всё замечательно. Вот надо как бы проводной, а вот… Ну мы бы нашли деньги, ну что такого-то, если что вдруг. Потом бы осталось.
(Моисеенко) — Нет, вот правильно, Динар… Вот когда я сейчас с Геннадием соединился, он сказал правильно: он считает, что было показано нам то, что вот эта вот связь бестолковая. Надо организовывать приезды, и живьём общаться, хотя бы раз в месяц.
(Саляева) — Ну.
(Харитонов) — Ну это круто, конечно. Это сколько же денег надо. Ну не знаю. По моим понятиям вообще, в принципе… Я не знаю, сколько у вас там записалось, пропустилось, не пропустилось. Ну было много вопросов, было много ответов. Вот по моим, во всяком случае, понятиям.
(Саляева) — Нет, у нас вопросов почти не было. Да, Миша?
(Моисеенко) — Нет, у меня был такой вопрос хитрый, — в прошлом контакте я задал вопрос: сколько реальностей у меня меняется за одну секунду, за одно мгновение? И они назвали цифру «326». А я хотел у них спросить: сколько у них меняется реальностей, в тот момент, когда они мне отвечают в данный момент? И назвав сумму меньше, чем 326, например, «250», или там «100», фактически можно определить уровень их качественности, — насколько они высоко от нас. Но я… не получилось мне этот ответ получить: обрыв пошёл.
(Харитонов) — Ну я помню даже ответ.
(Моисеенко) — А какой?
(Харитонов) — Там было… они сказали, что меняется… про тебя рассказали, Миш, что у тебя на данный момент 317, если говорить вашими цифрами, как они сказали. 317… потому что меняется, зависимо от настроения, от здоровья зависит. Потом ещё они сказали, что… как же они выразили-то…
(Моисеенко) — По поводу реальности, что…
(Харитонов) — …что у вас всё как бы противоположно. Вы считаете, что чем меньше количество реальностей, тем вы более высокие.
(Моисеенко) — Да, я так думаю.
(Харитонов) — Мы же вам скажем наоборот… А?
(Моисеенко) — Т. е. меньше выборов у более высокой сущности, чем у нас. Т. е. она более…
(Харитонов) — А они сказали, что наоборот: что… это самое… что есть миры, где есть бесконечные варианты, и они могут выбирать любой и в любой момент. Ну вот что-то такое вот. Вот эти миры. И эти миры для многих недоступны, и мы не можем сейчас с ними общаться. Ну, в смысле «мы» имеется в виду… не они, а мы не можем с ними общаться, потому что мы просто не сможем их воспринять: столь они высоки будут для нас. И у них бесконечность, что вот этот вот… выборы идёт у них в бесконечности. И они вольно выбирают любую. Вот что-то такое вот…
(Моисеенко) — Ага, ну я понял. Т. е. настолько высоко идёт получение опыта, что у сущности, получающей опыт, предоставлено право выбора, количество выборов каждое мгновение. Так?
(Харитонов) — Ну наверно да. Но это, правда, длинный ответ был, и он не услышался, да?
(Моисеенко) — Да, он мне не услышался. Прям обидно. Хотя, может быть, на диктофон записалось. Но я же не слышал в наушниках — значит, и в диктофоне неслышно было. Хотя кто его знает, посмотрим. Он писал без остановки. Отдельно диктофон вставлен ещё.
(Харитонов) — Ну вообще я помню, ты спрашивал… про песни спрашивал.
(Моисеенко) — Про песни, да.
(Харитонов) — И они говорили, что любое движение души приветствуется. И если вы хотя бы будете стараться… к чему-то приведёт… ну к доброму. А ты стал уточнять: «Ну я ж могу петь матерные песни».
(Саляева) — Нет…
(Моисеенко) — Это в другой реальности было, в другой. В этой не было. Я про матерные не задал. Это было в другой реальности, Ген. Ну вот интересно, да, что я там сказал про мат?
(Саляева) — Не реальность. Ну, наверно, в будущем я такое задала.
(Моисеенко) — Не-не-нет. Нет. Динар! Ген, договори, пожалуйста, про матерное. Договори.
(Харитонов) — Ты просил про Айфааровые песни.
(Моисеенко) — Да.
(Харитонов) — И они тебе ответили, что любое движение души приветствуется. И… ну вот пускается слово за слово, и ты тогда это самое… получается, что не имеет значение, какую я… могу петь матерные песни. Они сказали, что если будет способствовать вашему движению — пойте. Но не забудьте об окружающих, которые могут вас сейчас не понять.
(Саляева) — А не видели наши цвета-то? Ничего не помните? Насчёт чакр ничего?
(Харитонов) — Ой, это наверно вот с этим и связано. А… стоит пиала, и наливается туда чай, и уже через края всё переливается… Это я такую картинку помню. И там, значит, пока вы будете наливать или отливать — так и будет у вас: или не полное, или переполненное, либо пустая, или… ну, в общем, такое… что-то такое. И… ну не так мы выражаемся, что ли. Мы придаём смысл каким-то словам, и эти слова пытаемся прицепить к каким-то событиям, каким-то действиям, и слова совершенно не соответствуют этим действиям и этим событиям. И мы, поэтому ведём себя ошибочно. И даже наше обучение идёт ошибочно.
(Саляева) — Ну вот имелось в виду…
(Харитонов) — Потому что мы не можем. Мы принимаем только одну сторону… А, ну вот это заполнение <…>(сбой Скайпа)
(Моисеенко) — Гена завис.
(Харитонов) — …какими-то способами. А это же действие назва… (сбой Скайпа)
(Моисеенко) — Геннадий завис.
(Харитонов) — …подбирая очень правильные слова, уже будет давать вот это движение. А! Ну это же было сразу связано и с Айфаровскими песнями, как раз.
(Моисеенко) — Да?
(Харитонов) — Вот это всё было связано вместе как бы.
(Моисеенко) — Динар, слышишь? Динар, ты слышишь нас? (пауза) Динара!
(Саляева) — (неразборчиво) То, что, почему мне и… <…> от сознания.
(Моисеенко) — Динар! Динар, ты слышишь?
(Саляева) — Что? А?
(Моисеенко) — Гена, Динар, знаете, в чём прикол?
(Саляева) — Я слышу.
(Харитонов) — Да.
(Моисеенко) — Вот когда Геннадий рассказывал про песни, вот этот вопрос я не договорил. И он считал его с параллельной реальности — тот один из вариантов, тот, который я задал. Я не задавал его… про матерное.
(Саляева) — Почему сразу из параллельного? Просто параллельные мысли прочитал, вот и всё. Мысли твои прочитал.
(Моисеенко) — Не параллельная мысль, а… Геннадий, просто Динара не догоняет чуть-чуть. Существуют одновременно параллельные реальности, где я задал чуть-чуть другой вопрос.
(Саляева) — Да я знаю. Ты думаешь нельзя прочитать мысли твои? Просто ты… прочитал твои мысли и всё. Ты же это в голове держал.
(Моисеенко) — Нет, нет…
(Саляева) — И он, получается, прочитал и всё.
(Моисеенко) — Я тебе серьёзно говорю, у меня даже не было вопроса задать про матерное. Т. е. это я в параллельной реальности задал этот вопрос. И Гена получил…
(Саляева) — А может, в будущем ты задал вопрос.
(Моисеенко) — Не в будущем, а в параллельной. Геннадий, объясни, она не понимает этого. Она считает, что это фигня какая-то.
(Харитонов) — Ну, я не знаю… я просто рассказываю то, что я видел. Потому что… Получается, у нас всё-таки есть расхождения. У меня, получается, контакты немножко иные.
(Моисеенко) — Да, да-да. В этом мире сделал это действие, в другом — он встал, в третьем мире — он не пошёл, в четвёртом мире — он сказал это слово, в пятом — не сказал.
(Харитонов) — А мне кажется, что, скорее всего здесь Динара, может, больше тогда будет права. Здесь, скорее всего, знаешь как?
(Моисеенко) — Как?
(Харитонов) — Что просто происходил диалог, он продолжал идти этот диалог, — ну пускай будут параллели, пусть, — но он продолжал идти этот диалог.
(Саляева) — Угу.
(Харитонов) — Вот что я имею в виду. А здесь он почему-то прекратился. В смысле для тебя. А для меня он, получается, как бы продолжался диалог, и, получается, продолжалась беседа…
(Саляева) — Ну да, мы же разговаривали дальше-то.
(Харитонов) — …И поэтому в этой беседе дошло до матерных песен. А так вот ты бы про них сказал бы, если бы продолжалась бы беседа. Вот. Ну она, видно, продолжалась бы, но где-то на каком-то другом уровне. Может быть, даже и в этой параллели, просто на более тонком плане. Кто его знает.
(Саляева) — Потому что вы разговаривали… мы как бы долго не могли подключиться, а вы всё равно говорили-говорили. У вас там, да, как бы шёл диалог какой-то.
(Моисеенко) — Ген, расскажи, пожалуйста, как ты себя чувствуешь?
(Харитонов) — Ну… нормально, наверно, не знаю. Нормально наверно. Меня просто кот, довольно-то, резко разбудил.
(Саляева) — Надо… в следующий раз контакт будете проводить, — да, если вдруг, — кота обязательно с собой берите. (смеётся) Он защитник ваш. (смеётся) Если что, обратно и счёт даст, или ещё какой.
(Харитонов) — Ну вот как он даёт счёт.
(Саляева) — Я верю в это. Конечно.
(Харитонов) — Непонятно, каким голосом, честно говоря. Ну вот он давал.
(Саляева) — Ну вот смотрите, как получилось хорошо, когда кота вам…
(Моисеенко) — А ещё, главное, Хранители так и говорят: «Скажите спасибо коту!» И я такой говорю: «Котик, хорошенький мой, спасибо тебе, что нас выручил!»
(Саляева) — А я не слышала этого: меня не было.
(Моисеенко) — Да, да, я соединился, и сказал, поблагодарил кота. (смеётся)
(Саляева) — А что, поругались да, то, что мы вот так вышли?
(Моисеенко) — Да, какая-то бестолковая связь была.
(Харитонов) — Просто они показали… ну как… Можно просто рассказывать, вот нельзя, нельзя, а здесь просто показали, как вот такое вот… Наверное, вот так вот. У меня такое ощущение, что они пошли как бы на уступки, чтобы показать, что это, мол, не очень-то правильно. Я так, лично, понял.
(Моисеенко) — Ну да, может быть.
(Харитонов) — А почему вот эта картинка… вот это море? А по-моему, ты же, Динара, и спрашивала, что я вижу. Море, но оно искусственное море. Не настоящее.
(Саляева) — Угу.
(Харитонов) — Вот и здесь… типа, значит… про дно ты спрашивала: какое дно, прозрачное, не прозрачное… камушки там или что-то…
(Саляева) — Нет, я не спрашивала вас, нет.
(Харитонов) — Ну вот, у нас снова несовпадение.
(Саляева) — Да-да, и что дальше?
