(Отвечающий: Мабу)
— Я буду читать учебник. Наступило время очередного сеанса. Всё было как обычно: обычная свеча, обычные люди, были все те же самые. На сей раз новых не было, чтобы не вносить неразбериху. Итак, на сеанс вышел какой-то китаец, столь древний, что уж сам запутался в датах. Ну ничего. Китаец довольно-таки славно, довольно-то культурно, и что удивительно, без ругани стал отвечать на вопросы. Сергей пытался вмешаться, он умудрился даже несколько фраз сказать из учебника… но только и всего. И причём что самое удивительное, то ли действительно так, то ли нет, но те фразы совпали с ответом. И тогда Сергей решил: «Нет, хватит! Крыша поехала». После сеанса он сказал: «Знаете, я чувствую, что пора. Давайте бросать это дело!» - «Да ты что! Это же только начало! Ты представляешь, сколько много мы можем узнать?! Да ты что, Серёга!» Андрей был в ударе, он стал ему доказывать, он стал приводить обрывки каких-то монологов, принесённых когда-то Сергеем… «Андрюша, может быть, хватит?» - «Да ты что, да мы можем… Да ты представляешь, что это будет! Да мы напишем кни…» - «Книгу?..» Эта фраза остановила Сергея, и он стал думать: книга… где-то это я уже слышал. «Ребята, а я не про какие книги не говорил в сеансах?» - «Да какие книги! Да брось ты эти книги! Давай лучше договоримся, когда ещё будем!..» Сергей развернулся и пошёл. В дорогу он кричал: «Дурак! Вернись, дурак! А, куда ты денешься!» Да, Сергей никуда не делся. При первом же зове, при первом же крике он прибежал, он сам настраивал свечу, он сам садился за стол, и стал отвечать. Но разница была в том, что он уже не мог помнить, о чём говорил он. И тогда он понял: это уже всё, теперь только больница… Друзья успокаивали, особенно очень сильно старался Андрей: «Серёга, да брось! Да ты знаешь… Да мы же станем… Да мы же организуем…» Множество-множество слов Андрей произносил в защиту сеансов. Сергей слушал их, слушал… Одна какая-то девчонка, Сергей даже не помнил её имени, кричала: «А я ведь всё записываю!..» И действительно, она всё записывала, она записывала вплоть до чиханий и плевков. Это был удивительный конспект, в нём было всё расписано по времени, по датам, и каждый чих. (Срыв.) (Обрыв.)
(Мабу) — Мабу!
(Васильева) — Мабу!
(Губин) — Мабу!
(Васильева) — Мы уже по тебе соскучились!
(Губин) — Как давно ты нас не видел?
(Васильева) — Да.
(Губин) — Сколько дней?
(Мабу) — Много. Две тьмы.
(Васильева) — О, вот это да!
(Петрова) — А сколько у тебя жён?
(Мабу) — Осталась одна.
(Васильева) — Опять одна?
(Мабу) — Почему опять?
(Васильева) — Нет, ну ты там нам тогда говорил, что одна.
(Губин) — Семь было, вроде. У тебя было семь.
(Мабу) — Ой, какая у вас память! Ну я же говорил вам, что они их забрали!
(Васильева) — Да-да, всё правильно. Мы просто пошутили.
(Мабу) — Я и то помню, что у вас есть новое имя. А жён у меня всё-таки было больше.
(Васильева) — Ого! Значит, ты нам врал, да?
(Петрова) — Ты нас обманул!
(Васильева) — Обманывал нас, да?
(Мабу) — Почему же я обманул, у меня их было…
(Васильева) — Ну-ну, считай-считай!
(Мабу) — Ой, вы говорили, а я забыл.
(Васильева) — Три.
(Мабу) — Семь!
(Васильева) — О, молодец! Запомнил.
(Мабу) — А у вас только две! А у меня больше! Они, наверное, у вас жадные, и поэтому вам не дают жён. А у меня монахи добрые.
(Васильева) — Монахи, ну-ну. (пауза) Мабу, а ты сказал монахам, что ты до семи умеешь считать? Похвастался им?
(Мабу) — Нет.
(Васильева) — А почему?
(Мабу) — Не знаю.
(Губин) — А ты скажи-скажи, а то у них рот откроется и не закроется больше.
(Васильева) — Ты глазки рисуешь?
(Мабу) — Рисую.
(Васильева) — И какие у тебя глазки получаются? Круглые?
(Мабу) — Они в головку не помещаются.
(Васильева) — У-у, вот это глаза ты рисуешь! Как же не помещаются?
(Мабу) — Не знаю.
(Васильева) — Ну, у тебя же глаза в голове-то помещаются?
(Мабу) — Да, там помещаются, а здесь нет.
(Васильева) — Ну, значит, внимательней надо быть.
(Мабу) — Нет, я хитренький, я сперва глазки рисую, а потом головку. Тогда всё помещается.
(Васильева) — Молодец! Ты глянь, какой ты умный!
(Мабу) — Да, а животик?
(Васильева) — Животик. Ну а ручки-ножки научился рисовать?
(Мабу) — Это я давно научился, но только животик теперь не помещается.