(Харитонов) — Ну я видел искусственное, оно искусственное. Поэтому я сказал, что я дна не вижу, потому что такое ощущение, что это просто такое нарисованное, такое синее. Наверно, просто нарисованное, ненастоящее море. А Миша сказал: «Ну а попробуй пройтись по нему!»(смеётся) И я попробовал идти, а он: «Какие ощущения? — мол, холодное или горячее. Вообще ощущаешь, что это море?» А я говорю: «Я даже не ощущаю, что оно мокрое». Вот эта искусственность вот эта.
(Саляева) — Ты же это не говорил? (пауза) Миша?
(Моисеенко) — Да, я слышу.
(Саляева) — Ты же это не говорил, пройтись ему?
(Моисеенко) — Нет, я не говорил. Это тоже в параллельной реальности было.
(Саляева) — Я говорила…
(Моисеенко) — А, не-не-нет. Я спрашивал Геннадия, говорю: «Гена, скажи, на улице, какая погода, холодно?» Он говорит: «Ну сейчас же февраль». Он пошёл на собак посмотреть во двор.
(Саляева) — Вы сказали «я вижу море», и я потом сказала: «Хорошо, сейчас вы попросите свою душу, чтобы она больше проявляла себя в Вас». Вот. И чтобы вы тоже смогли как бы проявлять себя в ней… ну, чтобы взаимодействие шло хорошее.
(Моисеенко) — Да. И связь оборвалась.
(Саляева) — Да, и тут сразу хранители его пришли, и они начали как бы говорить: «Вы почему разделяете?» — или ещё что-то. Вот. Ну я как бы по своему опыту говорю, то, что я вот в астрале попросила душу свою, чтобы она взаимодействовала со мной, и вот она начала как бы со мной взаимодействовать. Она вот в экстренных ситуациях как бы, получается, себя проявляет во мне. Ну… я делаю то, что как бы неосознанно всё это делаю в пользу… наоборот это всё. Вот я вот то же самое хотела, чтоб было. А они, видать, не поняли. Они подумали, что я разделяю там или ещё что-то. Вот. Ну и поворчали там.
(Харитонов) — Поворчали? (смеётся) А, они такие!
(Саляева) — Это ваша часть, кстати. (смеётся)
(Моисеенко) — Гена, а ты помнишь, может быть, когда Динара задавала про соединение с душой? Может быть, ты чувствовал что-то в этот момент.
(Харитонов) — Ну я не знаю, какой это может быть момент, но я сейчас попробую догадаться. (пауза) А! Вот, наверное, какой! Ребёнок… я видел ребёнка, и причём я чётко знаю, что это не я.
(Саляева) — Угу.
(Харитонов) — Конструктор… он собирает конструктор… Фу, не конструктор, а как это… пазлы, пазлы!
(Саляева) — Угу.
(Харитонов) — Собирает пазлы. Какую-то картинку собирает. И я так понял, что она достаточно абстрактная картинка. Я так и не понял, что на ней. Вот он её собирает, и собирает её по памяти. А рисунок находится рядом, и кто-то говорит: «Вот, погляди, вот он рисунок. Вот посмотри его!» - «Я и так помню. Я и так помню! — Такой… капризничает ребёнок. — Я и так знаю!» И ставит пазлы, и собирает неправильно. Вот, неправильно пазлы как бы… ну не туда ставит эти картинки. И ему типа говорят, что вот, может быть, вот это имеется в виду? «Вот посмотри, вот она картинка, посмотри на неё!» - «Не надо, я и так знаю!» И опять эти пазлы двигаются. Вот, может быть, вот это вот? Вот я не знаю. Или это с каким-то другим вопросом, может быть, связано? Или не с этим… необязательно с этим?
(Саляева) — У нас вопросов-то не было. Мы не успели, по-моему, даже вопросы задать. Максимум три вопроса, наверно, задали и всё, да, Миша?
(Моисеенко) — Да-да. Я успел Мабу задать… мы, главное, задали Мабу… попросили у него прощения — это самое важное.
(Харитонов) — Десятка два. Мабу и…
(Саляева) — Нет.
(Харитонов) — Ты сказала, что с Мабу… Мабу я видел. Он рассказывал про берков. Он рассказывал, как его соплеменник убил своего сына, чтобы берки не забрали его в плен. Прям вот уже когда берки собрали их, сковали их куда-то в какие-то цепи, или что там… Вот. И отделили старых от молодых. Вот он сейчас рассказывал.
(Моисеенко) — Угу.
(Харитонов) — И этот вырвался, и убил своего сына, чтобы он… ну как… избавить его от мучения и от рабства. Вот этот вот момент. Это я помню.
(Моисеенко) — Я вспомнил, Динар, Ген, я вспомнил! Слышишь? Значит, я задал такой вопрос Мабу, я говорю: «Мабу, почему мы не осознаём единство? Это изюминка нашего мира? А что будет, если человек будет осознавать единство?» Он такой говорит: «Вот я узнаю, что этот вот там мой сын… — то, что Гена сейчас сказал. — Я не хочу этого знать. Меня эта мысль будет тяготить. Поэтому, когда вы дадите обратный счёт, я забуду это. Останусь своим».
(Саляева) — И ещё он сказал, что эта мне твоя информация мало поможет… ну что будет с этими берками. Что-то такое в этом роде. То, что твоя информация ему не поможет. Он очень сильно переживал из-за берков, как я поняла. Он сказал, по-моему, через три года придут берки.
(Харитонов) — Через одиннадцать лет.
(Моисеенко) — А, да, про одиннадцать лет он что-то сказал.
(Саляева) — Да?
(Моисеенко) — Да.
(Саляева) — А вы уже увидели, как они пришли. Вот. Вы увидели, что там происходило.
(Моисеенко) — Ген, если ты что-то вспомнишь…
(Харитонов) — Получается, уже знал будущее, что ли?
(Саляева) — Ну, до того уже видели это будущее.
(Моисеенко) — Ген, если что вспомнишь, потом пришли мне всё, что ты вспомнишь. Интересно. Ладно? Ну, мало ли, потом вдруг вспомнишь из диалогов этих, сегодняшних.
(Харитонов) — Ну я понял. Ну вот я не знаю. Я просто… Здесь видишь, вот пока мы разговариваем, я ещё могу что-то.
(Моисеенко) — А, давай, давай поговорим тогда.
(Харитонов) — Здесь получается ощущение сна. Вот ты проснулся, рассказал сон, а чем больше ты этого рассказал, тем больше ты помнишь. А потом только начинается забывание или путание. Вот даже теперь… я могу спутать, — вот это я всё время боюсь, — я могу спутать, с одного контакта и с другого, соединить их вместе. Или наоборот, создав событие, которое было на одном контакте сеансе, я могу разделить их на два раза. У меня нет привязки к времени. Я по временам не могу сказать: это было пять лет назад, это было год назад, это было столько-то бесед назад или сегодня. Вот это проблема. Ну и… точнее, вчера, сегодня-то я помню ещё.
(Саляева) — Ну а мне этот понравился… что как бы сразу он как вышел на связь, он такой говорит: «Не мешай, я рисую тебя!»(смеётся) Я говорю: «Я там красивая, нет?» Он говорит: «Нет, страшная, волосатая». (смеётся)
(Моисеенко) — Нет, он говорит, травы много на Динаре.
(Саляева) — Да. А потом я спросила: «Ты меня знаешь?» Он говорит: «Да, знаю». А я начала спрашивать, как меня зовут. Вот мы сразу, либо Хранители выходили, либо связь терялась, как бы так и не сказал, как меня зовут. Ну вот то, что как бы мы встречались до этого… Я же вам скидывала, да? То, что я два раза как бы телепатически, видать, или что-то, или как-то там, как бы на сеансах была, на контактах. И он как бы говорит, что два раза мы виделись с тобой. И ещё, говорит, в будущем три раза, что мы, примерно, встретимся. Вот. Так что так. <…>
(Моисеенко) — Ген, а скажи, пожалуйста, вот ты говорил, что ты не можешь свои контакты смотреть, у тебя какая-то блокировка идёт. А можешь объяснить поподробней, что происходит?
(Харитонов) — Ничего, просто… как бы я не знаю… просто… А, именно момент, когда я пытаюсь прослушать?
(Моисеенко) — Да.
(Харитонов) — Ну я не могу так толком сказать что. Просто… я даже ощущения не могу описать. Я просто не воспринимаю и всё.
(Моисеенко) — Угу.
(Харитонов) — Как бы не воспринимаю их. Я их как бы не слышу.
(Саляева) — Вот что интересно, сейчас связь хорошая, да?
(Моисеенко) — Да. Ген, а я тебе сбрасывал как-то файл, где ты был в изменённом состоянии, в своём сознании, и рассказывал про сломанный радиоприёмник. Получается, ты как бы смог воспринять этот контакт. А когда ты выходишь на каких-то не на себя, получается, тебе тяжело воспринять, — на другого, на Хранителя, на Мабу или что-то в этом роде. Да?
(Харитонов) — Ну я не знаю. Да, наверно, да, потому что по приёмнику-то я прослушал же. Я именно слушал про приёмник.
(Моисеенко) — Угу.
(Харитонов) — Да, действительно. Вот об этом я не думал. Наверно так. Получается, где я, я могу, наверно, себя прослушать, а всё остальное, наверно, нет.
(Моисеенко) — Вот это интересный момент тоже.
(Харитонов) — Ну я к этому как бы привык.
(Моисеенко) — Ген, а ты когда… я перезагрузил Скайп, зашёл, и тебя спрашиваю, а ты говоришь, что у тебя такое ощущение, что ты растроИлся, и непонятно, где ты есть как будто бы. Как будто тебя много, т. е. ты непонятно, где находишься, в разных местах. Как будто тебя много. Ты так выразился.
(Харитонов) — Нет. Нет-нет, здесь, получается, — это я понял, — да, я это ощущение хорошо помню до сих пор. Здесь, получается, я… как бы слышу Мабу, я слышал… а ведь я ещё кого-то слышал. Я Мабу слышал, я себя слышал, только другого себя как бы…
(Моисеенко) — Ты говоришь, не закончен счёт по Мабу и по тебе.
(Харитонов) — А?
(Моисеенко) — По тебе и по Мабу не закончен счёт, ты сказал.
(Харитонов) — Да-да, наверно да. Вот поэтому я как бы одновременно ощущал… причём Мабу… я увидел его, как знаешь… мыслитель.
(Саляева) — Да, он изменился как раз тогда.
(Моисеенко) — Он прям изменился, и голос у него другой стал.
(Харитонов) — …в позе мыслителя сидел. А потом взял… как я понял, он земной шар взял… ну, именно земной шар. Не глобус, а именно как бы настоящий земной шар. И стал в него вглядываться, и искать себя там. Вот это я помню. А это было связано с твоим вопросом… А, да, ты у него спросил… А, нет, подожди, это Динара спросила: «Ты сейчас, где меня рисуешь? В пещере? На стенах? Или на бумаге?» А он бумагу… сам вопрос не это самое… ну, усмехнулся, что бумага — это ваше изобретение, и я ещё не знаю про бумагу. И он стал рассказывать, как он… его спрашивают: «Как ты догадался, что можно рисовать?» А он говорит: «А я взял, просто руки показал, что они у меня грязные в угле…» Просто, говорит, когда я взял палочку, и она меня испачкала, и я стал на руке рисовать. А потом (7 сек. тишина) её, палочкой этой. И у него получилась рука. И вот он стал руки… вот он решил нарисовать там… по-моему, старшину (старейшину) он хотел нарисовать. И вот он старался пальцы сделать так, чтобы было похоже на старшину, и обводил. А потом догадался, что можно пальцы не обводить, а можно просто сразу рисовать.
(Саляева) — Да. Как раз этого сегодня не было…
(Харитонов) — Т. е. он сперва как бы обводил, и пытался, чтобы там лошадка или кто… вот кого он там рисует, животное, чтобы они, вот по пальцам обводить. А потом догадался, что можно и так это делать.
(Саляева) — Угу, понятно. Ну вот как раз этого сегодня не было, да.
(Харитонов) — А это получается, это была вот эта связь… Блин, они «хитропопые». Они, получается, эти картины все рисуют… прям связано. Эта как раз вот эта картинка отвечает на твой… когда про чакры там речь шла: открыть, закрыть чакры.
(Саляева) — Ага.
(Харитонов) — Вот это вот тоже она как бы в этом процессе участвует. Получается, что тебя ругают за то, что ты подставляешь руку и обрисовываешь её. А руку подставляешь так, чтобы получилась нужная картинка, как это делает Мабу. А когда можно делать и без этого. Вот. Вот такая связь получается этих картинок.
(Саляева) — <…> То, что я физически представляю.
(Моисеенко) — Ген, вопрос про Землю. Я задавал вопрос про Землю?
(Харитонов) — Да. <…>
(Моисеенко) — А можешь сказать что про Землю?
(Харитонов) — Ну да, задавал.
(Моисеенко) — Говори, что там?
(Харитонов) — Ну вот когда Динара спросила: «Где ты меня рисуешь: в пещере или на бумаге?» И… он про бумагу сказал, а потом ты стал спрашивать: «Ты на Земле, или на какой другой планете находишься?» А он спросил… а причём он уже такой был, в этом состоянии как бы… в умном, скажем так. И он говорит: «Ну а вот тебя спросить: ты на Земле находишься или на другой планете? Вот как ты ответишь?»
(Моисеенко) — Да, сложный вопрос, кстати.
(Харитонов) — А ты стал: «Ну я-то знаю, что это Земля…» А он: «Но не знаешь, что это планета?» Ну как-то так получается, что, мол, вопрос такой не корректный. Потому что откуда я знаю, для меня, где я нахожусь, где я родился, там это и есть Земля. Вот. А как вот называют его другие — этого я не знаю. Ну типа того, что, может, я на Юпитере, может, я на Марсе, может, ещё где, — какая разница. Для меня она Земля и Земля. Я на ней живу и всё. А как вы другие называете — это не имеет значения. Вот так вот смысл.
(Моисеенко) — А я про другую Землю…
(Саляева) — Я теперь поняла.
(Моисеенко) — …про другой вопрос о Земле, Ген. О расшифровке Земли, как звёздное единство миров личности «Я» самого себя.
(Харитонов) — Нет, этого не было.
(Моисеенко) — Я хотел задать, и не дошла очередь.
(Саляева) — А было ли такое: я познала ли в себе Христа? И отрыла ли в себе Христа? Был такой вопрос?
(Моисеенко) — Нет, не было.
(Саляева) — Не было? Ну, в общем, я поняла. Получается, на каждом уровне вот эти тела, они между собой общаются. Вот есть вот уровни, где все они контактировали одновременно. Вот и получается, вы и слыш… у вас память, получается, сейчас вот сохранилась вот этих контактов, не только мы свами, но и другие, получается, как бы контактировали одновременно… Тела-то у нас контактируют тоже. Вот. Вы слышали…
(Харитонов) — Я понимаю, что физический диалог, — да, перебил тебя, извини! — физический диалог прекратился на этом уровне, на нашем, а внутренне он продолжался, похоже. Наверно всё-таки так.
(Саляева) — Да. Да-да-да.
(Харитонов) — Но так как это большие расстояния… Они, скорей всего, наверное, их интересует именно внутренние диалоги, наверное, которые по Скайпу не очень-то получатся. Скорее всего, может, из-за этого ворчат. Потому что вот у меня по ощущению такое вот, что связь практически… ну прерывалась, но не так как вы говорите, что вообще невозможно было. Для меня это… ну, практически то же… По количеству сбоев, то же самое, что в обычных сбоях, — были в обычных, наживую, сбои? Были?
(Моисеенко) — Угу.
(Харитонов) — То же самое, и не больше, и со Скайпом. А вы говорите, что тут связь вообще была никакая.
(Саляева) — Так они контролировали, кот контролировал. (смеётся) Котик. Молодец какой! Классный котик!
(Моисеенко) — Ген, а ты помнишь, сколько мы вопросов задали? Количество.
(Харитонов) — Ну, ничего себе, количество. Ну не знаю… Так ну Динара… не знаю… Ну, штук 30 точно, наверно, Динара задала.
(Моисеенко) — Обалдеть!
(Саляева) — 30 вопросов?
(Моисеенко) — Да она столько не задавала.
(Харитонов) — И ты штук 20, наверное. Потому что <…> долго отвечали. На Динару как-то быстро отвечали… А, нет, получилось не так. С Динарой получалось как бы диалог, что ли, они разговаривали между собой. А с тобой они как бы… вот ты задаёшь, они отвечают, и ты молчишь. Дослушиваешь до конца, и потом начинаешь… опять задаёшь вопрос.
(Моисеенко) — Да.
(Харитонов) — А вот Динара получалось как бы разговаривали они.
(Саляева) — До меня, может, потом дойдёт.
(Харитонов) — А?
(Саляева) — До меня, может, потом дойдёт, во сне там что-нибудь. Диалог какой-нибудь. Резонанс <…>.
(Харитонов) — Я имею в виду, что здесь Миша как бы до конца их слушал, а здесь, ты, Динара, как бы… ну как обычный разговор, вот этот вот идёт. Вот на полуслове так вот, раз, и продолжается уже. А Миша, он просто… это самое… ещё паузы были… Вот они ответили, причём как бы типа ожидает ещё: скажут они что или нет. И всё, понял, что они перестали говорить, он тут же начинает вопрос задавать. Но вопрос как бы к этой же теме, только вот дополнительно, что ли, к вопросу.
(Саляева) — А какие ещё вопросы задавала, помните, нет?
(Харитонов) — Да шут его знает.
(Саляева) — Если так много вопросов было…
(Моисеенко) — А шут его знает! (смеётся) А ты шута спроси, шута!
(Саляева) — Что говоришь, Миш?
(Моисеенко) — Ну Гена говорит: «А шут его знает!» А я говорю: «А ты шута спроси!»(смеётся)
(Харитонов) — Так, подождите, я слышал, ты спрашивал про какую-то женщину, к тебе приходила какая-то женщина. Ты ей должна что-то сделать, но не сделала. И теперь она на тебя держит обиду. Вот что-то такое было. Вот, мол, можно ли это как-то исправить? Вот это вот было… у тебя вопрос.
(Саляева) — У нас не было такого вопроса. Что ещё там?.. Ну а какой ответ был?
(Харитонов) — Ответ был… А я не помню ответа. А может, его и не было.
(Моисеенко) — (смеётся)
(Саляева) — А может, ещё какой-нибудь вопрос был?
(Харитонов) — Нет, был, ответ был, потому что иначе ты повторилась бы. (пауза) Нет, я не могу точно сказать, какой был ответ. (пауза) А! Подожди. (пауза) Нет, не могу сказать.
(Саляева) — Может, ещё какие вопросы имеете?
(Харитонов) — Про этот… про фиолетовый цвет. Почему мне больше нравится фиолетовый цвет, ну в смысле тебе.
(Саляева) — Ага. (пауза) Ну такого вопроса нет, но интересно. (пауза)
(Харитонов) — Нет, ну спрашивала: почему мне… я лучше всего вижу фиолетовый цвет, и мне кажется, что он мне больше подходит?
(Саляева) — Такого не было.
(Харитонов) — А они стали спрашивать: а что в вашем понятии фиолетовый цвет? Как вы воспринимаете фиолетовый цвет? За что он отвечает?
(Саляева) — Угу.
(Харитонов) — Ну вот ты стала отвечать, что он отвечает за духовность, за близость к богам, там ещё что-то про единство, вот в этом духе.
(Саляева) — Угу.
(Харитонов) — А они сказали, что фиолетовый это ближе к синему, а синий отвечает за разум, и вы пытаетесь понять всё разумом. Вот такой смысл. Но это не всегда верно.
(Моисеенко) — Ну мне показалось, что Динару пытались Хранители наставить на то, что она неправильное понятие имеет по отношению к определённым вопросам, определённым темам.
(Харитонов) — Ну, нет, я не знаю. Может быть, но у меня не было таких ощущений, потому что… Ну, в принципе, я просто был сторонний слушатель.
(Саляева) — (смеётся) Да ладно. (смеётся) А какие ещё вопросы я задала?
(Харитонов) — Ну я не помню. Если в самом начале помнил… Я так не могу сейчас сказать. Я сейчас…
(Саляева) — Нет, просто про фиолетовый цвет я не спрашивала, почему он мне нравится. Но интересно, как бы имеется в виду. Может, ещё какие-то вопросы помните?
(Харитонов) — А по-настоящему нравится?
(Саляева) — Я вообще… у меня из глаз выходит голубой цвет. Голубой и иногда синий, вот. А про фиолетовый, как бы нет, нет такого.
(Харитонов) — Ну вот они сказали… про синий упомянули так, что фиолетовый ближе к синему, а синий отвечает за разум, и вы хотите всё понять разумом. Но это не всегда верно.
(Саляева) — Ну вот поэтому они мне, наверное, и говорили про вот эти вот бутылочки, ну вот про чакры, то что я пытаюсь всё это разумом понять, хотя можно по-другому объяснить, как бы на духовном уровне. А как я объясню на духовном уровне это? И даже слова-то у нас какие, вообще физические-то. Вот. (пауза) Они сказали то, что много слов имеется, и вы можете подобрать какие-то слова. Вот. Я духовностью занимаюсь-то максимум четыре года. Откуда я что знаю? (смеётся) Я на своём языке говорю пока.
(Харитонов) — А, про бутылочки я что-то помню. (пауза) Если у вас что-то будет плохое настроение, то конечно же вы увидите, что бутылка уже почти пуста. Но если вы в прекрасном добром настроении, то увидите… вы никогда не скажете про пустоту, а скажете: «О, тут ещё целая половина есть! Пить и пить!» Вот такое было.
(Саляева) — А я хотела спросить, почему мне подсознание открыло вот эти чакры? Вот я же говорила, что рука у меня, получается, вышла духовная, и открывала каждую чакру, и в эту чакру вливалось огромное количество энергии. Вот. И пока она открывала каждую чакру, огромное количество энергии входило. И вот хотела спросить: почему, для чего это тогда делалось? Вот что мне было интересно. А они начали говорить, что я неправильно как бы объясняю, неправильно вопрос задаю. (пауза)
(Моисеенко) — А они говорят, что чем… наполовину полон, наполовину пуст, вот это всё, Динара, ты должна обдумать хорошо этот вопрос. Это даст тебе ответ вот эта тема. (пауза) Это для тебя, это тебе… тебя наставляли.