(Васильева) — Ну вот, теперь животик. Ну вот, видишь, как у тебя не получается. А зеркало у тебя есть?
(Мабу) — Чего?
(Васильева) — Ну зеркало, в которое ты смотришь.
(Петрова) — Камень, в котором ты себя видишь.
(Васильева) — Камень, да.
(Мабу) — Нельзя.
(Васильева) — Нет, нельзя уже. Монахи не дают?
(Мабу) — Смотреть можно, а иметь нельзя.
(Васильева) — А ты пробовал в реку пойти посмотреть? Знаешь, когда в реку смотришься, ты себя видишь. Не пробовал?
(Мабу) — Нет.
(Васильева) — Вот подойди к реке, чуть-чуть наклонись к воде, и увидишь там отражение. Это будешь ты.
(Мабу) — Дураки вы, что ли? Меня ж побьют!
(Васильева) — За что тебя побьют?
(Губин) — Ну, когда поведут, посмотри.
(Васильева) — Когда поведут умываться, посмотри.
(Мабу) — Да?
(Васильева) — Да, посмотри. Ты там себя увидишь, какой ты большой.
(Мабу) — Врёте вы всё.
(Васильева) — Да нет, мы не врём. А ты ещё расскажи нам, где ты ещё был?
(Губин) — В священной пещере был уже?
(Мабу) — Был.
(Губин) — Ну а слушай, а вот расскажи, что это за длинное эхо там? Как оно выглядит?
(Мабу) — Не знаю.
(Губин) — Ну как, квадратное, круглое? Как голова или как?
(Мабу) — Не знаю. Я там говорю, а она…
(Губин) — Да, повторяет.
(Мабу) — Да. Даже больше, чем моих жён.
(Васильева) — Даже больше, чем твоих жён у тебя?
(Мабу) — Да.
(Васильева) — Столько больше раз. Мабу, скажи, а ты…
(Мабу) — Мабу-у!
(Васильева) — Мабу-у. А мы и говорим: «Мабу-у», — а как? Мабу-у! Да? Так?
(Мабу) — Неправильно.
(Васильева) — Ну а как? Мабу.
(Губин) — Моба.
(Мабу) — Сам ты Моба! Мабу-у!
(Васильева) — Мабу-у. Скажи, а когда ты в пещере был… где там ты испугался, помнишь ты это? Или так и не ходил в эту пещеру?
(Мабу) — Какую?
(Васильева) — Нет, н ходил? Молодец, мы тебе сказали, чтобы ты не ходил.
(Губин) — Не ходи никуда! Не суй нос свой, куда не следует.
(Васильева) — Ну ты где-нибудь ещё бываешь? Расскажи, что ты видишь.
(Мабу) — Я?
(Васильева) — Да.
(Мабу) — Я видел Солнце.
(Васильева) — Солнце?
(Мабу) — Да.
(Васильева) — Где?
(Мабу) — В небе.
(Васильева) — В небе? Когда?
(Губин) — А раньше не видел?
(Мабу) — Не-ет.
(Васильева) — А какое?
(Мабу) — Два солнца!
(Васильева) — А-а, два солнца?
(Петрова) — Одно — когда темно, а другое — когда светло.
(Васильева) — Да?
(Петрова) — Одно похоже на огонь, наверное…
(Васильева) — Нет? Как? Два сразу?
(Мабу) — Нет.
(Васильева) — А как?
(Губин) — По очереди?
(Мабу) — Одно колючее…
(Васильева) — Одно колючее?
(Мабу) — Да.
(Губин) — А другое холодное?
(Мабу) — Холодное.
(Губин) — Белое, да?
(Мабу) — Чего?
(Губин) — Ну, белое, как облака, да?
(Васильева) — Светлое. Светит оно. Светит, как огонь.
(Мабу) — Нет.
(Васильева) — Нет? А как?
(Мабу) — Большое — оно колючее, на него смотреть нельзя…
(Васильева) — А-а.
(Мабу) — …а другое — красивое.
(Васильева) — На него можно смотреть.
(Мабу) — Только его всё время кто-то ворует.
(Васильева) — Этой ночью, да? (Срыв.) (Срыв.)— …следующая цифра.
(Васильева) — Цифра? Буква.
(Губин) — Буква.
(Васильева) — Мы закончили на букву «Ч». Следующая буква «Ш».— Иначе, та же буква «Е», только всё наоборот — мир перевернулся, в вашем представлении. Вы уже видите мир иными глазами. Чаще, к сожалению, глазами старца — старца не по уму, а по возрасту, старца, уставшего, опротивевший всё и всему. И вы хотите… (Срыв.) (Срыв.)
— Буква «Ш» — Шар. Что в вашем понятии шар?
(Губин) — Идеальная форма.— Идеальная форма.
(Петрова) — Бесконечность.— Иначе для вас есть идеал, которому вы хотели бы, если не поклоняться, то хотя бы быть похожим на него. Вы создаёте идеал в себе, и возмущаетесь, когда этот идеал не совпадает с чужим. Но не так уж и сильно вы спорите. Вы уже знаете, что в споре рождается не истина, а вражда. После хорошего спора вы расстаётесь врагами, так и не поняв друг друга. (Обрыв.)