(Саляева) — Нет, но вопрос тогда: для чего открывало подсознание вот эти, получается, чакры? А как я ещё объясню — чакры не чакры, и типа для чего это делалось?
(Моисеенко) — Ну как… вот смотри, представь себе, внутри тебя… Вот смотри, Динар: внутри тебя множество сосудов, часть из них заполнена частично определёнными цветами, а часть полностью. Получается то, что у тебя полный сосуд не может наполниться ещё больше, нежели он имеет свою ёмкость. Вот они об этом говорили. Т. е. ты наполняешь только те сосуды, которые у тебя ещё не заполнены, по качествам, человеческим.
(Саляева) — Нет.
(Моисеенко) — Как нет?
(Саляева) — Ну как вот… Нет, я говорю то, что подсознание, понимаешь, душа… Это совсем… это не я, это, можно сказать, дух святой вытащил руку и открывает чакры. Вообще как бы… я насчёт чакр даже тогда… ну, не имела никакого значения, но мне это всё открыли и зашло большое количество энергии. Вот. Я тогда даже про чакры не знала. Вот. Чтобы их там, например, наполнять, не наполнять — мне как бы без разницы. И сейчас как бы без разницы. Вопрос: для чего это открыли? А вместо того чтобы ответить для чего, они начали говорить то, что я неправильно объясняю. Вот. Неправильно как бы что-то это…
(Моисеенко) — Конечно.
(Харитонов) — Ну, наверно, такое что, правильно заданный вопрос — половина ответа. Может, вот это имеется в виду, я не знаю.
(Саляева) — Вот, может быть.
(Харитонов) — Вот. Но я вот вспоминаю близко к этому тему, когда ты у Мабу спрашивала, соединился ли он, ощущает ли он соединение с богами?..
(Моисеенко) — И единство.
(Харитонов) — …Что-то такое вот.
(Саляева) — Да, было что-то такое вот.
(Харитонов) — Да. И вот он сказал, что… пока не станешь богом… А! Для того чтобы соедин… чтобы равный соединился с равным, надо стать ему равным. Т. е. пока ты не станешь богом, ты не соединишься. Вот так вот. Пока не станешь сам богом. Типа равному равное. Что-то вот так вот.
(Саляева) — Ну понятно. А я ещё спрашивала, например, если он задаст вопрос, например, Ольге как бы, услышит ли он телепатически её ответ? Вот что я ещё спрашивала.
(Харитонов) — Ну так тебе сама Ольга и ответила.
(Саляева) — Да? Ничего себе! А что она ответила?
(Харитонов) — Что и этого не было?
(Саляева) — Нет.
(Харитонов) — Ну, Мабу сказал, что передаёт привет, и ты очень сейчас похожа на Геру.
(Саляева) — Да? (смеётся) Ну а дальше что?
(Харитонов) — Нет, на того Геру, молодого Геру, не на этого сейчас, нет. Она этого-то не знает.
(Саляева) — Ну какая разница? (смеётся)
(Харитонов) — Вот прям тот же. И то же и Мабу сказал, что вот… Но он не называл её Ольгой. Дело в том, что с именами здесь надо всё-таки осторожней.
(Саляева) — Угу.
(Харитонов) — Единственное имя, которое он знал, это Петя, потому что это имя было не настоящее, ложное. Это ему Гера Петей назвался. Вот. Он никогда никого по имени не называл. И он единственное, что вот это «Петя», потому что оно не настоящее имя, и всё. Поэтому здесь с именами осторожнее, потому что, по-моему, в их племенах…
(Саляева) — Нет, мы не спрашивали, мы не говорили про имена. Я сказала про женщину, говорю, ты женщину, это… если ты задашь вопрос той женщине…
(Моисеенко) — Нет-нет-нет, было про имена, было. Они говорили: «Ну вы что, не можете без имён?» Ты спрашивала: «Ну кто это? Кто это?» А они: «Ну что, вы не можете без имён, вообще?»
(Саляева) — Нет, это другая тема. Нет, это уже другое. А тут про Ольгу как бы, про то, что… например, если Мабу задаст телепатически вопрос, например, женщине, — я сказала, той женщине, — то она должна как бы ответить мысленно. То, что он думает, как бы сказал то, что она ушла и всё вроде бы как… ну потерялась связь с ней. А я сказала то, что он всегда может с ней как бы держать связь. Если, например, задаст вопрос, а она ответит ему.
(Харитонов) — Нет, он не так сказал, это я хорошо помню. Он сказал, что… он её даже проводил в последний путь. Проводил, и ты спросила: может общаться с Ольгой, нет?.. Он говорит: «Я даже проводил её в последний путь». Т. е. типа, я никогда её это… ну, в смысле, не в последний, а в другой мир. Он сказал: «Я проводил её в другой мир». Вот. Т. е. это как бы он сказал, что, мол, не пропадала связь. Вот так получается.
(Саляева) — А, вот то, что он слышит её, да?
(Харитонов) — Ну, наверно, да. Потому что он когда-то спросил про это, а он говорит: «Я даже проводил её в другой мир».
(Саляева) — А то такое ощущение было, как будто он… ну, как бы… ну, проводил её, и как будто расстался с ней уже навсегда, и всё, вот так вот. И как бы переживает насчёт этого.
(Моисеенко) — (шёпотом) извиняюсь, тяжело просто держать камеру долго, поэтому ёрзаю.
(Харитонов) — Нет, ну, расстаться, наверно, может быть, правда расстались, а общаться-то общаются, может быть. Ну я не знаю, у меня не было такого ощущения. Хотя я Мабу… В принципе, может быть, она опять… Ну я не знаю вообще-то. Он довольно-то такой «хитропопый», этот Мабу. Он очень умный мужик, надо сказать. И я не знаю… вот… А кстати, а как он разговаривал с вами? Так же ломающимся голосом, ребячьим?
(Моисеенко) — Нет, он изменил голос.
(Саляева) — Сначала, да, он таким ребячьим голосом, а потом, когда мы попросили у него прощения, Миша сказал, чтобы он изменил свою маску. Он как резко начал сразу же отвечать, такой, как взрослый мужчина, такой серьёзный: «Это вы меня там дураком считали!» Сразу так начал разговаривать серьёзно.
(Моисеенко) — Нет, подожди, Динар. Хранители вклинились и попросили дать счёт, чтобы Мабу другим стал — от тридцати… От скольки они там попросили дать? Три цифры. И мы с Мабу считали вместе. Помнишь?
(Саляева) — Это мы уже потом, попозже уже.
(Моисеенко) — Нет, подожди. Мы считали, а потом Мабу стал другим. Разве не так было?
(Саляева) — Нет, сначала Мабу стал резко другим, а потом, значит, я у него спросила… ну какой-то вопрос задала, и он потерялся, и… нет, даже не потерялся, а вот Хранители сразу вышли и сказали: пусть он вот такой-то и такой-то счёт даст… скажет, значит. Ну, там с 23-ёх там, по-моему, до 21-ого скажет. И потом сразу так, гоп, и ушли. Мабу вышел, и мы попросили дать счёт, по-моему.
(Харитонов) — Ну вот про краски, про маски я помню этот момент, когда Миша сказал, что вот эти маски… Вот. А он такой подошёл как бы к стене… Вот. А… не зеркало, а именно стена. Вот. И он взял, нарисовал себя, пригляделся, и такой смотрит… ну, типа как бы мы в зеркало смотрели бы себя, — а это он смотрит на рисунок. Нарисовал себя, смотрит в рисунок, так пощупал, и он такой удивлённый: «Какая маска? У меня нет никаких масок!» И он, по-моему, это даже произнёс, что у меня нет этих масок. Причём довольно-таки возбуждённо.
(Саляева) — Наверное, всё-таки он как ребёнок вышел. Мы сказали ему, чтобы он прочитал вот эти вот цифры вместе с нами, а потом что-то там ещё вроде бы он сказал. И потом мы попросили его сменить маску, и тогда, по-моему, он резко изменился. Что-то такое вот. Может быть, вот так вот это было?
(Харитонов) — Ну, нет, здесь я не могу сказать, потому что я как бы постоянно видел его…
(Саляева) — Может, Миша что-нибудь?..
(Моисеенко) — Динар, потом на записи посмотрим что.
(Саляева) — Ну. А вот сейчас почему-то связь… (связь пропадает)
(Харитонов) — Единственное, когда я его видел злым, — когда он рассказывал про старейшину…
(Саляева) — Не было такого.
(Харитонов) — …Как старейшина… Не было?
(Саляева) — А что он рассказывал?
(Харитонов) — Ну, когда он маленький был… вот он рассказывал, когда он был маленький, то он у старейши… залез старейшины… Ну вот, типа, вот этот трон, или что там у них было?.. Залез, и… ну просто ещё даже ползать толком… ползал тогда, и он залез. И этот его, разгневанный, его оттуда вышвырнул. Оттуда, мол, это… ну, как его… А одна из жён старейшины подошла к этому, к Мабу, к этому ребёнку, и такое вот прям, как змея прошипела ему. Типа такого вот… ну вот как с нашим переводом было бы так: «Знай своё место, щенок!» А он такой вот… он не понял, что такого, куда он не туда залез-то, непонятно. Вот. И потом… А тут подошла, значит… получается, подошла его мать, забрала его, и этой жене, мол, говорит: «Он маленький — что ты хочешь?» А та говорит: «Это он сейчас маленький, а потом вырастет». Ну вот что-то как-то вот так получается, что, типа, мол намёк, что он займёт место старейшины. Но Мабу место старейшины не занял. Он сразу, в монахи его… ну да, монахом стал, грубо говоря. А вот старейшины не занимал место, кстати.
(Саляева) — А вот ещё вопрос такой. Вы же их как бы, получается, с ним прощались, он же умер, Мабу. А от чего он умер-то тогда?
(Харитонов) — Ну берки же его растерзали, в прямом смысле.
(Саляева) — А то я думала, что, может, будущее изменилось у него. Понятно.
(Харитонов) — Нет. Его растерзали и съели, считая, что при пере… его возможности, всё им перейдёт. Вот этот обычай у них так и остался сейчас. Вот в Африке сейчас же есть племена людоедов, вот это вот и осталось. Как бы корни вот эти вот идут оттуда. Что вот, когда они того же Мабу растерзали, они захотели получить его знания, его силы, и поэтому они его как бы съели, вожди этого племени.
(Саляева) — Угу.
(Харитонов) — Вот так погиб. И причём, как я понимаю, он уже знал об этом, раз он… вот он про одиннадцать лет, вот это вот… через одиннадцать лет они придут.
(Саляева) — Да, он уже видел, похоже, всё это. Очень печальный был. И он сказал, твоя информация, типа вот Мишина, под вопросом, — не поможет ему с берками в дальнейшем. (пауза) А вот сейчас вот почему-то связь хорошая, да? Не теряется.
(Моисеенко) — Я сейчас провожу эксперимент: я записываю Скайп на смартфоне, на другой смартфон, и если нормальная запись будет, то можно, в принципе, и так попробовать.
(Саляева) — Ну. (пауза) Ну вот когда я с Женей проводила, вот у него просто связь хорошая была, и всё было хорошо. Ни разу ничего не пропадало, ни разу ничего такого не было. И по два часа записывали, и по три часа, и всё хорошо как бы. И его высшие не ворчали, ничего. (смеётся) Зато Хранители не выходили, а кто-то другой. Вот. Так что… Ну это просто связь плохая. (пауза) А ехать далеко до вас, до Волжского.
(Харитонов) — Интересно, а, может быть, это связано, что это сеансы? Может, в сеансе происходят там какие-то энергии, что глушит что-то?
(Саляева) — Нет, это просто посторонний фон.
(Моисеенко) — Нет-нет, получалось, что только звук пропадал, Ген, с твоей стороны.
(Саляева) — Да, это от Мегафона у вас что-то. Надо вот проводной именно… провод… ну, протягивать. Вот тогда будет хорошая связь.
(Харитонов) — Нет. Вот сейчас тот же Мегафон, а ничего нигде не пропадает…
(Моисеенко) — Да.
(Харитонов) — …и сколько уже разговариваем.
(Моисеенко) — А может, просто эту информацию мы не должны услышать были, которая там была?
(Саляева) — Нет-нет. Нет, всё равно немножко обрывки слышно как бы. Просто, наверное, потому что телефон постоянно туда-сюда, ну, держите. И, может быть, как бы… ну фоновый режим или как он там называется этот режим… постоянно включён. А там, видать, постоянно как бы он стоит… ещё и как бы связь начинает теряться, или ещё какое…
(Моисеенко) — Нет. Это явно выпадал канал. Канал выпадал односторонний.
(Саляева) — Ну это, я думаю, Миш, с Мегафоном связано. Потому что у меня вот тоже был и Билайн такой вот и Мегафон был, — потом я переключилась на Мегафон. Толку не было никакого. И трафик там быстро заканчивался. Я потом проводной сделала провод, и замечательно вообще.
(Моисеенко) — Ну это всё субъективно: где-то Мегафон хорошо, где-то МТС, где-то Билайн, — это всё субъективно.
(Саляева) — Ну и вот, значит. (пауза) Я просто по своему опыту говорю, что я и Билайн сменила, у меня ещё и МТС где-то, ну вот, типа поиска <…>, который. Был у меня, получается, Билайн, МТС и Мегафон последнее было. Потом я уже психанула, и уже провод провела. И нормально.
(Харитонов) — Нет, ну, я когда в городе жил, у меня там «StarNet» был, — никаких проблем не было со связью. А сейчас-то я в деревне, у нас сейчас Ростелеком как бы тянут, но когда он будет… И всё равно его не хвалят.
(Саляева) — Он просто, наверное, подороже платить там. Там же разные скорости есть.
(Моисеенко) — Нет, Гена говорит: его не хвалят. Типа, он не очень. Да?
(Саляева) — Ну я поняла.
(Харитонов) — Ну да, да. (пауза) Там ещё DSL был, модем. И получается как бы телефонная линия… И вот специальный модем DSL. Поэтому всё равно там скорости вряд ли будут большие. По телефонной линии скорости сильно не пропустят. Может, единственное, что устойчивость будет по надёжнее и всё.
(Моисеенко) — Нет, вот у меня, у мамы дома нормально работает, устойчиво. И они ещё и телевидение пропихивают через этот канал, и интернет.
(Саляева) — Да, там в (…ском) районе, там тоже вот этот вот… телефонную связь… ну, телефонный провод тоже там, и нормально вроде бы, и по Скайпу разговаривать, и всё. Тоже там фильмы качают, смотрят, и в онлайн тоже. Вот.
(Харитонов) — Ну вот он будет если… Ростелеком появится здесь, то, в принципе, я, наверное, попробую подключиться на него.
(Саляева) — А так, значит, ничего, да? Ну вот, может, у Миши есть эти… свои вопросы задавать. Жаль у меня вот почти ни одного вопроса… Я ни один вопрос не смогла задать, да. Так-то получается.
(Харитонов) — <…> …такого вот ощущения, полноценного, нет всё равно. Причём это уже три подряд. Вот, что тогда был с москвичами… ну, с тобой, Миш, тогда был… помнишь, с Сергеем, с Володей было?
(Моисеенко) — Да.
(Харитонов) — Вот первый… так более-менее я ощущал, что такого контакта. Второй там получился… в общем, не хороший, там получилось.
(Саляева) — Угу.
(Харитонов) — Там как бы были закрыты двери…
(Моисеенко) — Покрашенные, да?
(Харитонов) — «Войди туда… зайди туда!» И получается, я туда зашёл, а мне что-то сказали, понять, что нечего… если дверь закрыта, нечего ломиться. Вот, и вышел потом оттуда. Довольно-то неприятно, такое. Я долго себя чувствовал… Ну и вот этот вот…
(Саляева) — Нам краски… даже вот вначале ответили краски. Они говорят: выбирайте, кто, кого вы хотите слышать. Ну просто связь была плохая, из-за этого. А так они говорили: какие вы хотите слышать краски, там ещё что-то.
(Моисеенко) — Ген, скажи, пожалуйста, Гена, а вот я тебе задавал вопрос, я хотел спросить, но у меня не хватило очереди, видать, по поводу твоего состояния от контакта, когда ты на стульях лежал. Тяжёлое состояние, с чем было связано? Я хотел спросить, был ли этот вопрос у тебя в сознании где-то параллельно?
(Харитонов) — Ну конкретно про стулья ты не спрашивал, а спрашивал про состояние Переводчика…
(Моисеенко) — Да.
(Харитонов) — …во время этих контактов и после контактов. Такое-то общее было. Не конкретно про стулья.
(Моисеенко) — Угу.
(Харитонов) — И там сказали, что энергия отдаётся, но, к сожалению, Переводчик не хочет её пополнять, не хочет. Вот я хорошо помню, что не хочет её пополнять.
(Моисеенко) — Угу. Ген, почему ты не хочешь её пополнять?
(Харитонов) — В смысле, не хочет… По-моему, ты, Динара, что ли, спросила, почему не хочет: как бы ему объяснить, что это надо для здоровья, иначе так можно потерять здоровье.
(Саляева) — Угу.
(Харитонов) — А здесь произошёл вот как… Вот этот сбой я помню. Вот произошёл сбой.
(Саляева) — Здесь, наверно, как раз насчёт души и было.
(Харитонов) — Ну, может быть, да.
(Саляева) — Вот. К душе относилось. Ну видите, получается, вы не хотите как бы пополнять. (смеётся) Что-то не хотите, где-то что-то.
(Харитонов) — Ну вот ответ я не услышал, почему не хочу. Ну вот именно, по-моему, было произнесено слово… слово именно «не хочет», а не «не может».
(Саляева) — Да, потому что это…
(Моисеенко) — Ген, может, тебе надо захотеть, а?
(Харитонов) — Что сделать?
(Моисеенко) — Захотеть пополнять.
(Харитонов) — А что захотеть-то?
(Саляева) — Чакры пополнить энергией. (смеётся) Это я на своём языке говорю.
(Харитонов) — Нет. Здесь знаете, здесь, скорее всего так вот. А дело в том, что на одном из сеансов, как бы… это кто, Ольга Васильева спросила про мою дальнейшую судьбу, и они… не мою, а вообще про судьбу, просто про судьбу. И вот они, такой как бы вот такой рассказ рассказали, что вот длинная дорога, и мол… вот идёт путь по этой дороге, и естественно он сперва, пока он делает первые шаги, он бежит такой радостный, счастливый, он даже не видит, как останавливается через каждый метр, оглядывается, рассматривает. Причём родители в это время ведут его как бы куда-то, к самостоятельной жизни за руку. И он за ними не успевает, и он такой как бы старается бежать. Они сделали один шаг, а он делает их пять шагов. Потому что у него шажки-то маленькие.
(Саляева) — Угу.
(Харитонов) — И вот он всё время везде хочет всё поглядеть, посмотреть, разглядеть всё. А родители вперёд-вперёд тянут его, вперёд. Побыстрей, мол, к взрослой жизни, как говорится. И он везде пытается поглядеть. Вот. Он понимает, что отстаёт, и родители его всё больше и больше начинают ругать, что, мол, таким вот дурнем и останешься, если не будешь то-то делать: это не будешь делать, этому не научишься — будешь балбесом, все будут над тобой смеяться. Вот такое вот. А на обочине стоят цыгане… потому что родители: «Цыгане тебя украдут». Ну вот пока маленький. И вот они стоят, и вот он как будто боится подходить, а всё равно ему страшно, но он всё равно пытается этих цыган разглядеть, побороть этот страх. Вот. А родители всё спешат, мол, давай, а то дураком останешься, ничему не научишься, и в этом духе. И он, получается… он видит, что всё больше и больше отстаёт, потому что он тут цветочек понюхает, то ещё букашку разглядит, там ещё что-то такое вот. Ему всё интересно. Вот он облака там видит: то верблюды плывут там, то слоны, то пароходы там, вот это вот, такое вот. А тут родители ему: «Бегом, бегом!» И он видит, что отстаёт, всё больше и больше отстаёт. И он тогда начинает прибавлять шагу, и ему уже… начинает… не все картинки разглядывает, тут же какие-то пропускает, но всё равно его что-то интересует. Вот. И в итоге он, получается, потом всё меньше и меньше его интересует эти картинки. А тут ещё и родители ему: «Тебе это не надо!» Т. е. вот это вот. И он такой: «А мне это не надо. Мне сказали, что этого не надо, не надо». И он как бы очень многое проскакивает, не замечает. Ну, поняли. Продвигается. И это вот родители… и вот, такое вот… а они подводят тебя… А причём с тобой куча друзей идут. Причём этих друзей видишь только ты — родители их не видят. Вот. И эти друзья… то один отойдёт от тебя, то другой. Потому что как бы… И ты очень быстро начинаешь про них забывать, про этих друзей. Т. е. ты теряешь вот эти вот, я так понимаю, чувства, какие-то теряешь, наверное. Пока ты маленький был, взрослеешь, и ты теряешь эти чувства. И вот, потом такой столб, а на нём, значит, восемнадцать… написано: «Восемнадцать лет». И вот ты подходишь… А, вру, вру-вру! Ты подходишь к столбу, «Одиннадцать лет» написано, одиннадцать лет. Вот. Т. е. ты перешагиваешь, и тебе уже двенадцатый. Вот. И, получается, на этой дороге стало гораздо меньше предметов, это которые тебе… т. е. она более пустынная становится, дорога. Но всё равно ещё много предметов на этой дороге. Вот. А потом, где-то вот под восемнадцать лет… А, восемнадцать! да, в восемнадцать лет дорога практически почти пустая. А если какие-то люди и стоят, ты к ним походишь: «Здравствуй, здравствуй!» — поздороваешься, познакомишься, и тут же пошёл, и тут же про них забыл. Вот. А кто-то ещё остаётся с тобой. Вот. Но всё меньше и меньше народу с тобой остаётся. И вот ты идёшь вот так вот до самой старости. И здесь Васильева спросила: «А наши Ангелы-Хранители, которые стерегут нас на этой дороге жизни, где они? Они тоже уходят?» А они говорят: «Нет, они никогда от вас не уйдут. Они, в отличие от вас, не умеют бросать, они не умеют обижаться, — в этом духе. — Просто вы их не замечаете». И тут же <…>. Я наверно слишком много говорю, да?
(Саляева) — Нет, мы слушаем.
(Харитонов) — Такая аналогия идёт, что вот мы собираемся в поход. Такое вот как бы про Ангелов-Хранителей, собираемся в поход. И вот такой вот огромный рюкзак, он там раз в десять больше меня самого, там всё подряд на всякий случай: вдруг это пригодится, а вдруг это пригодится. Т. е. вот это вот, получается, накопление знаний, если вот так перевести. Накапливаем знания, «а вдруг пригодятся». И вот мы с этим огромным рюкзаком начинаем идти, а он-то нас давит: там дорога не та, там ещё что-то. Ну, такое вот, начинаем выбирать. Вот. И мы идём по дороге… а дорога вся такая вот, довольно-то каменистая, — не асфальт. И вот по этой дороге идём — то кочка, то яма, всё время спотыкаемся что-то. И из этого рюкзака начинает что-то выпадать. Вот споткнулись, упали, рюкзак подняли, а что-то мы оставили. Т. е. мы в каком-то знании, как я понял, разуверились. Вот. И поэтому оставили это знание. И плюс ещё начинаем проходить через какие-то кусты, — а они довольно-то такие кусты, густые, — мы постоянно стараемся протиснуться, и очень много вещей застревает на этих кустах. И вот получается, что как бы это Ангелы-Хранители у нас отбирают лишнее у нас, — отбирают лишнее, чтобы нам легче было идти. И в итоге мы, получается, мы идём уже… рюкзак уже пустой… Вот. Но мы сами как-то вот возмужали. Т. е. вещи, которые были, они к нам не попали внутрь. Ну вот такое ощущение, что мы возмужали, а хотя рюкзак уже практически худой совсем. И в итоге наступает такой момент, когда мы берём и смотрим на этот пустой рюкзак, и думаем: а что мы его тащим-то, если у меня всё есть уже? Зачем мне всё это нужно, если у меня всё это есть уже? И такой, налегке идёшь такой. И тогда, когда ты идёшь налегке, и вдруг ты видишь, что рядом с тобой идут… кто-то идёт. И ты вдруг понимаешь, что это и есть Ангелы-Хранители, которые всегда были с тобой. Вот ты их не замечал, потому что ты был занят этим рюкзаком. Вот такое вот было, прям чётко. Ну я просто…
(Саляева) — Это было в контакте?
(Харитонов) — Это было в контакте, это было записано на кассете. Но это было, довольно-то, литературно. Это я сейчас как будто вот рассказал, а они умеют говорить красиво, иногда. И они…
(Саляева) — Хранители, скорее всего.
(Харитонов) — И они вот очень красиво было всё сказано… Вот. Эта кассета была у Ольги… но, по-моему, Гер… А, Геры не было, но Ольга давала ему эту кассету. Давала, да, давала: он переписывал.
(Саляева) — А это помните, вопрос я задала? Мабу, значит, то, что… главное, как бы сказала ему, главное — чувство. А он сказал: «Нет, главное это не только чувство» — там ещё что-то. Помните?
(Харитонов) — Главное — доверие.
(Саляева) — Доверие?
(Харитонов) — Да, доверие. Главное — доверие. Но я не знаю, какая там подоплёка была вопроса. Я помню, что было: главное — доверие, а не чувство. Да, это я помню. Главное — доверие, потому что, если вы не доверяете друг другу, то только одни голые чувства и останутся. А если чувство будет — вы не будете контролировать, и будете или слишком любвеобильны, или ненавистны. Вот это он говорил, да.
(Саляева) — Ну, такого он… не знаю, не помню.
(Моисеенко) — Ген, а ты помнишь, когда в первый раз, вот сейчас, вошёл в контакт, у нас связь оборвалась, мы переустановили Скайп, и ты такой очухался, и давай давление мерить. А я говорю: «А как ты вышел?» А ты говоришь: я очнулся, и у тебя руки на верху, и кот…
(Харитонов) — 86 на 53, пульс тоже 53.
(Моисеенко) — Т. е. нормальное давление.
(Харитонов) — Нет, маленькое давление.
(Моисеенко) — Маленькое? Угу.
(Харитонов) — 120 на 80 должно быть.
(Саляева) — Ну вы так испугались, да, вроде как. Голова кружилась.
(Харитонов) — Просто это… Ну да… да я давно уже так. Чего там говорить.
(Саляева) — (смеётся) Испугались, и сразу начали мерить давление. Нет, ну действительно, как бы хуже не стало. Посмотрим. Обычно на второй день плохо становится после контактов.
(Харитонов) — Нет, почему, — и сразу может быть. Нет, боязни у меня такой нет, потому что, во-первых, я доверяю. А во-вторых, меня только три человека в этом мире держит, в принципе. Поэтому я только за них переживаю.
(Моисеенко) — Угу.
(Саляева) — Вот я про дух смерти хотела спросить, который ко мне вот… ну, ко мне направили, чтобы я умерла. Вот я тоже хотела задать вопрос. Не задавала там, никакого такого вопроса?
(Харитонов) — Нет, не было. Я бы, наверно, запомнил.
(Саляева) — Про перерождение, вот это вот. Ничего такого не было, да? Столько вопросов я задала, и всё не по теме. (смеётся)
(Харитонов) — Какую-то женщину… что-то должна, но не выполнила, и женщина теперь держит обиду, а муж жалеет исправить. Вот это вот.
(Саляева) — А, может быть… Такой случай у меня один раз, короче, был: получается, одна женщина раком болела, и я ей постоянно как бы говорила: «Давайте я…» Ну я не знала её вообще. Через сына, сын как бы хотел её исцелить. Я говорю: «Давайте, бесплатно исцелю!» А она сначала вроде бы соглашалась, а потом в больницу легла, там ещё что-то. А потом мне пишет её сын, что… даже не её сын, а его друг пишет, друг сына, что вот она уже лежит как бы никакая там. Динара может помочь или нет? Я говорю: «Давай попробуем. Ты главное, чтобы она согласилась». Там как бы он начал её упрашивать, и сын её тоже начал упрашивать. А она отказалась напрочь, говорит: «Нет, не надо мне это, не надо». И потом, значит, в какой-то определённый день, она ко мне пришла во сне… ну как пришла… звонок, телефонный звонок. Я взяла трубку, и она начала меня просить, чтобы я её исцелила. Вот. Она прям так сильно просила, говорит: «Я тебе деньги заплачу. Пожалуйста, исцели меня хоть как-то, хоть как-нибудь». А я в том состоянии, в общем, да, конечно говорю: «Да, я тебя исцелю, исцелю. Я помогу тебе». Потом проснулась, значит, и спрашиваю, говорю: вот мне как бы мать ваша приснилась, — туда-сюда. А они мне говорят, она уже третий день как умерла, в общем. И я потом вот так вот думала: я пообещала, получается, мёртвому человеку, и как-то не знаю даже. Может быть, насчёт этого.
(Харитонов) — Ну, может быть, исцелить, имеется в виду, необязательно, теперь в данном случае от рака, а как бы помолиться за неё, может быть, как-то. Или, может, вы поругались, и простить, — я не знаю там.
(Саляева) — Нет, нет. Я её даже не знала.
(Харитонов) — Ну я думаю, что в этом, в каком-то духовном смысле теперь уже, а не физически рак вылечивать. Она же к вам всё-таки уже умершая пришла тебя просить вылечить. Тут, скорее всего, наверное, от чего-то уже другого, от духовного, наверное.
(Саляева) — Не знаю, а вот мне показалось то, что имеется в виду… Я-то её вообще не знала, даже с ней ни разу не переписывалась, ничего. Мне показалось что, может быть, она попала в тот мир, увидела то, что там как бы не слишком хорошо. И до конца не осознала, может быть, и как бы начала просить, чтобы обратно вернуться, что-то такое. Может быть, в этом смысле?
(Харитонов) — Ну, может быть. Нет, я здесь не могу сказать, потому что я не помню их ответа. Или, может, и не было этого ответа.
(Моисеенко) — Ген, скажи, пожалуйста, Гена. Вот когда мы сейчас вели сеанс, я больше всего переживал, что когда выпадала связь, я перезванивал, и не мог дозвониться со стационарного компьютера, Скайпа, на твой Скайп. Автоподнятия трубки не происходило. Т. е. я по десять раз перезванивал, и у меня уже начинало беспокойство, а как же ты там в состоянии своём глубинном, и останешься, — как же тебе помочь? И Динара тут тоже запереживала… В общем, вот этот вопрос меня волновал, как это будет происходить. Собственно говоря, перед началом сеанса тебе тоже мы об этом говорили. Всё-таки как бы вот этот понять момент, в плане безопасности. Можешь подсказать?
(Саляева) — Ну обычно, вот я как думаю, вот они просто ушли, руки упали, и всё, и как бы, и через сон он, получается, проснулся.
(Моисеенко) — Так, Ген?
(Саляева) — Потому что, вот как в последнем сеансе, они же просто резко ушли, и руки упали, и всё. Правильно?
(Харитонов) — Ну, будем надеяться. (Обрыв.)
(Харитонов) — «…и вы можете считать до четырёх». А он сказал, что вы забыли, что я сейчас не такой глупый. Вот.
(Моисеенко) — Угу.
(Саляева) — А ты спрашивал, Миша?
(Моисеенко) — А… не помню. По-моему, нет.
(Харитонов) — Ну не знаю, там вот когда это самое… Мабу сказал, что вас сейчас четверо… А нас четверо, да?
(Моисеенко) — А, про четверо. Я ещё так подумал: а кто четвёртый-то? Кот, что ли?
(Харитонов) — Ну, кот. Ну вот он сказал: вас четверо. А ты спросил: «Ну, значит, у тебя четыре жены? Раз ты знаешь… до четырёх умеешь считать — значит, у тебя четыре жены». А он, Мабу говорит: «А вы забыли, что я сейчас не такой глупый?» Как-то в этом роде.
(Моисеенко) — Да-да-да, он так сказал, да-да, было дело.
(Саляева) — А, ну ты видишь, ты без меня там общался с Мабу ещё, наверно.
(Моисеенко) — Угу.
(Саляева) — Ясно. Ну обычно после двух сеансов, как бы у вас после двух контактов, на следующий день, по-моему, голова болела. Вот. Посмотрим, как завтра у вас будет.
(Харитонов) — Нет, если честно, голова не болит. Чему там болеть? Кость она и есть кость. Ревматизм мозга, если только.
(Саляева) — Ну давление было, или что-то.
(Харитонов) — Нет. Здесь просто контакт. Дело в том, что когда хороший контакт, после него нет каких-то последствий. Это если что-то неудачный какой-то контакт, то да, есть последствия. Вот когда Миша проводил, когда Миша присутствовал на первом контакте с москвичами, как сейчас говорят, — был нормальный контакт, я очень бодро себя чувствовал. Такое ощущение, такое… может, правда энергией запитался какой-то, потому что я очень бодро себя чувствовал. Такое весёлое прекрасное настроение. А вот когда в этот же вечер мы повторили контакт — он получился очень неудачным. Я… для меня очень тяжело всегда.
(Моисеенко) — Без меня: я уехал тогда. На самолёте улетел.
(Харитонов) — Да-да, когда ты уже уехал, да-да-да. И то это было связано, в принципе, с тем, что меня попросили вломиться в эти двери. Вот. Как бы дверь… там шёл ремонт… И я понимаю так, что вот красятся двери… т. е. каждая дверь — это, значит, какой-то мир, в который я мог бы попасть. И вот сейчас наводится такой марафет, как бы вот создаётся сейчас атмосфера для новых контактов. Вот. Но пока не надо было туда входить, потому что мало того, что там покрашено, там написано «Окрашено…», и там было это самое… «Не входить!» Ну меня попросили, мол, а ты всё равно зайди. И я туда зашёл, и меня оттуда вышвырнули, типа… ну, принцип такой, что всему своё время, не надо лезть. Вот. А здесь я напролом полез. И из-за этого, скорее всего, получилось так, что вот… А следующий контакт был уже с Герой на стульях. И вот Хранители, видно, вот это вот как выкинули меня оттуда, что я вломился, — и вот Хранители решили взять в свои руки, скажем так. И вот на… и ввели… ну, не пустили никого уже на следующем контакте. Вот. А на этом контакте, — почему у нас сейчас всё это получилось, — у меня вот такое ощущение, что вот именно они сейчас пошли именно на то, чтобы просто показать, что Скайп это дело не серьёзное. Вот я так подумал.
(Саляева) — Ну они могли бы просто не выйти. Они могли бы…
(Моисеенко) — Да-да-да, я помню. Они ещё такие говорят…
(Харитонов) — Но тогда было бы непонятно. А это пример был бы: огонь — это горячо, ребёнку объясняешь, но он всё равно не поймёт, пока не обожжётся. Вот, наверно, по этому принципу. Ну, во всяком случае, у меня вот такое ощущение было. Вот начальное ощущение, когда только вот начали подниматься руки, было такое ощущение, вот именно, что вот по принципу, мол, ну ладно, посмотрите что из этого выйдет. Именно «не поглядим», а «посмотрите», что из этого выйдет. Вот как-то вот так вот… было ощущение, но оно потом прошло, правда, конечно.
(Саляева) — Ну мне наоборот каза… Если бы этот сеанс не получился бы, то вообще тогда можно и даже не надеяться было бы на следующий сеанс по Скайпу, если даже интернет будет хороший, к примеру. А вот так вот хоть что-то получилось как бы?.. Вдруг когда-нибудь у вас будет там хороший интернет, можно будет попробовать. А так вот конечно. Вот. И вы очень быстро прям входите в изменённое состояние. Пять минут, наверное, там… Первый раз десять минут, а второй раз у вас так быстро руки поднялись, ну, не знаю, пять минут, наверное, максимум. Прям быстро, вообще, входите в это состояние.
(Харитонов) — Ну я пробовал как-то… ставил магнитофон, и пробовал типа сам, без никого.
(Саляева) — Нет, так не получится. Хотя бы кота возьмите с собой. (смеётся)
(Харитонов) — Ну да. Ну, дело в том, что… А, ну они, по-моему, так и сказали, что, по-моему… Было это нет?.. Ну, что типа у кота нет к нам вопросов. Вот типа что-то такое они сказали. Конечно про кота говорили.
(Моисеенко) — Да-да, что-то говорили такое.
(Саляева) — Да, но вот почему они не видели, не увидели ни меня… даже в свете не увидели?.. Вы тоже не видели нас в цвете? Обычно же видите как бы, кто как вот в цвете: у кого как бы пятна там или какие-то там…
(Харитонов) — Нет, почему, я вот сейчас скажу. Скажем так, в первый раз я видел Мишу как гвоздь… такой старенький гвоздь.
(Моисеенко) — Ржавый.
(Саляева) — Ну, может, серый, с красками.
(Харитонов) — Ну не совсем ржавый. Чуть-чуть такой, с чуть-чуть ржавчиной такой гвоздь, да. Такой, потёртый гвоздь, скажем так. И тебя, Динара, как… скорее всего даже не кукла, а скорее всего пупсик, наверное.
(Саляева) — Пупсик?
(Харитонов) — Пупсик: что-то такие, да, маленькие пупсики, куколки. Ну очень и очень розовые. Т. е. очень такой яркого цвета, такой не естественный цвет.
(Саляева) — Розовый пупсик?
(Харитонов) — Розовый, да.
(Саляева) — Ну розовый — это хорошо. Розовый — это цвет любви, вроде как считается, да?
(Харитонов) — Наверное.
(Саляева) — А серый — это плохо, кстати.
(Харитонов) — Вот. И Алиску тоже я видел.
(Саляева) — Я? Оливкового?
(Моисеенко) — Нет, Алиску видел.
(Харитонов) — Нет, Алису. Лису.
(Саляева) — Алису оливкового?
(Моисеенко) — Нет, Алису видел, говорит.
(Саляева) — Даже Алису видели, да?
(Харитонов) — Видел, да.
(Саляева) — А Мабу же что-то сказал, он сказал, что дочь ваша не спит, что ли. А она как раз проснулась, и он говорит: «А дочь ваша не спит». Вот. Он узнал.
(Харитонов) — Да, наверно, я тот момент и видел тогда через Мабу.
(Саляева) — А потом какой видели?
(Харитонов) — А потом видел Мишу почему-то в шортах, в такой вот майке, в такой вот жёлтой майке. А я не помню, символ жёлтой майки что-то обозначает. Какой-то есть символ. Вот я не помню что это.
(Саляева) — Жёлтый цвет просто у него больше.
(Харитонов) — Жёлтая майка и в шортах, почему-то в шортах в таких вот. А, джинсы… вот что-то, значит, такое, в джинсовых шортах. Вот Мишу увидел. И толстым.
(Саляева) — И толстого?
(Харитонов) — Толстого. (смеётся)
(Моисеенко) — Нет, я худой ещё пока.
(Саляева) — Ну а вдруг получается… жёлтый цвет же он получается, как третья чакра. Там как раз же чакра живота, правильно? Вот. И поэтому, видимо, вопрос, как связано.
(Харитонов) — Нет, жёлтая майка, жёлтый цвет — это символ чего-то. Вот я не помню, я… чётко… У меня на слуху вот этот вот «жёлтая майка», «жёлтая майка», вот этот вот… Или в наших годах она как-то обозначалась.
(Саляева) — Ну а толстый, вот почему тогда? Толстый, мне кажется, связан как раз с жёлтым цветом.
(Харитонов) — Ну не знаю, я просто вот как видел. Вот.
(Саляева) — А меня Вы там как?
(Харитонов) — Лысой.
(Саляева) — Меня лысой?
(Харитонов) — Лысой, да.
(Саляева) — Я лысая сидела?
(Харитонов) — Но это вот я через Мабу, наверное, всё это увидел. (пауза) А, вспомнил! Я вспомнил, как я это видел: он нарисовал тебя…
(Саляева) — Ага.
(Харитонов) — А потом, значит, если нарисовать траву, будет не красивая. А если траву не нарисовать, то будет красивая, но тогда будет не настоящая. И он всё-таки нарисовал траву. Вот. Вот так.
(Саляева) — (смеётся) Всё-таки он нарисовал с красивым <…> А какого цвета я была там, видели, нет?
(Моисеенко) — Гена, а он нас видит без одежды или в одежде?
(Харитонов) — Кто без одежды?
(Моисеенко) — Мабу нас видит в одежде или без одежды?
(Харитонов) — Да нет, он вас видит как-то по-хитрому. Я не могу толком сказать. Он как-то видит… наверное, порой он видит… с такой, знаешь, вот как бы… Вот если контур… не контур даже, а вот… одной линией человека обрисовать, да, вот контур, в принципе… Как бы проволочных человечков он видит. И чаще серых тонов. А Васильеву он видел… ну как… более естественно. А всех, кто считал его дурачком, он и видел их таким способом, как бы проволочками. Он всех людей так видел, именно как бы из проволочек такие сделанные, и довольно-то примитивные фигурки такие. Вот. А на этих фигурках, такие как бы огоньки… они всё время мелькают, огоньки. И вот он не голос слышит, а он читает по этим огонькам.
(Моисеенко) — Угу.
(Харитонов) — Слышит как бы вас, слышит как бы всех нас. Всех слышит по этим огонькам. Вот так как-то. Которые перебегают по этим контурам, по проволочке. Вот.
(Моисеенко) — Угу.
(Харитонов) — А Васильеву он видел более сложно. Т. е. он всё равно не видел её полностью, как человека, вот как мы видим. Он видел как-то по-своему, но там более много цветов было. Т. е. он, получается, как бы, я так понял, что это была такая реакция: его считают за примитив, и он людей видит тоже как примитив. Как бы примитивно их видит. Не в смысле, что люди примитивны, а видит их более примитивном виде. Вот так вот.
(Саляева) — А мне кажется, наоборот: просто у Ольги чувств было больше. Поэтому…
(Харитонов) — Вот Ольгу он красками и видел. А остальных людей он видел именно… вот такой как бы проволочные человечки, а на этих проволочках бегают огоньки. И вот эти огоньки, — а они все прыгают, скачут, мигают, — и вот это, получается, как бы человек говорит… Ну он как бы видел, получается, скорее всего, наверное, и видел типа что-то… Не слышал, в вот именно видел звук, наверное, вот — чувства или как, вот это вот.
(Саляева) — Да, чувства.
(Харитонов) — А потому что как-то… Вот если вспомнить тоже сеансы… он всё время: «Петя, Петя, Петя», — ну назвался Петей, он Петей и назвал. А потом вдруг резко, с того ни сего вдруг он увидел, что просто так вот считает его за дурачка вот этот Петя, и он тут же обиделся. Мол, чего он плохого сделал, за что ты меня Петя так не любишь? Было же в этих контактах, где-то было. Т. е. он резко увидел вдруг… ну как…
(Саляева) — Угу.
(Харитонов) — Ну вот он увидел просто, что вот… ну, такой обман происходит как бы, наверное. И он такой обиделся, что, за что ты меня Петя… Ну это есть в контактах. Не знаю, есть ли это в кассетах?..
(Саляева) — Нету. Этого нет в контактах. Он, может быть, специально стёр, чтобы… (смеётся) у нас не было такого знания.
(Харитонов) — И там потом те же «Первые» или «Хранители», не знаю кто, вышли… Нет, по-моему, есть… по-моему, в тексте я встречал. А, получается, я текст читал… мельком, но читал. И там вышли, и вот за что вы обидели Мабу? Сколько миров сейчас мы подняли, сколько пластов времени мы подняли — только для того чтобы от вас услышать «хи-хи»? Вот такое было.
(Саляева) — Вот это есть, да. А вот именно с Мабу — нет.
(Харитонов) — Да, вот такое есть. С Мабу это и связано было.
(Саляева) — Там обрезано, потому что я недавно только вот ещё раз прослушивала. Нет там как бы такого, что Мабу возмущается, не было. Там просто контакт-контакт, и потом, бац, резко выходит уже Мабу, и он как бы вроде как сразу обиделся, что-то такое. Нет там, обрезано.
(Харитонов) — Ну, может быть. А так вот он обиделся, он увидел как бы другим его. Но надо сказать, что он… Здесь он как сделал… он перестал смотреть. Наверное, вот так будет правильно: перестал вглядываться. Т. е. он пытался только услышать, увидеть, что его спрашивают, там как разговаривают, ну, саму беседу, чтобы поддержать, но он перестал вглядываться. И он даже в одном из контактов, по-моему, Белимов, что ли, сказал: «Мабу, как ты нас видишь?» Вот он спросил. По-моему, он сказал: «Я вас не хочу никак видеть! Потому что вы меня…» ну, типа вы не настоящие. Я на вас… как же он хотел сказать… «Я не хочу привыкать к вам ненастоящему». Вот. «Я не хочу к вам привыкать, к ненастоящему». Вот так он сказал. Ну Белимов сказал: «Ну не хочешь, и не надо» — и всё. Как будто замялся, и даже дальше не продолжалась раскладка, что имел в виду Мабу. В этом смысле. Жалко, оно, в принципе, уже было бы понятно, вот эти вот отношения.
(Саляева) — Хотела какой-то вопрос задать, забыла. А вот вопрос, например: он вот в конце, умирая, к богу же как бы, да, обратился? А что Бог вообще ответил ему? И какую просьбу он попросил, Мабу у бога?
(Харитонов) — Нет, здесь… Это ты спутала. А… это мать, когда… плот… 1248 год, когда жители деревни поставили на плот крест…
(Саляева) — Нет-нет-нет…
(Харитонов) — Положили туда кучу дров и поджигали. И кинули к подножью креста убитого сына её. И вот она взмолилась богам, и боги её услышали. Вот это вот. Но они сказали, что всё равно придётся делать выбор ещё. И в 1548 году был повторный выбор. А Мабу… Вот понимаешь, здесь самое главное что… А, ну он же сегодня же это сказал, когда про бога, про уединение… про соединение мужикам сказал: «Чтобы соединиться с богами, надо соединиться с Богом. Равное к равному». А ты спросила, что… ну как же… ну ты сейчас спросила про…
(Саляева) — Я спросила, он общается <…>.
(Харитонов) — <…> Он говорит: «Да, я был монахом, и я стал богом…» А!.. «Я был монахом, а погиб богом». Вот как!
(Саляева) — А погиб богом?
(Харитонов) — А погиб богом. Вот так он сказал: «А погиб богом». Т. е. скорее всего… А, когда берки его съели, они всё-таки потом его стали считать каким-то святым или ещё что-то. Наверное, может быть. Может быть, вот это имелось в виду. Потому что он сказал: «Я жил монахом, а погиб, — или умер, — Богом». Вот так вот. Тут, скорее всего, имеется в виду… наверное, скорее всего берки, просто, когда его уже уничтожили… А когда у него уже увидели все вот эти вот кладовые, вот эти пещеры, в пещерах вот эти зеркала. Для них же это было что-то не… Ну, в общем, много было вещей, которые непоняты были для тех времён, и они его, скорее всего, обожествили. И поэтому он так высказался, что умер богом.
(Саляева) — Я ему ещё вопросы задала, говорю: «Ты общаешься с теми, с кем мы общаемся, — ну вот, получается, — контактируешь с ними или нет?» И он ещё, по-моему, на прошлом контакте сказал, что он боится как бы Хранителей. Вот. А в этот раз спросила: он с ними разговаривает или нет? А он рассказал, как бы уже… когда маску снял, он сказал, что он с ними как бы да, тоже общается. Что-то в этом роде.
(Харитонов) — Ну, наверное. Ну как он боится? Он всё время говорил так: «Сердитый».
(Саляева) — Например, ну, что подслушивает, ну а с ними как бы не общается. Что-то такое. Было ведь такое. А тут он говорит, что он с ними контактирует, всё вроде нормально.
(Харитонов) — Хранители про него тогда… Я не помню, кто спрашивал, Белимов, Гера, — кто там не помню, спрашивал, но я помню, что спрашивала не Ольга Васильева. Потому что Ольга Васильева, она как бы была влюблена в этого Мабу. А спрашивал кто-то из… как говорится, Мабу дурачок.
(Саляева) — Угу.
(Харитонов) — И у Хранителей… а зачем он нужен? И они, довольно-таки, в жёсткой форме ответили: «Вам бы достичь хотя бы малого, что умеет Мабу, и мы бы говорили на других уровнях». Вот я не помню, то ли Гера, то ли Белимов, кто-то из них: «А что такого он достиг? Он ничего толком не может даже нам рассказать». Они говорят: «Вы не умеете спрашивать, и хотя бы просто поинтересовались бы, как он, по вашему понятию, дурак, может с вами разговаривать?»
(Саляева) — Ну тоже такого нет в контактах.
(Харитонов) — А Белимов резко: «Значит, мы, — говорит…»… А, Гера: «Ну, значит, мы такие дураки. Дурак дурака видит из далека». И они сказали: «Хорошо, пусть будет так!»
(Саляева) — Ну вот тоже такое не слышала я. Ты, Миша, слышал?
(Моисеенко) — Что-что?
(Саляева) — Ты вообще слышишь, о чём говорят?
(Моисеенко) — Я слышу-слышу. Я просто в мыслях одновременно слушаю, что вы там говорите.
(Саляева) — Ты контакты уже слушаешь?
(Моисеенко) — Не-не-нет, я вас слушаю.
(Саляева) — Ага, понял, значит. Ну, получается, если что-то… ну, как бы… плохое там самочувствие, то завтра, наверное, или сегодня почувствуете.
(Моисеенко) — Нет, судя по тому, как Гена сейчас говорит, у него всё нормально будет.
(Харитонов) — Ну да, я всего лишь почувствую.
(Саляева) — А? Что?
(Харитонов) — Я говорю <…> почувствую.
(Саляева) — Сегодня? А сейчас как, нормально?
(Харитонов) — Да нормально я лежу! Что мне может случиться? Откуда я знаю — нормально, ненормально. Я лежу. А когда я лежу, я жив и здоров. Да всё нормально, я думаю.
(Моисеенко) — Ген, вспомнил…
(Саляева) — Вот у меня <…> из глаз синий цвет выходит <…> означает, что <…> пытаюсь понять. Ага?
(Моисеенко) — Ген, я вспомнил вопрос, который Мабу задавал, и связь оборвалась, по-моему. По поводу, какого качества достигла… ну, максимального достигали при общении, и какого стоит достигнуть? Что-то в этом роде, помнишь?
(Харитонов) — Да, что-то было. Через какое качество… да, что-то было.
(Моисеенко) — А что сказал, не помнишь?
(Харитонов) — Он сказал, пока вы общаетесь… Сейчас я скажу. Даже я попробую рассказать более подробно: «Если вы всё время общаетесь с идиотом, что вы от него хотите?» Вот как-то вот так.
(Моисеенко) — (смеётся) А, понятно. Я понял.
(Саляева) — Да-да-да, всё понятно. (пауза) Ой, ну ладно. Вам, наверно, на работу ещё утром, или как?
(Харитонов) — Да, через час уже мне вставать.
(Саляева) — Ах, ничего себе! Ой, извините, пожалуйста, что мы Вас задержали!
(Харитонов) — Да нет, ничего. Уже, в принципе, ничего. Ну я встаю где-то половина пятого, чтобы просто… двадцать минут пятого у меня, по-моему, будильник, чтобы вот как раз с собакой погулять. А так у нас вечером моцион: я прогуляюсь с этой собакой, — он у меня алабай, он у меня здоровый, — и завожу его… как его зовут… в вольер. А рядом качалка вот эта вот.
(Саляева) — Угу.
(Харитонов) — И я ложусь на неё. Тут кот приходит, на меня ложится. И вот мы тут, на улице, часик-полтора валяемся.
(Саляева) — Ну Вы давайте, ложитесь спать тогда. Хотя бы часик просто полежите.
(Харитонов) — <…> жаловался, гавкал, звал меня, ну ладно, что ж теперь. Сейчас пойду с ним поваляюсь, чтобы время не терять.
(Моисеенко) — Ну, в общем, завтра я посмотрю что получилось. Скину сейчас что записал на телефон, разговоры. На «поскуке» вам послушаете, что-то интересное-неинтересное. И завтра посмотрю, что записалось на компьютере. Может быть, отчасти записалось что-то, когда мы не слышали. Такое может быть. Поэтому я посмотрю, завтра поработаю с материалом, пришлю что получилось. Нарежу то, что фактически есть.
(Саляева) — Угу. Ну ладно, потом напишите, какое у Вас самочувствие.
(Харитонов) — Ну у меня нет, — ну хорошо, — ну у меня нет такого ощущения, что было что-то провальное. Я, честно говоря, думал, что вообще ничего не будет.
(Моисеенко) — (усмехнулся).
(Саляева) — (усмехнулась).
(Харитонов) — А сам я, вообще, думал: сейчас просто поваляюсь поваляюсь, да и всё. Просто поболтаем там, да и всё. Как бы я вообще не настроен был на эти вещи.
(Моисеенко) — Ген, ты пока под горячую руку, так сказать, воспоминания, если что вспомнишь, скидывай мне! Хорошо?
(Харитонов) — Ну я понял, понял.
(Моисеенко) — Ну всё. Давай, Геннадий, тогда. Наверно всё, будем «до свидания» говорить, и до новых встреч, да?
(Харитонов) — Ладно, давай! Пока-пока!
(Саляева) — Всего хорошего вам!
(Харитонов) — Всего хорошего! Счастливо вам! (Обрыв.)
(Моисеенко) — Ген, вспомнил, был такой момент: я подключился, и ты начал произносить самостоятельно какие-то цифры… 80 там… ну какие-то просто совершенно не по порядку. И стало интересно, как будто бы кто-то тобой, что ли, управляет, или кто-то с тобой отдельно разговаривает. Потому что ты разговаривал сам. И этот фрагмент записался отчасти, когда ты называл там несколько цифр. Там, может быть… раза три или четыре двухзначные цифры ты называл. И хотел спросить, помнишь ли ты что-нибудь, смысл этих цифр? Ну таких, не маленьких, там за восемьдесят, там за семьдесят, шестьдесят, какие-то там сочетания.
(Харитонов) — Это выходила машина. И ты спрашивал, чтобы хоть кусочек пропавшего контакта… услышать кусочек. И она говорила, называла эти цифры. Потом рассказывала про вот этот приёмник… ну, как мы работаем как приёмник. Вот это было.